Собрание редких и малоизвестных стихотворений Теодора Рётке. Здесь мы сохраняем тексты, которые ищут реже, но они дополняют картину его поэтического наследия и подходят для детального изучения творчества. Больше известных текстов — на главной странице поэта.
* * *
Мельчайшее
Витание пернатых,
Журчание цикад.
В заоблачных пенатах
Зажегся звездный взгляд:
Роднит блаженство нас
В такой осенний час.
Луна полнеть пошла,
Луна садится плавно.
Вблизи видны тела,
Далекие недавно.
Траву пробрал сквозняк—
И прежний мир возник.
Что в зарослях шуршит?
Утраченный во сне,
Конкретный мир спешит,
Спешит в меня извне,
Беззвучно ставя ноги
На грунт сырой дороги.
Мельчайшего слуга,
Я мелюзги пастух.
В лугах, где мелюзга,
Подвижен даже прах,
Там в каждом — смысла свет
И камень там крылат.
Элегия памяти Джейн
Элегия памяти Джейн,
моей студентки, убитой лошадью
Я помню ее кудряшки, похожие на усики винограда,
Ее быстрый взгляд и зубастенькую улыбку
И как она, вступив в разговор, окружалась легкими звуками
И с восторгом доказывала что-то свое,
Ласточка, милая, хвостик по ветру.
Когда она пела, трепетали ветки и веточки,
Тени ей подпевали и листья,
И шелест их переходил в поцелуи,
И пела в белесых аллеях земля, на которой выросла роза.
Грустя же, она опускалась в такие глубокие чистые бездны,
Что даже отец ее не нашел бы;
Терлась щекой о сено,
Плескалась в прозрачной речке.
Воробышек мой, тебя уже нет,
Мой папоротничек, ронявший колючую тень.
Влажные камни не могут меня утешить,
Как и мох, пораженный закатным блеском.
О если б я мог разбудить тебя,
Моя искалеченная радость,
Голубка, плескавшаяся в ручье.
Над свежей могилой я говорю о своей любви,
Не имея на это права,
Не отец, не любовник.
Распродажа
В продаже наследство — от гонки устав,
Наследники перечисляют состав:
Стул «чиппендейл», оттоманка и пуф,
Плюс погреб с кошмарами, с призраком шкаф.
Комплект полированный — глянец и блеск,
Конюшня и лес для охоты на лис,
Ротонда, где звуки оркестра лились,
Плюс деда десница, парящая здесь.
Малиновый шелк — чтоб софу накрывать,
Концертный «Бехштейн», с балдахином кровать,
Библиотека — где в бридж вистовать,
Плюс нескольких глаз водянистая муть,
Ковер из гостиной — кровавый квадрат,
Стол мощный — где каждый нажраться был рад,
Буфет — где спивался лакей, говорят,
Плюс въевшийся в дерево гнилостный смрад.
Обои из шелка, ручного письма,
Детей никогда не видавшая тьма,
Перстни в бликах греха и больного ума,
Плюс изъянец в крови, худосочной весьма.
Восторг — мой грех. Я есмь!
Роскошествую здесь,
Как кошка в развилке ветвей,
Выгибающая хребет.
Подумал и смеюсь.
Блаженства феномен,
Мне кошка греет кровь.
Когда легко, как зверь,
Она идет вдоль стен,
Я забываю все.
Прекрасна эта плоть
И не способна лгать:
Цветок разит пчелу.
Слова камней и рыб:
«Вне бездны нет земли».
Отчалил сонный луг.
Где мертвецы? Одна
Звезда плывет вблизи.
Скользит листва с луной.
Он мой — мой луг! Он мой!
С угрюмой тьмой вдвоем
Я втиснулся в проем.
Что ад? Душевный хлад.
Но кто, поймав кошачий взгляд,
Не будет втайне рад?
Интерлюдия
Воздушный вихрь с цепи сорвался вдруг.
В пылу сдирая за листком листок,
Стихия расшвыряла их вокруг.
Вот-вот, мы ждали, брызнет водосток.
Рос хаос, а меж тем за часом час
Свет поднебесный убывал и гас.
От жуткой тьмы зрачки расширились у нас,
Но был сухим простор, где пыль и пляс.
Дождь в облаках застрял, и мрак роился,
Зарылся ветер в травные холмы.
У нас в руках по жилам страх струился.
Мы ждали зря всего, что ждали мы.
Круг
Поток подземной влаги
Из-под камней и пней,
Из-под корней древес
Воскрес в один из дней,
Всплыл облачком в овраге
И в облаках исчез.
Дождь извивал зигзаги,
И облака громило
Вдали от родника,
Где все стихии мира
Скрывает камня скрытность.
Стал гулким воздух в логе.
Дождь, ослабев слегка,
При шуме смирной влаги
Сполна излился в круге
Под жесткий грунт в овраге,
Под жилу родника,
Под камня первобытность.
Песня
Я встретил босяка,
Он долго свысока
Смотрел поверх меня.
«Что сделал я тебе?» —
Я крикнул, пятясь прочь.
Вздохнула пыль вокруг,
Стена разверзлась вдруг.
Я помчался вниз по дороге,
В стране холодного камня,
В долине, где зерна мертвы.
И когда я устал, я лег
Возле дерна и дикой травы,
На отшибе равнины сырой.
Я рассматривал трещину в глине,
В сердцевине крошился комок:
Старая келья краба —
Я всмотрелся, и я запел.
Я пел абсолютно всему
Внутри этой мокрой дыры —
Я музыкой нежил нору,
Словно я спятил с ума.
И по коже прошел мороз,
И со щек моих пот потек,
Когда вдруг, или мне показалось вдруг,
Чей-то голос мне петь помог.
Детский голос, который был
Так близок и так далек.
Со слогом сливался слог,
Я целовался с камнем.
Свет надо всем
I
Иди к озерам, иди к стоячей воде,
К замшелым прудам, где плавают мертвые листья,
Трясина затягивает щепки.
Коряга перевернулась под ногой,
Всплыли длинные водоросли,
Взгляд замер.
Ветерки звенят,
Прохладен звук,
Тихим затонам
Без него невмочь.
Дождь моросил,
Что было сил,
В дреме влажной
Я там бродил.
II
— Ангел-хранитель, — спросил я, —
Разве я проклял солнце?
Повинуйся и отвечай!
Под желтеющими снопами,
Под чернеющими листами,
За стеной густого кустарника,
В некошеной траве на краю поля,
На заливном лугу, просыхающем только в августе,
Неужели целовал я прах?
Вздох мой растаял вдали,
В одиночестве устами прильнул я к камню,
Нежный, танцевал на песке.
III
Мой гость, грязи нет на руках моих,
Теплые ноздри коня могу ощутить ладонью,
Тропа убегает,
Солнечные блики играют на перекатах,
Трепещут крылышки поутру,
И огромный вяз одевается щебетаньем.
Послушай, любовь моя,
Тучный жаворонок поет в небе,
Я прикоснулся к земле, согретой взлетевшей птицей,
Соль проступила сквозь почву и засмеялась,
Папоротник, и камень, и юркая ящерица —
Каждый жил своей жизнью. Ростки с трудом пробивались,
Маленькие мои!
Я видел! Я видел!
Я видел неповторимость всего,
Мое сердце восходило с высокой травой,
Доверяли мне водоросли и птицы в гнездовьях,
Облака изменяли форму в кронах высоких кедров,
Пчела жужжала в жимолости, и падали капли росы,
Земляные черви грелись на солнце,
А я все шел и шел сквозь светящийся воздух,
Я двигался вместе с утром.
Выброшенные цветы
Канны тлеют, как шлак,
Вялые, сонные стебли,
Огромная клумба погибших цветов —
Гвоздики, вербена, трава,
Плесень, сухие листья,
Вывороченные корни,
Чьи побелевшие вены,
Как волосы, переплелись;
Комья земли сохраняют форму цветочных горшков,
Все увядает,
Но сверху гордо лежит тюльпан —
Только что умерший щеголь —
Над теми, кто перестал
Жить раньше него.
Мой дом открыт
Кричат секреты вслух,
К чему язык теперь?
И сердце настежь, друг,
И всем открыта дверь,
Мой эпос — ясность глаз,
Любовь, но без прикрас.
Предсказан смех и стон,
И боль не заперта,
И пусть я обнажен,
И щит мой — нагота,
Я сам — все, что на мне,
Но дух мой — в тишине.
Пускай мой гнев не стих,
Свершенье не соврет,
Правдивость слов моих
Закроет лгущий рот,
Закончится крик мой
Агонией немой.