Хожу я к тебе ежедневно
Хожу я к тебе ежедневно,
Признанье сорваться готово…
Но нет… не сказалось ни разу —
И будет ли сказано слово?
Хожу я к тебе ежедневно,
Как нимбом — увенчанный счастьем.
Когда ж возвращаюсь — мерцает
Звезда мне унылым участьем.
Так счастье цветет ежедневно:
Увяло — и вновь заалело…
Хожу я к тебе ежедневно,
А ты и не знаешь, в чем дело.
Хлебы
Федерико Гарсиа Лорка Пейзаж
Масличная равнина
Распахивает веер.
Над порослью масличной
Склонилось небо низко,
И льются темным ливнем
Холодные светила.
На берегу канала
Дрожат тростник и сумрак,
А третий — серый ветер.
Полным-полны маслины
Тоскливых птичьих криков.
О, бедных пленниц стая!
Играет тьма ночная
Их длинными хвостами.
Утро (То не прохладный дымок)
То не прохладный дымок подмосковных осенних туманов,
То не на грядку роняет листочки свои георгин:
Сыплются мне на колени, хрустя, лепестки круассанов,
Зеленоватую муть над асфальтом пускает бензин,
[Всё это присказки только. О сказках помалкивать надо.
Знаем о чем помолчать.] Понапрасну меня не учи.
Славлю я утренний кофе на светлом моем перекрестке,
Пыль под метлою гарсона и солнца косые лучи.
Утро
[Как мячик, ] скачет по двору
[Вертлявый] воробей.
Всё ты, мечта привычная,
Поешь в душе моей.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Ах, жить, о смерти думая,
Уютно и легко.
Утро (Молчи, склони свое лицо)
Молчи, склони свое лицо.
Ночному страху нет ответа.
Глубинней серого рассвета
Твое жемчужное лицо.
Томлений темных письмена
Ты иссекла на камне черном.
В моем гробу, как ночь упорном,
И ты была заключена.
Теперь молчи. Склони лицо,
Не плачь у гроба и не сетуй,
Навстречу мертвому рассвету
Яви застывшее лицо!
Утро (Нет, больше не могу смотреть я)
Нет, больше не могу смотреть я
Туда, в окно!
О, это горькое предсмертье, —
К чему оно?
Во всем одно звучит: «Разлуке
Ты обречен!»
Как нежно в нашем переулке
Желтеет клен!
Ни голоса вокруг, ни стука,
Все та же даль…
А все-таки порою жутко,
Порою жаль.
Успокоение
Увы, дитя! Душе неутоленной
Увы, дитя! Душе неутоленной
Не снишься ль ты невыразимым сном?
Не тенью ли проходишь омраченной,
С букетом роз, кинжалом и вином?
Я каждый шаг твой зорко стерегу.
Ты падаешь, ты шепчешь — я рыдаю,
Но горьких слов расслышать не могу
И языка теней не понимаю.
Трудолюбивою пчелой
Триолет (Так! Больше не скажу)
Так! Больше не скажу я ни увы! ни ах!
Мне вечно горевать, вам слушать надоело.
Весёлый триолет пускай звучит в стихах.
Но повторяться всё ж должны увы! и ах!
Адам — любовник, друг, поэт: на всех путях
Всё то же правило судьба ввести сумела:
Он должен повторять свои увы! и ах! —
Хотя мне горевать, вам слушать надоело.
Так бывает почему-то
Так бывает почему-то:
Ночью, чуть забрезжат сны –
Сердце словно вдруг откуда-то
Упадает с вышины.
Ах! – и я в постели. Только
Сердце бьется невпопад.
В полутьме с ночного столика
Смутно смотрит циферблат.
Только ощущеньем кручи
Ты еще трепещешь вся –
Легкая моя, падучая,
Милая душа моя!
Стихи о кузине
Старым снам затерян сонник
Старым снам затерян сонник.
Всё равно – сбылись иль нет.
Ночью сядь на подоконник –
Посмотри на тусклый свет.
Ничего, что так туманны
Небеса и времена:
Угадай-ка постоянный
Вид из нашего окна.
Вспомни всё, что так недавно
Веселило сердце нам;
Невский вдаль уходит плавно,
Небо клонится к домам;
Смотрит серый, вековечный
Купол храма в купол звезд,
И на нем – шестиконечный,
Нам сейчас незримый крест.
Стансы (Святыня меркнущего дня)
Сочинение
Ниничек глаза таращит
На вокзальные часы,
Очень беспокоясь на счет
Женственной своей красы.
Ждет с любовным треволненьем,
Что приеду я назад,
И взирает с нетерпеньем
В супротивный циферблат.
Завивает русы косы
И помадой щеки трет.
Но у ей глаза раскосы,
И всегда она урод.
Сойдя в Харонову ладью
Сойдя в Харонову ладью,
Ты улыбнулась — и забыла,
Все, что живому сердцу льстило,
Что волновало жизнь твою.
Ты, темный переплыв поток,
Ступила на берег бессонный
А я, земной, отягощенный,
Твоих путей не превозмог.
Пребудем так, еще храня
Слова истлевшего обета.
Я для тебя — отставший где-то,
Ты — горький призрак для меня.
Со слабых век сгоняя смутный сон
Со слабых век сгоняя смутный сон,
Живу весь день, тревожим и волнуем,
И каждый вечер падаю, сражен
Усталости последним поцелуем.
Но и во сне душе покоя нет:
Ей снится явь, тревожная, земная,
И собственный сквозь сон я слышу бред,
Дневную жизнь с трудом припоминая.
Смотрю в окно — и презираю
Смотрю в окно – и презираю.
Смотрю в себя – презрен я сам.
На землю громы призываю,
Не доверяя небесам.
Дневным сиянием объятый,
Один беззвездный вижу мрак…
Так вьется на гряде червяк,
Рассечен тяжкою лопатой.