Архив стихотворений Татьяны Бек

Н. Ласкиной

Голова закружилась от памяти и солнцепека…
О, картина о том, как в Москву прилетели грачи!
Одиночество — чушь.
Неустроенность — эка морока,
Если можно певцам бескорыстным крошить калачи.

О, картина о том, как однажды грачи прилетели —
Не на стенке, а так…
У забора сиди и гляди.
Ты сегодня поймешь: как душа обязательно в теле,
Так обида и боль непременно нужны позади.

Чтобы боль впереди потрясла, но уже — без обиды,
Без жестокости, мести,
а боль за людей остальных…
Начинается новая, хоть и видавшая виды,
Жизнь — под крики истошные черных грачей и грачих!

Голос молодой, прямой,
Но уже такой натруженный…
— Приходи ко мне, отужинай,
Только про любовь не пой.

…Точно выводок утят,
Годы по небу свистят —
Над лугами, над озерами,
Над почтовыми и скорыми…
Не воротятся назад!

Ты накинь-ка пальтецо,
Да швырни с крыльца кольцо
В заросли иван-да-марьины,
Да скажи себе в лицо,
Что силенки — разбазарены!

Но и то себе скажи,
Что, избавясь ото лжи,
Можно, можно, можно
заново
Вздрогнуть от гудка баржи —
Ледяного, безымянного…

Гостиничный ужас описан…
Я чувствую этот ночлег, —
Как будто на нитку нанизан
Мой ставший отчетливым век, —

Где кубики школьного мела
Крошились, где пел соловей,
Где я ни на миг не сумела
Расстаться с гордыней своей,

А вечно искала подвоха,
И на люди шла как на казнь,
И страстью горевшая — плохо
Хранила простую приязнь, —

Любимый! А впрочем, о ком я?
Ушел и растаял вдали.
Лишь падают слезы,
как комья
Сырой похоронной земли.

Но главное: в пыточном свете,
Когда проступают черты,
Мои нерожденные дети
Зовут меня из темноты:

(Сюда!) — Погодите до срока.
А нынче,
в казенном жилье,
Я проклята. Я одинока.
Я лампу гашу на столе.

Двое большелицых, странных,
Не в чести и не у дел…
Ну, из тех, которых Кранах
Полюбил бы, разглядел!

В общепитовском шалмане
Возле Яузы-реки
Жарко спорят о Коране
Вечные холостяки.

Люди музыки и бездны
Из библиотечных дыр, —
Нам они едва известны,
Ибо им противен пир

Дармовой, вранье в замашках
Умствующих воротил…
Им-то век — и на рубашках
Пуговицы открутил,

Одаривши зорким взглядом,
Чувством слова и вины.
Полагаю:
с нами рядом —
Те, которым мы должны.

С нами рядом —
эти двое:
Стан сутул, характер прям, —
Неизвестные герои,
Может быть, великих драм.

И. Ф.

Девочка-скульптор в верблюжьих носках,
С мощным изяществом в жестких руках.
Светлый самшит неизменного «стека»…
— Глина! Давай сотворим человека,
В сердце которого — нежность и страх.

Глины характер угрюм и упрям.
Но
приходящий сюда по утрам,
Тот, кем и станет впоследствии глина,
Вздрогнет однажды: «И впрямь это — храм,
А не подвал без особого чина».

…Девочка чернорабочий халат
Скинет, не чуя, что руки болят, —
Просто уже непомерно стемнело…
Страшно за жизнь,
где, обнявшись, горят
Юный талант и суровое дело.

Если ветка ноет,
Как распухшая десна,
Никакого в этом
Не ищите ребуса.
Просто скоро март,
Веснушки и весна.
Просто скоро первые
Листики прорежутся.

…Вот мне и осталось
Думать об одном,
Если все неправильно,
Если дом вверх дном,
Надо только, думаю,
Немного потерпеть.
Разойдутся из дому
Бедствия, как беженцы.

Ну а если очень
Плохо мне теперь,
Это просто скоро
Радости прорежутся.

Душа мужает, раздвигая ширь,
Когда друг друга несмертельно раним…
Стоит разлука. На рассвете раннем
Я вижу сон огромный, как Сибирь.

Не так ли чует запахи слепой?
Из области далекой и давнишней
То тиною, то звездами, то вишней
Так сладко пахнет, что хоть волком вой!

Безудержная в ревности своей,
Я слабовольна и нетерпелива…
А жизнь благоуханней, чем крапива,
И жжет сильней, и старится скорей.

Во сне, во сне гляжу издалека,
Как человек, которому за сорок,
Желая заглушить тоску и морок,
Ладонью грубой ловит светляка.

Он тоже видит спозаранку сон,
Где без дороги мы плутаем оба…
Какое счастье, что любовь — чащоба.
Чащоба, а не стриженый газон!

Долетает ли песня из сада,
Наклоняюсь ли низко над гробом, —
Я во всем, я во всем виновата,
И меня сотрясает ознобом

Не подхваченная малярия,
А наследственной памяти бездна
(Эту бабушку звали Мария,
А про ту ничего не известно…)

И вобрав изведенные души,
Как бы ясно моя ни лучилась,
Я и нынче проснусь — не заснувши:
— Сколько боли кругом приключилось!

(Это в муках ушедшая мама,
Это темного времени вектор,
Это над стадионом «Динамо»
Одиноко горящий прожектор…)

О, как быстро сменяются годы:
И метели, и талые воды,
И — позднее — крапива и мята…
— Ты во всем, ты во всем виновата.

Закат столетия свинцов…
Мы не вполне живем на свете —
Мы доживаем жизнь отцов,
Тяжелые, большие дети.

О, мы не можем ждать и дня —
Нам истину подай сейчас же! —
И в каждом гиблая родня
Гудит, свое не откричавши.

…Пока мы ссоримся впотьмах
И семечки пустые лущим, —
Ты
разметалась на ветрах,
Между прошедшим и грядущим,

Родная родина моя, —
Гостеприимные по-русски,
Не только рощи и поля,
Но и свирепые кутузки,

Но и могилы для живых,
И для здоровых лазареты…
Сошла б с ума, —
но кто за н и х
Рассмотрит новые приметы?

Если вы меня не перебьете,
Я вам человека покажу.
Это ваш товарищ по работе
Или же сосед по этажу.

Совершенно неуместный некто.
Пустомеля, спица в колесе,
Пугало Рязанского проспекта
Или Хорошевского шоссе.

Птичьего ли рынка посетитель,
Шахматных ли споров краснобай, —
Он влюбленный, а не просто зритель,
Как его в сердцах ни называй.

Сам он и не думает про это,
Я же вам ручаюсь головой:
Без его линялого берета
Вымрет город,
вымрет деловой…

Жила-была. Но неизбежны сутки,
Когда, взломав привычный кругозор,
Я совершу безумные поступки
В масштабе океана или гор.

Я —
вымиравшая от недоверья,
Подозревавшая в любви подвох —
Опомнилась и доросла до зверя:
Ласкаю камни и целую мох.

Я стала выше
(а была высокой),
Я в миску наливаю лунный свет…
Теперь в руках, изрезанных осокой,
Такая ноша, что и боли нет.

Не отрекаясь от «презренной прозы»,
В нее вдохнуть мерцание светил…

О жест, который хлопоты и грозы,
Как ниточку и нить, — перекрутил!

Если вспять поглядеть,
открывается странный масштаб:
Непомерные мелочи
и никакой перспективы…
Я любила военных оркестров
простые мотивы
И венки из еловых,
казалось бы, праздничных лап.

Я любила террасу наемную…
Детство — ожог!
Мажут спину сметаной.
А дальше — и помнить не стоит.
Если мама устанет
и на ночь окно не закроет,
Золотая звезда
изрисует косой потолок.

Никакого объема.
Но как он прихлынет порой,
Если вспомнить фигурки
в овраге рассыпанных шахмат…
О далекие дни!
Рассчитайся на первый-второй,
И ко мне, и бегом,
и полынью каникулы пахнут.