Архив стихотворений Вильгельма Зоргенфрея

Приходит, как прежде, нежданно —
Будить от тяжелого сна,
И новая радость желанна,
И новая боль не больна.
Но платья темнее надеты,
И тени длинней от ресниц,
И в пристальном взоре просветы
Лиловых, закатных зарниц.
Коснется рукою жемчужной,
Фиалками глаз ворожит —
И маятник никнет, ненужный,
И время, жестокое, спит.
Молчания я не нарушу,
Тебе отдаю я во власть
Мою воспаленную душу,
Мою неизбытую страсть.
Дышать твоим ровным дыханьем,
И верить твоей тишине,
И знать, что последним прощаньем
Придешь ты проститься ко мне.
В тот час, когда ужас безликий
Расширит пустые зрачки,
Взовьешься из черной, из дикой,
Из дикой и черной тоски.
Возникнешь в дыму песнопений,
Зажжешься надгробной свечой,
И станешь у смертных ступеней —
Стеречь мой последний покой.

…Имею на тебя то, что оставил ты первую любовь твою.
Откров. св. Иоанна

Помнит месяц наплывающий
Все, что было и прошло,
Но в душе, покорно тающей,
Пусто, звонко и светло.
Над землею — вьюга снежная,
В сердце — медленная кровь,
Глубоко под снегом — нежная,
Позабытая любовь.
Скудно, скорбно дни истрачены,
Даль пределы обрела,
Сочтены и обозначены
Мысли, речи и дела.
Эту жизнь, безмерно серую,
Я ли, живший, прокляну?
Нет, и мертвым сердцем верую
В позабытую весну.
Пусть истлела нить печальная,
И сомкнулась пустота —
Ты со мной, моя начальная
И последняя мечта.
И легки пути тернистые,
Твой не страшен Страшный Суд.
Знаю, чьи уста лучистые
Приговор произнесут.
Тихо радость исповедую,
Память сердца озарю:
Приобщи твоей победою
К неземному алтарю.
Высоки врата престольные,
Тяжелы земные сны,
Но любви простятся вольные
И невольные вины.

Все как было, все как прежде:
Ночь без сна,
Сердце, верное надежде,
Тишина.
Зимний вечер так же долог,
Так же тих;
Те же в окнах иглы елок
Ледяных;
Та же площадь возле дома
Широка.
Эта сказка так знакома,
Так близка.
Ночь светла, и ветер злится,
В окна бьет.
Тише, тише… Кто стучится
У ворот?
Никого. В окне понуром
Тихий след;
Под зеленым абажуром
Тот же свет;
И лампадка на ночь та же
Зажжена,
И дрожит в углу на страже
Тишина.
Так. Судьбе в слепые очи
Загляни:
Будут медленные ночи,
Будут дни.
Будет сказка без границы,
Без конца —
Скрип промерзшей половицы
У крыльца,
Тихий свет перед иконой,
Тень в углу
И от лампы круг зеленый
На полу.
Сердце отдано надежде,
Верь и жди:
Скорбный крест твой, как и прежде,
На груди.

Близко то, что давно загадано
В тишине бессонных ночей:
Меркнет в дымном бархате ладана
Пламя трех зажженных свечей.
Это я — под недвижною маскою,
Это я — в кружевных волнах.
Кто-то, тихий, последней ласкою
Обвевает бессильный прах.
Смутно гаснут отзвуки пения,
Замирает тревожный гул.
Кто-то, скорбный, призраком тления
К моим мертвым устам прильнул.
В этот миг наяву свершается,
Что беззвучно таили дни:
Кто-то, светлый, ко мне склоняется
И, целуя, гасит огни.

Сердце еще не разбилось —
Верит, и любит, и ждет…
Целую ночь ты молилась,
Целую ночь, напролет.
Пламя свечи трепетало,
Дымно горело, темно.
Поздняя вьюга стучала
Сослепу в дверь и в окно.
Поутру злобным порывом
Ветер свечу погасил.
Я по тоскующим нивам,
Плача, тебя проводил.
Сердце еще не разбилось —
Верит, и любит, и ждет.
Грустно со мной ты простилась,
Гордо пошла ты вперед.
Шла ты с душою открытой,
Шла в опустевших полях…
Бог тебе будет защитой
В чуждых и дальних путях!

День сгорел. Поплыли в сумрак черный
Терема, бойницы и зубцы.
Собирались к паперти соборной
Христа ради нищие слепцы.
Проходил с царицей царь к вечерне,
Проходил, стрельцами окружен.
Позади — нестройный ропот черни,
Гром оружья, колокольный звон.
У слепых безрадостные лица,
И лампады меркнут, не горя,
И, понурясь, бледная царица
Оперлася на руку царя.
Из казны, казны своей богатой
Царь дарит убогих и слепцов.
Следом ходит шут его горбатый,
Тешит двор игрою бубенцов.
Потускнели ризы и оклады,
Замер, смолк слепых убогий хор…
Царь с царицей, стоя у ограды,
На высокий крестятся собор.
За оградой — рев и гул победный,
Вкруг царя — бояре и попы.
Ходит шут, звенит игрушкой медной
И мигает в сторону толпы.

Отзвенели, порвались струны,
Поблекли слова любви.
Дали мутны, гремят перуны,
И небо, все небо в крови.
Точит кровь по снегам узоры,
Зажигает зарево днем,
И людские темные взоры
Кровавым горят огнем.
Я ее проклинаю всей силой,
Всей силой живой души,
И мой голос, мой крик унылый
Не один, не замрет в глуши.
Любовь и во мраке светит,
Любовь зовет и в огне…
Друг, безвестный друг мой ответит,
Издалёка ответит мне.

И понеслися они в урагане высоко, высоко…
Синее море под ними, шумя, разостлалось без краю,
Волны ходили, дробясь, и сверкала холодная пена,
Ярко сверкала внизу, рассыпаясь серебряной пылью.
Мерно потом проносились они над пустынной землею,
Слышали пение ветра и нежно дрожали всем телом,
Запах вдыхая цветов и любуясь манящим узором.
…Долог был путь их воздушный, и выше они поднялися,
Выше они поднялися над царством цветов и туманов.
Было мертво, и печально, и тускло в пустынях эфира,
Вздрогнув, порвалися струны и звуков внезапно не стало.
Только стучали сердца, два созвучные сердца стучали,
Два палящие взора встречались, сближались, сплетались,
Два палящие взора — лучи загоревшихся душ их,
Вечным огнем загоревшихся душ их, зажженных любовью.

Б. Кирпичниковой

Ночью сон наш нежат вьюги, к утру будят холода.
На заре, в туманном круге, солнце греет сталь пруда.
Мы живем в высоком доме, под горой увядший сад.
В полдень, в радостной истоме, стекла алые дрожат.
На куртинах, под балконом, георгины отцвели.
Целый день с прозрачным звоном режут небо журавли.
Ветер поле обвевает, в полдень прячется в овраг,
На закате налетает, рвет и треплет красный флаг.
Чье-то тихое мерцанье гаснет трепетно вдали,
Чье-то звонкое молчанье сторожит покой земли.
Сходит день в чужие страны, стынет низкий небосвод,
И опять поют туманы, водят бури хоровод.
Вихри бьются в стены дома, крутят мутное кольцо,
Зацветающая дрема тихо всходит на крыльцо.
Сумрак сердца не встревожит, вьюга снов не замутит,
Светлый день безбурно прожит и любовью перевит.

Я стучался в сердца людские,
Молчаливой не вняв земле:
Укажите пути всеблагие,
Направьте в туманной мгле.
Были холодны, были враждебны
Пресыщенные взоры их,
Славословья, гимны, молебны
Заглушили трепетный стих.
Ныне верю, что камни живы
И живые мертвы сердца,
Ныне знаю — мгновенья лживы
И безмерна лишь святость конца.
Между мной и ликующим миром
Никогда не поблекнет тень.
Возжигайте ладан кумирам,
Возжигайте — но близок день!

1.

Прошлой ночью злобно пела вьюга,
Снег сковал густую зелень елей.
Поутру пришла моя подруга,
Принесла венок из иммортелей.
Вся в снегу железная решетка,
Вся в снегу встречает солнце утра,
На морозе ласково и четко
Расцветают краски перламутра.
Ты с креста стряхнула легкий иней
И венок к распятью прикрепила.
Зацвела под снежною пустыней
И вздохнула тихая могила.
Уходя, ты крест поцеловала…
Миг свиданья беден был и краток,
Но на влажном зеркале металла
Детских губ остался отпечаток.

2.

Тень от черного креста
На могильном ляжет камне…
Ах, вечерняя мечта
Упоительно близка мне.
Рано, рано, подожди!
Ночь еще не победила —
Злые чары на пути
Восходящего светила.
Вот, прозрачней стала высь,
Лунный отблеск множит тени,
Хрупким золотом зажглись
Посветлевшие ступени.
Тайна смерти — позади,
Тайна неба — у порога…
Рано, рано, подожди…
Подожди велений Бога.

3.

Я побежден неведомою силой,
Я приношу невидимому дань.
Проходят дни. Над скорбною могилой
Сплетает время призрачную ткань.
Мой прах истлел. Враждебные стихии
Разрушили могильную плиту.
Венки из роз, поблекшие, сухие,
Истлели, прикрепленные к кресту.
Я слышу: путник бродит меж холмами,
Минувшего отыскивая весть,
И надпись, полустертую годами,
Припав к земле, пытается прочесть.
И не найдя ответного призыва,
В могильных снах прозрев свою судьбу,
Встает с земли и думает тоскливо
Об имени уснувшего в гробу.

1. Арцыбашева

Лежу в гробу и женщин не целую…
Прохожий, это — общая судьба!
Зайди ж, как Санин некогда, в пивную
И помяни усопшего раба.

2. А. Каменского

Пофилософствуй, путник-друг,
Как всё превратно в этом мире:
Любить жену, иметь две пары брюк —
И написать рассказ «Четыре»!

3. Кузмина

Горькую банщик запьет, не утешатся Эйленбург с Мольтке…
Шутка ли: нет Кузмина, Гарден же пишет статья

4. Муйжеля

Он для народа сделал больше всех,
Взывая каждою строкою:
Снабдите русского крестьянина землею,
Иль повесть напишу длиннее втрое,
Чем «Грех».

5. Г. Чулкова

Смелой рукою стучись ты
В двери блаженной страны.
О, если бы все анархисты
Были бы так же страшны!..

6. Брешко-Брешковского

Сей писатель умер от удара,
Ибо днем и ночью он строчил,
Отсылая четверть гонорара
В магазин бумаги и чернил.