Архив стихотворений Веры Меркурьевой

I

Что, кроме песни, дать поэту?
Что, кроме песни, даст поэт –
Очаровательный привет
Разочарованному свету?

Споем ли песнь, еще не пету?
Быть может, да, быть может, нет.
Что, кроме песни, дать поэту?
Что, кроме песни, даст поэт?

Пойдем искать весенний цвет –
Мечты счастливую примету,
Но если не найдем, не сетуй –
На скорбь, и страсть, и смех – в ответ
Что, кроме песни, дать поэту?

II

Смотри, смотри: еще вчера под снегом
Твои поля как мертвые лежали –
Зимы немые, белые скрижали –
А нынче вдруг, навстречу солнца негам,
Стремглав ручьи, как рифмы, побежали.

И первый цветик, маленький и скромный,
Поднял головку, бледную немного.
О, в час твоей печали хмурься строго,
Томись, грусти, не верь – но помни, помни:
За дверью – тайна, чудо – у порога.

Можно мне, Марья Михайловна, в Вашей порыться корзиночке?
Я ничего не перепутаю, роясь привычными пальцами.
Как на мою она похожа – разве уложена и наче –
Так же в ней книги и травы перемешаны с мукою и яйцами.

Нет, непохожи: певцами лесными любимы – узорные
Травки те Ваши целительные, за луговыми покосами.
Травы мои – ядовитые, зелья мои – наговорные,
По-над болотами, знаемы одними сердитыми осами.

Ваши прошивки – мережками, Ваши дорожки-то строчены,
Ваши убрусы-то вышиты искусницею Вероникою.
А у меня-то – присухами болиголов изуроченный
Горько любуется издали полевой медвяной гвоздикою.

И всё же нам одна и та же
Упала участь на плеча:
Обеим нам – стоять на страже
У заповедного ключа.
Беречь от копоти и сажи
Свет уловимого луча.
Дороги жизни делать глаже,
Вам – терпеливо, мне – ворча.
Но риза Вам видна, ея же –
Что день – свивается парча,
Когда горит в бессрочном стаже –
Что ночь – заутрени свеча.
А мне – в тоске, игре и блажи,
Чужие цепи зря влача,
Служить, хранить – не зная даже,
Чья вручена мне епанча.
И Вам – пребыть в святом мираже,
Не спрохвала, но сгоряча.
А мне – на миг, в чужом плюмаже
Мелькнуть – и сгинуть, отзвучав.

Претерпевшие обильно
От сосудов благодати,
Упокоились бессильно –
Кийжда на своей кровати.

Но, восставши утру рану,
Одесную и ошую
Зрят взывающих осанну,
Вопиющих аллилуйю.

И бегут, не пивши чаю
Душит драма, давит рама,
Даже поезд пропуская,
Мимо трама, мнимо прямо.

Без оглядки – всё печальней,
Но наружно – всё престижней,
По Владимирке ли дальней,
По Ивановке ли ближней.

Но, вернувшись, в тонце сне им,
Внутрьуду и внеуду,
Кап – сосуды, кап – елеем,
Обоюду и повсюду.

И к прибежищу заяцам –
Ко кроватке кийжда волит,
И молитвенным абзацем
Восписует и глаголет:

Николай Угодни – чудом,
Медитацией ли – Брама,
Воспрети святым сосудам
Ездить семо и овамо.

Аните

Вы помните – ночью, в углу разоренном,
Мы двое прижались на хламе дорожном.
Последний огарок – светил только он нам
Оплывом пугливым – да больше на что ж нам?

В молчании мы расставались – и было,
Всё было без слов решено и понятно.
Мгновение каждое вечностью стыло –
И так быстролетно, и так невозвратно.

Вы видите – встреча нам радость пророчит,
И осени солнце по-летнему ярко –
Но жалко мне, жалко той горестной ночи,
Той боли прощанья – в миганьи огарка.

Потерянный рай лишь нам видится раем –
Он не был тогда им, но станет теперь им.
Мы знаем, что любим – когда мы теряем,
А до или после – не верим иль верим.

И. Р.

Ревнителю отеческих преданий,
Ценителю архивной старины,
Вершителю обрядов и сказаний,
Хранителю устоев кривизны.
Носителю мистического знака,
Властителю орнамента эмблем,
Любителю при свете Зодиака
Плести узор этических проблем,
Строителю магического кресла
(Дельфийского треножника) – тому,
В ком Византия строгая воскресла
По древлему уставу своему –
За это всё, за лик старинно-новый,
За жития мирского образец, —
Случайный дар: хотя и не терновый,
Но не лавровый – Миртовый Венец –
В стране, где нет ни мирт, не олеандра,
Приносит мудро «пленная Кассандра».

Белые косматые пчелы –
Реющий, слепительный рой –
Кроют обнаженные долы
Белой восковой пеленой.

Белые бурмицкие зерна
Сыпятся с мутной вышины,
Землю убирая – по черной
Рясе – фатою белизны.

Белая пчела – золотою –
Летом сберет цветочный мед.
Белое зерно той весною
Колосом пшеничным взойдет.

Сны мои, вспышки и улыбки –
Тающий, мелькающий рой –
Реют, переливчато-зыбки,
По-над опустелой душой.

Думки мои – нет их безвестней,
Сны мои — нет у них лица –
Станут перелетною песней
В сердце бродячего певца.

За полночь, а всё дремота
Не смыкает глаз.
Сердце без толку, без счета
Свой молотит сказ.

Не снега в полях белеют –
Не белы снежки –
То под летним ветром мреют
Тополей пушки.

Не седые те волосья
В русой той косе –
А пшеничные колосья
Поутру в росе.

Не запалые изъяны
Пожелтелых щек –
А по белому румяный
Яблочный бочок.

Эх, когда ты, сердце, где ты
Свой окончишь сказ?
А и впрямь до бела света
Не сомкнуть мне глаз.

Капитан, ссыпающий золото
В зеленую дрожь пруда.
Ревниво память уколота:
Такой же, как тот – тогда.

Мучительно разрешается
Сожженных губ немота,
И песня смолой скипается,
Такая ж, как та – тогда.

Глаза под ресницы спрячет он –
Затмится, взойдя, звезда –
И сердце зажимом схвачено
Тоски – такой, как тогда.

Неправда. Не повторяется
Ни лист, ни любовь, ни сказ,
И всё, что с нами сбывается –
Свершается в первый раз.

И если солнце померкнуло
При свете вот этих глаз –
Мы жизнь разобьем, как зеркало,
В последний — и в первый раз.

Луна чуть видимая сквозь тумана.
Все очертания будто лгут.
Не скажешь – поздно это или рано,
В цвету деревья или в снегу.

Уйти бы в зыблющиеся просторы,
Вести всю ночь (которая миг)
Воображаемые разговоры
С несуществующими людьми.

Ловить бы скрадываемые звуки,
Неразличаемые слова,
Прохладой веющие струнно руки,
Прикасающиеся едва.

Бродить бы спящею наполовину,
Пока не станет совсем легко,
Растаять Яблоновою снежиной,
Глотая лунное молоко.

Мой светлый золотой лучик,
И ты для меня погас.
Как жизнь нас без конца учит,
Что нет своего у нас.

Из золота литой листик,
В жемчужной росе берилл –
Чем песнь моя была мглистей,
Тем ласковей ты светил.

Ты жизни моей двух терций
Был спутником на груди,
Ты слышал, как мое сердце
Останавливалось почти.

Свидетелем смертной вести
Ты был для любимых глаз.
Зачем ты не тогда — вместе
С ними — для меня погас?

Судьбе ты принесен жертвой –
Нерадостной Госпоже.
Красуется теперь герб Твой
На чужом сердце уже.

В забвении глухом чувств
О малом жалеть смешно.
Но если кругом всё пусто,
Мне так без тебя темно.

Не с дерева лист падает по осени,
Не туча седатая в небе пенится,
Друг говорит подруженьке на росстани
Таковое реченьице:

– Ты замуж нейди, душа, за богатого,
Ни за бедного, а ни за красивого, –
Повысмотрели бы тебе, засватали
Что ни на есть счастливого! –

Белка поскакивает с веток на ветки,
Спесивится люба: – Этого, да того!
Невидаль – удача! всем вам на завидки
Повыйду за богатого!

Лес кроет землю червонными листьями –
Было б теплей под снегом выстаивать.
Богатый оденет – груди б не выстудить –
Шубою горностаевой! –

Друг говорит подруженьке на встретинах:
– Было поле золото, стало медново,
Что же, душа, не сделала как метила —
Вышла-таки за бедного? –

– Милый пройдет – солнце взойдет над грозами,
глянет – и без шубы тепло морозами.
Где реке ни течь – а до моря чистого,
Кого сердцу ни любить – любить истово. –

Такая сизая мгла
Давила, скукой душа,
Что пыльной тряпкой легла
Истрепанная душа.

И вдруг из-за мглы туч,
Да из-за тоски гор –
Как будто бы кто ключ
Повернул на простор –

Такой золотой дождь
Вкось, сквозь солнце, хлестал,
Что каждый простой хвощ
Папоротником стал.

Самоцветов воза
Такие с небес свез,
Что у всех на глаза –
Голубой огонь звезд.

И та, что была тряпье,
Тащившееся в пыли,
Свободу и радость пьет –
Живую воду земли.

В неясности незавершенных линий
Незамкнутый овал, неполный круг –
Плывет, осеребрен, небесный струг
Воздушною рекою тускло-синей.

То спрячется под дымку – словно иней
Морозный опушит изгибы дуг,
Всё матовей, бледнее он – и вдруг
Светло скользит над снеговой пустыней.

И самую простую в мире вещь
Он скажет мне, загадочен и вещ,
Приманчивый и ласковый насмешник:

Что больше нет в колоде зимней карт,
Что вслед за февралем наступит март
И первый расцветет в горах подснежник.

Покрасил воду в зелень-цвель
Шальной, блажной апрель.

Он солнце на ночь потушил,
Он почки распушил,

По ветру звезды разбросал,
На тучках заплясал

И кажет, в небе чуть отверст,
Свой тонкий лунный перст.

А двое шепчутся внизу
О том, что ночь в лесу,

Что мило вместе петь и жить,
Что весело любить,

Что в сердце лень, и смех, и хмель,
Что он влюблен – апрель.