Архив стихотворений Якуба Коласа

Залязгали
«Шабёльками»
Полковники-паны.
Не терпится
Пилсудчикам:
Им хочется войны.
Съезжаются,
Слетаются
Разбоя мастера,
Раздуть огонь
Стараются
Военного костра,
Чтоб на страну
Советскую
Вновь двинуться в поход.
Известны нам
Все замыслы
Магнатов, воевод;
Пугает их
Грядущее —
Народов грозный суд.
Желают
Нашей гибели,
А будет им капут.
Воители,
Грабители,
Что рветесь в бой, рыча?
Коль меч войны
Поднимете —
Ждет смерть вас от меча.

(К процессу над «Громадой»)

Мы знаем, братья, всё:
Неравное сраженье —
Ведь против вас и штык,
И тюрьмы, и мученья,
Шпиков продажных легион,
Господ-властей синедрион —
Комедия суда,
Над истиной глумленье.
Но вы — не горсточка:
Нас, братья, миллионы!
Несем панам правдивые законы:
Историей осуждены паны,
И не загладить им вины!
Мейштовичи страшны
В дни травли исступленной,
Но дни их сочтены,
Положен срок не длинный.
Дрожат, дрожат паны,
Как горькие осины!
А слово смелое на них наводит страх…
Страну терзал кумир
На глиняных ногах, —
Теперь он рушится
В кровавые пучины!
А Польша — не паны
Грабительской закваски,
Пилсудчики лгуны,
Прислужники-подпаски, —
Есть люди гордого полета,
Осушат грязное болото,
Приблизят панству миг развязки.
Тогда, паны, тогда, пилаты,
Нагрянет грозный час расплаты!

Еще колючки проволочных заграждений
Торчат в земле — проклятый след войны!
Еще на кладбищах кресты видны
Над головами жертв кровавых столкновений,
Еще не вспаханы поля былых сражений,
Валы окопные не снесены.
А вы, прислужники кумира золотого,
Острите вновь концы своих клыков
И пеной брызжете из злобных ртов…
Вам кровь нужна! Возжаждали ее вы снова!
Вам нестерпим расцвет союза трудового,
Где всем владеет мир былых рабов.
Ну что ж! Пускайте в ход и клевету и подкуп,
Науськивайте псов под хрип ворон!
Вам не сломить бунтующих колонн!
Нет сил у вас сдержать могучую походку
Свободной массы, сбившей с ног своих колодку,
Чтоб новой жизни возвести закон!

Коса ли звенит на покосе стальная,
Иль девушка песню поет,
Проносится ль ветер от края до края,
Иль буря ночами ревет.
То ль гром в небесах перебранку заводит,
Потоки ли катятся с гор —
Все отклик в широких просторах находит,
Всему отвечает простор.
И ты, коль про горе людское узнаешь,
Скорей отзовись, отвечай!
И ты, если кривду людскую встречаешь,
Быстрее свой голос подай!
А радость увидишь — надежды взовьются,
И птицей они полетят,
Пускай твои струны тогда засмеются
И песнею счастья звучат!

Гей, чистые сердцем!
Гей, души живые!
Идите вы долю ковать!
В груди вашей силы кипят молодые,
И есть у вас крылья летать.
Но зорко смотрите: болотная плесень
Обманной красою манит;
А гнилью затянет — душа не воскреснет,
В лазурный простор не взлетит.
Вы слышите гул молодого прибоя?
Вглядитесь-ка: ясные дни
Встают из тумана чредой золотою —
То нового мира огни.
Спешите же, братья, росою лучистой
Умыться в просторах родных,
Вдохнуть в себя воздух звенящий и чистый!
Лесов и криниц голубых.
И помните крепко: на совести вашей
Лежит еще долг вековой,
Тот долг пред народом, — ведь полною чашей
Вы черпали опыт живой
Из мудрого клада души его светлой,
Хоть был он унижен и гол.
То он, незаметный, наш труженик щедрый,
На гору вас молча возвел.
Вскормило вас потом политое поле,
Земля валунов и песков,
Вас кормит сермяга, что ласки и доли
Не знала от века веков.
Как добрые дети к народу идите,
Зовите сплотиться в борьбе,
В глаза ему правду прямую скажите
О жизни его, о судьбе!

Ты скажи мне, тьма глухая:
Долго ль будешь ты лежать?
Долго ль будет дума злая
Сердце грустью колыхать?
Не шуми ты, лес высокий,
Песнь тоски не напевай,
Дней счастливых, дней далеких
В песне той не вспоминай!
Не видать моей дороги —
Горы, лес, болота, грязь…
Сколько скорби и тревоги
В этот тяжкий, темный час!
Где ж дороженька иная?
Я стою, ответа нет,
Ночь вокруг лежит глухая
Иль сошелся клином свет?
Так скажи мне, тьма глухая:
Долго ль будешь ты лежать?
Долго ль будет дума злая
Сердце грустью колыхать?

И тут я распрощаюсь с вами,
Друзья, с кем столько мы прошли.
Теперь уже давно вы сами
Хозяева своей земли.
И все, что гнуло вас, топтало,
Что поселяло в сердце страх
И распрямиться не давало, —
Развеяно, как пыль и прах.
С пути отброшены магнаты —
Обломки рухнувших веков,
И нет панов, и нет панков —
Сметен народом строй проклятый.
Мне Богут очи намозолил,
И я сказать сегодня рад,
Что здесь его уж нету боле
И не вернется он назад.
Под школу дом его отдали —
Детишкам петрушевским в дар,
Гумно Сымону приписали,
Даниле — пуню и амбар.
Нашлись для всех земля и хата.
И я скажу от всей души:
Живи, мой край, и не тужи!
Живи привольно и богато!

Из поэмы «Возмездие»

О тайны — леса Беларуси,
О сказочный храм!
Я вам до земли поклонюся
И славу воздам.
Мне впали с младенчества в память
Дерев голоса;
Сквозь прошлого грустную заметь
Поют мне леса.
И время и даль не сокроют
Родимых ветвей, —
Шумят они в сердце листвою,
Как голос друзей.
Качаются мерно вершины
Над лоном реки.
Я вижу ковры на трясинах,
Что выткали мхи;
Тропинок глухих повороты
В траве золотой
И малых букашек заботы
Под старой сосной.
Когда же в одеждах из солнца
Придет к нам весна
И глянет впервые в оконце
Тихонько она, —
Тогда пробуждается в кронах
Бессмертия дух
И ходят чуть слышные звоны
И шепот вокруг.
И снег оседает зернистый
На мох у комля;
Брусничника лист серебристый
Выносит земля.
Покажется вдруг: на вершинах
Сидят гусляры
И славят в старинных былинах
Лесные дары.
И бор со счастливым доверьем
Раскроет свой дом,
Где люди, и травы, и звери —
Все в царстве своем.
Не раз я весною, и летом,
И в зимние дни
Входил в этот сумрак с приветом,
Как в хату родни.
И часто угрюмые думы,
Владевшие мной,
Своим ты развеивал шумом,
Даря мне покой.
Так как же тебя мне не помнить,
О песня земли,
Где люди от черной погони
Защиту нашли?

Земля в огне и в горьком дыме,
Разносит ветер гарь и чад.
Мир проклинает злое имя
Того, кто бешенством объят.
Колосья нив безбрежных стонут.
Призывный шум несут леса,
И ловит слух настороженно
Земли родимой голоса:
«Вставай, народ, всю мощь и силу
Вздымайте, села, города!
Пусть злую гибель и могилу
Найдет фашистская орда.
Сметай ее стальной метлою
Всю, до последнего полка,
И пусть под тучей грозовою
Не дрогнут сердце и рука.
Копайте яму, долокопы,
Чтобы в ее холодный прах
Упал навек тиран Европы,
Свободы, мира лютый враг!»

Зачем же кровь лилась людская?
Зачем губили мирный люд?
И все добро родного края,
И поколений многих труд?
Народ, как от чумы, помчался,
Себя не помня, в белый свет,
И горький дым столбом поднялся,
И все кресты росли вослед.
А сколько наших деток милых
У тех дорог войны лежит!
Тиха земля на их могилах,
И разоренный край молчит.
Теперь же вы, убийцы, каты,
Не прочь о мире поболтать,
Но кто же в вас решится брата,
Скажите, каины, признать?
Теперь иссякли ваши силы
В войне, что сами вы зажгли,
Руины вас страшат, могилы,
Неудержимый крах земли.
Народов праздник — день расплаты!
Пожар войны не вам залить.
Так руки прочь, убийцы, каты!
Не вам о мире говорить!

Гуси, гуси, стая вольных!
Грустен крик ваш, гуси:
Вас уводит путь раздольный
Прочь из Беларуси.
Запечалятся болота:
Отшумело лето;
И проплачут отчего-то
Лозы до рассвета.
Бобыль-ветер раным-рано
Зло в полях засвищет.
Что, бездомный, за курганом
В голом поле ищет?
Вы ж за облаком высоким
Крыльями взмахнете,
Чтоб не видеть, как осоку
Ветер гнет в болоте.
Что ж, летите! Крылья служат
Смелым для свободы.
Осень… осень… Дали тужат,
Грустно стынут воды,
И горюет сиротливый
Лес, в багрец одетый…
Ой вы, гуси! Унесли вы
Солнечное лето!

Кто нам скажет, кто ответит,
Чем грядущий год нас встретит,
Что в подарок принесет?
Год минувший не удался,
Трясся мир, и содрогался
Закопченный небосвод.
Нажитое стало прахом,
Беспощадным, страшным взмахом
Смерть коснулася земли.
На сиротских наших нивах
На места снопов счастливых
Кости грудами легли.
Вышли в поле батареи
И снаряды, не жалея,
Щедро сеяли весь год.
Отмечая путь крестами,
Разбегался, со слезами,
С мест насиженных народ.
В белорусские пределы
Злое горе залетело,
Край родной опустошен.
Чем же год нас встретит новый?
Кончит с бурею суровой?
Что несет с собою он?

Ты приди, весна желанная,
Приди!
Песней жизни, песней воли
Загуди!
На пригорки, на ложбиночки
Взгляни,
Сон тревожный, сон тяжелый
Разгони.
Ты нам силушку и радость
Подари,
Нашу темень вековую
Скорей,
Обласкай теплом несчастных,
Обогрей.
Нашу жизнь и долю трудную
Узнай,
Буйным дождичком над нивой
Просверкай.
Прогреми в бездольной выси
Голубой,
Принеси дары чудесные
С собой.
Осчастливь посевом добрым
Бедный край,
На приволье с нами дружно
Запевай.
Струны сердца всколыхни, весна,
Живей,
Чтоб на свете жить нам стало
Веселей.
Ты иди скорей, желанная,
Иди,
Раскачай ты нашу дрему,
Разбуди!

Был я малым, часто думал,
Как нагреют спину:
«Подождите, и на вас я
Припасу дубину!
Дайте мне войти в годочки
Да ума набраться!»
А покуда всем, кто старше,
Должен покоряться.
Так и рос я помаленьку,
Отдали учиться.
А учитель был сердитый —
Знал одно: браниться.
Хорошо, когда сходила
Криком заваруха;
Худо то, что паи учитель
Часто драл за ухо.
«Ну постой же! Вот избавлюсь
От твоей опеки,
Я тебе мученья эти
Не прощу вовеки!»
Так за партой размышлял я,
Ухо оттирая,
И тайком кулак в кармане
Стискивал, вздыхая.
Что ж поделать — молча терпишь,
Отомстить мечтаешь.
Дни идут, а ты в неволю
Больше попадаешь.
Вырос я, усы под носом
Тенью пролегают,
А меня честят, как прежде,
Все клюют, шпыняют.
И на сердце накипело,
Злости полны кости.
Не стерпел я, распрямился, —
Я вам, егомости!
Подождите ж, коли этак!
Я ведь не кусался!
Хватит кривды! Хватит гнета!
Взял да взбунтовался
Против власти и порядков!
Хуже всех я, что ли?
Пусть себе на вид невзрачный,
Да желаю воли!
Власть взъярилась не на шутку,
Погнала в три шеи:
«Знай, мужик, почем фунт лиха
У царя в Расее!»
Так трясли и колотили —
В чем душа осталась!
Наконец в острог загнали! —
Мол, опомнись малость.
Вот сижу я за решеткой,
Тут с уменьем мают:
Из одной норы в другую
С сенником гоняют.
Я иду, куда прикажут,
Рассуждаю тихо:
«Ничего. Переживу я
И такое лихо».
До сих пор за мной обида
Знай шагает следом,
И кулак держу в кармане
И зимой и летом.
И дают мне, как и прежде,
В ухо, в шею, в спину.
Как тут быть? Видать, потомкам
Передам дубину.

Эй, скажи, что это значит,
Ты, кого в ярмо впрягают,
Чью свободу попирают!
Сам тоскуешь, доля плачет,
И повсюду недостача…
Сеешь в поле ты немало,
Хоть и скупо всходит нива,
Отвечай же мне правдиво:
Что тебя здесь приковало?
Иль других путей не стало,
Или мир тебе закрылся?
Иль ты слеп и глух, как прежде?
Ребра видны сквозь одежду,
А сквозь шапку чуб пробился;
Что ж, ты век терпеть решился?
Не слыхал о лучшей доле?
«Ой, пустился б я в дорогу,
Только слез ведь пролил много,
Только пота море пролил
Там, где всходят песни боли;
Только твердо верю в то я,
Что посев наш в поле диком
Гневом вырастет великим
И затопит он все злое,
Все несчастье вековое».

На большой дороге,
Где стоит камора,
Я на свет родился
Под глухой шум бора,
Позднею порою,
Осенью гнилою.
По дороге торной
Днями и ночами
Люд спешит рабочий,
Пеший и с возами,
Словно кто их гонит,
Вся дорога стонет.
В разные сторонки
Мимо той сторожки
Серой паутиной
Разбрелись дорожки,
Узкие, глухие,
Стежечки кривые.
И моя, как осень,
Доля беспросветна,
Взгляд куда ни кину —
Глухо, неприветно,
Даль-то не видна мне,
Лишь коряги, камни…
И меня людская
Буря подхватила,
В омуте глубоком
С силой закружила
И несет с собою
Тяжкою волною.
Не на путь открытый
Ставит мои ноги,
Узки мои стежки,
Заросли дороги.
Я иду, хромаю,
А куда — не знаю!

Черт не так уж страшен,
Как его малюют.
Пусть порою люди
Злятся, негодуют, —
От собак от злобных
Палка есть отбиться,
От стражников-гадов
Можно откупиться!
От мундиров синих
Можно дать и драла,
И твоя свобода
Не совсем пропала;
И с людьми лихими
Можно столковаться,
И от кредиторов
Способ есть скрываться;
Ноги есть — и можно
Там и тут носиться, —
От себя же только
Никуда не скрыться!

Не в солдаты провожает
Мать родного сына,
Не на заработки к пану —
Едет в суд детина.
Знает мать, что там не шутят, —
Судьи судят строго,
Хоть сынок ее не грабил
По глухим дорогам.
Не убил, не обесславил —
Нет, помилуй боже!
Он сказал, — но что же в этом? —
Что так жить негоже.
Жить и гнуться пред богатым,
Ползать червяками,
Что достаточно терпели
Долгими веками.
Что давно пора за разум
Бедным людям взяться,
Что порядков справедливых
Нужно добиваться.
И чтоб справиться с неправдой
Да с бедою, нужно
Всем подняться неимущим
На богатых дружно.
Конь запряжен. Все готово.
Смутная дорога.
От нее седой старухе
Лишь одна тревога.
Закипают в сердце слезы:
«Что же, что же будет?»
В уголок зашла и плачет,
Чтоб не знали люди
Ни печали материнской,
Ни кручины лютой.
«С богом, милый! Пусть пошлет он
Добрую минуту».
Конь пошел, и заскрипели
Сани полозками.
Посмотрел назад бедняга
Грустными глазами —
У двора стоит старуха,
Головой кивнула
И непрошеные слезы
Рукавом смахнула.
Вот и поле. Конь — рысцою.
Ветер поддувает.
Оглянулся парень — хата
В далях пропадает.
И слезу смахнул скорее
Горькую украдкой:
Ох, не скоро ведь увидит
Он родную хатку!

Их надолго осудили,
Тяжко покарали,
Обездоленных, несчастных
В камеры загнали.
Где их детушки, где семьи?
Нынче из острога
И старухам и молодкам
В каторгу дорога.
И не знают горемыки,
На какой край света,
И куда загонит доля,
Где пройдут их лета.
И не знают, что их встретит
На пути кандальном,
Сколько им бродить под стражей
По этапам дальним.
На челе их знаки скорби
Горе написало, —
Жизнь поругана, разбита,
Ни за грош пропала!
А в глазах тоска немая
Навсегда скипелась;
Горем тяжким, горем горьким
Сердце изболелось.
Все растоптано, распято,
Жизнь — как ночь глухая,
И над будущей судьбою
Тоже тьма без края.
И, как сон, житье былое
В мыслях пронесется,
И от тех видений сердце
Больно всколыхнется.
Встанет в памяти деревня,
Хатки дорогие,
Тропки все, где пробежали
Годы молодые.
Вспомнят родственников кровных —
Близких и далеких.
Ну, а их помянут дома —
Бедных, одиноких?
Вдруг в толпе примолкшей кто-то
Грустно запевает,
Песня тихими слезами
Душу наполняет.
«Я умру, — тоскует голос, —
Труп мой не обмоют,
И далече на чужбине
Кое-как зароют.
И не будут знать родные,
Где моя могила…»
Льется песня, плачет сердце
О сторонке милой.
Сколько их, сиротских песен,
Слышно на дорогах,
Сколько силы, сколько жизней
Губится в острогах!

Памяти Л. Н. Толстого

Ты сошел с дороги жизни,
Свет погас твой чудный.
Что сказать и как поверить
В сон твой непробудный?
Ты сошел с дороги жизни,
И мрачнее стало
Царство ночи, что над нами
Крылья распластало,
Царство зла, — все, с чем ты бился
В гневе благородном!
Ты сошел с дороги жизни
Славным и свободным.
Ты сошел с дороги жизни,
Но всегда душою
С нами будешь, чтобы честных
Звать на битву с тьмою.

Встал месяц круглый, меднолицый,
Созвездье робкое зажглось.
Как косы, вспыхнули зарницы,
Как будто в небе сенокос.
Бурлит криница огневая,
И мнится: грозный вихрь рукой
Швырнул, гремя и завывая,
Огнистый гравий за рекой.
Дневных забот умолкнул голос,
Затих пичуг болотных свист,
На ниве чутко дремлет колос,
На ветке не шелохнет лист.
Люблю я ночи час тот дивный,
Когда простор, объятый сном,
Разбудит голос переливный —
Далеких туч могучий гром,
Когда протяжно загрохочет
И ухнет в небе тяжело;
И лес, взметнувшись, забормочет,
И в доме задрожит стекло.
А туча грозно наседает,
Вся в лентах молний золотых…
А ночь… а ночь еще не знает,
Что грянет буря через миг!

Ручеек расспрашивал
Вербу сиротливую,
Что над ним закинула
Голову шумливую
И, склоняясь ветками
Прямо в воду светлую,
С ветерком полуденным
Зашепталась, сетуя.
«Ты скажи мне, вербочка,
Ты ответь, унылая,
Что ты все печалишься,
Жалуешься, милая?
До поры, до осени,
Горем утомленная,
Все роняешь листики,
Венчики зеленые?
И о чем ты шепчешься
С ветерком так жалостно,
Будто ищешь гибели,
Сотрясаясь яростно?
Кудри твои пышные
Жолкнут, высекаются,
А листы упавшие
На земле валяются.
Ты скажи мне, вербочка,
Ты ответь мне, милая,
От какого горюшка
Ты так обессилела?»
Зашумела тихо Верба-сирота:
«Горько мне, любимый,
Горько неспроста!
Тяжко моим ножкам,
Камень их сдавил,
Ты своей водою
Корни мне подмыл.
Землю под ногами
Взрыл ты, раскопал.
Сок из сердца выпил,
Все себе забрал.
Зря я загубила
Молодость свою!
Ох, зачем так крепко
Я тебя люблю?»

Пред железными дверями
Темного острога
Ждет крестьянка, хочет видеть
Сына дорогого.
Ох, сынок! Сидит, соколик,
За стеной высокой,
В злой беде, в терзаньях долгих
И в нужде глубокой.
Поглядеть хотя б немного
На него охота…
К сыну рвется мать, и тяжко
Грудь томит забота.
И стоит и ожидает —
Час длиннее года.
Злые люди, их не тронет
Матери невзгода.
Сыро. Пронял ветер-сивер
До костей все тело,
И к дверям тюрьмы подходит
Старая несмело.
Мокрый узел обвернула
Ветхою тряпицей
И иззябшею рукою
Робко в дверь стучится.
Загремел ключом тюремщик,
Выглянул в оконце.
«Что тебе?» — спросил сердито.
«Ой, мое ты солнце,
Повидать нельзя ль сыночка?
Я с даля, соколик…»
«Опоздала ты, старуха,
Приходи во вторник.
А теперь домой ступай-ка
И — бывай здорова!»
И оконце загремело
Злобно и сурово.
Боже! Сколько простояла,
Времени убила,
Сколько денег на дорогу
Даром загубила.
Как ей быть? Кто растолкует?
Кто помочь ей в силе?
И к кому пойти с поклоном,
Чтоб к сынку пустили?
Жалость к сердцу подступила,
Охает бедняжка.
Сын в тюрьме уж третье лето,
Сын страдает тяжко.
Забастовку сын устроил
На дворе у пана,
И за то враги в темницу
Отвели Степана.
Постояв, опять стучаться
В двери начинает:
У начальства найти правду
Старая мечтает.
Вот начальник сам подходит
К воротам железным.
«Милый барин! Золотой мой,
Золотой, любезный,
Повидать позволь мне сына!
Из села я, милый.
Пожалей меня, старуху,
Больше нету силы!
Видишь, дождь холодный сеет
Меленько и тошно».
…Поглядел начальник зверем,
Рявкнул: «Невозможно!»
Тяжко, тяжело вздохнула
Женщина от боли.
Видно, ей такое горе
Выпало на долю.
И в отчаянье взглянула
Мать, скрестивши руки,
На тюрьму, на дом страданья
И безмерной муки.
И никто не отозвался
На ее стремленье.
И осталось без ответа
Горькое моленье.