Собрание редких и малоизвестных стихотворений Татьяны Бек. Здесь мы сохраняем тексты, которые ищут реже, но они дополняют картину её поэтического наследия и подходят для детального изучения творчества. Больше известных текстов — на главной странице поэтессы.
* * *
Автопортрет
Не мстительница, не владычица,
Не хищница — но кто же, кто же я
— Осина, что листвою тычется
В жестокий холод бездорожия.
…Прошла эпоха в клубах гибели,
Промчалась облака ли, кони ли…
Ну погостили, чашу выпили
И — ровно ничего не поняли!)
Черты свои, — но складки папины:
Мое лицо,
почти увечное,
Где стали детские царапины
Морщинами — на веки вечные.
Библиотекарша
В библиотечных подвалах
запах нечитаных книг.
Лепет старушек бывалых,
сгорбленных, но не усталых.
Чести застенчивый лик.
Глупому мальчику тылом
этот неяркий подвал
кажется. Заводью с илом.
Говором мягким и милым
голос ему отвечал:
— Вы как с разинутым клювом
зимний галчонок сейчас.
Я не смогла стеклодувом
стать, но я книгу найду вам
может быть, выйдет из вас.
Вот — переплавьте осколок!
Номер поставлю в тетрадь…
День мой прекрасен и долог,
Надо по вторникам с полок
тряпочкой пыль вытирать.
Баллада о снеге
Он честно мастерил семью.
Был дух мятежный за семью
Дверьми бесповоротно заперт.
Упрямец,
он был долго занят
Охраною таких законов,
Которых не понять, не стронув.
Семья семьей. Но снег зимой
Однажды на пути домой
Увлек его к былым поземкам,
Метелицам, буранам, стужам…
Он ощутил себя потомком
И предком, а не просто мужем
С авоськами. (Открою скобки:
Кульки, и банки, и коробки —
Живая жизнь, а не мещанство.
Над ними потешаться — чванство.
Я только не желаю, чтоб,
Их добывая, он усоп.)
Итак, зима. Итак, пурга.
Он
осознал
в себе — врага
Сберкнижки, распорядка, рамок
Самодовольных… Словом, «амок»!
О нет. Он не ушел к другой,
Не бросил ни детей, ни лямку, —
Не пьяница и не изгой,
Он тесную расторгнул рамку.
И выгнуло его дугой
Такое напряженье воли,
Что он, как второгодник в школе,
Припал к непонятым азам
Любви, и совести, и боли
С прожилками житейской прозы.
…Не догадаться по глазам,
Какие
мучают
вопросы
Его, бродягу и певца.
Опять зима. Опять морозы.
И подбивает сын отца,
Несущего кульки и банки, —
Сильней толкнуть лихие санки
С крутой горы…
И — нет конца.
Баллада о памяти
О старейшая старуха
В черном капоре и ботах,
Чья последняя проруха —
Память уточнять до сотых…
Не усохли сгустки духа
В непоколебимых сотах.
Север крайний, срок бескрайний,
Долгого терпенья запах.
Пересверк алмазных граней —
Испытанье не для слабых.
…Тут сосед зовет «маманей»
И куражится, как лабух.
Утром встанет — будет краток.
«Извините. Не со зла ведь.
Что касается накладок, —
Обещаю стекла вставить».
…Он таких не видел радуг,
Как ее цветная память!
Там и звали по-другому:
Горько и чеканно — М а й я.
Память — это вспять из дому
(Молодая… Молодая…)
И — щекой прижаться к лому,
Чуть от боли приседая.
Аэропорт
Ничего из этого не выйдет,
Разве что беда произойдет.
В зале ропот — отложили вылет,
Радио пургу передает.
Между нами — снежные заносы
И ветров январских перехлест.
Небеса черны, простоволосы:
Ни луны, ни месяца, ни звезд.
Запах одиночества, транзита,
Разговор без устали и смех…
Все у всех нарушено, разбито.
Почему-то легче, что у всех…
Встреча
С таким лицом идут на подвиг
В зловещей тоге, —
С каким, на твой ступивши коврик,
Я просто вытирала ноги!
И думала, когда открыли
И вешали пальто в передней:
С таким лицом — влюбляли. Или
На грош последний
В аптеке покупали яду, —
О, наши бабки!
А я скажу: — Нет — и не надо.
Не любишь? Велика досада! —
И выбегу — пальто в охапке —
По лестнице,
потом — по саду…
Два стихотворения
1
Небеса бегут по водостокам.
Нищая земля пышней, чем — рай.
— В этом мире теплом и жестоком
Что угодно, но не умирай!
Что угодно, только не погасни.
Но
в конце безлиственного дня
Место жизни стало местом казни
Для живых оставшейся меня.
Синева синеет над кладбищем.
Хризантемы — четное число…
Для того ли маемся и рыщем,
Чтобы, как метелью, унесло
— Слышен ли мой голос? Разреши
Постоять с открытой головою.
…Отзвучала траурная медь.
Тишина ударила за нею.
Помню, вместе думали стареть
И смеяться, если поседею.
Что прорвется за всевышний круг —
Весточка, рыдание, письмо ли?
— А ничто. Разлука из разлук
Непереплываема, как море.
2
Как только свет зажгут на звездах,
Я начинаю все сначала:
— Ты был, — я говорю, — как воздух,
И я тебя не замечала.
О, даже в темный день ухода,
Когда бы грянуть одичало, —
Стояла ясная погода
И ничего не замечала!
Лишь через сутки стало вьюжно,
Трещали ветки, выли звери —
Земля прознала о потере…
На этих пустырях морозных
Никчемно, траурно и душно.
— Ну дай мне знак, по крайней мере!
Я стану жить, ему послушна.
И ты — теперь и вправду воздух —
Уже из-за небесной двери:
— Не плачь, — смеешься, — это скушно.
День рождения
Родившейся во льдах апреля,
В день Родиона-ледолома, —
Тебе ли холить ожерелья,
И ждать от праздника веселья,
И окна закрывать от грома?
Ты грянула весенней вестью,
В живую жизнь из тьмы приехав, —
И дом уподоблять поместью,
И вообще искать успехов?
Существование пустое!
Нет. Надо, чтобы год от года
Мужало мужество простое.
— Ломай себя, круши устои,
Сестра
речного
ледохода!
Деревянная дудка
Деревянная дудка, свистулька,
Для кого-то безделка, и только.
А по мне, это певчая люлька,
Вдохновения ранняя долька.
Это — музыка в детской тельняшке
На плоту уплывала по речке
И пускала простые колечки
После первой запретной затяжки.
Звук неистовый — обморок детства.
Прежде смысла и азбуки прежде.
Полюбивши его с малолетства,
Не желаю расстаться, хоть режьте!
Утверждаю,
по книгам порыскав,
Что прекраснее наших изысков
Деревянная первооснова
Дудкой произнесенного слова.
Дорожное
Каких людей, какую панораму
Увидит из окошка пассажир!
…Но темен мир,
Коль некому отбить с дороги телеграмму
И незачем искать базарный сувенир…
Зато репейник несказанно ярок,
Когда вдали, посудою гремя,
Шумит семья…
Копилку-свинку и корзинку яблок
Везет старик — счастливее, чем я!
Жесткая тропа
Я, зима, по тебе тосковала:
— Приходи, холодами трави! —
Подморозило: глину сковало:
Значит, заячьи лапы в крови.
Я ступаю жестоко и звонко —
Вот и жить бы мне звонче и злей…
Я еще повстречаю зайчонка
Среди этих бескрайних полей!
Ледяную болотную кочку,
Лисью строчку — прямую цепочку —
И сорочий рисованный след.
Полюбила, и жизнь в одиночку
Не мучительна…
Разницы нет!
За чтением
Книгу раскрою при лампе настольной,
Но через десять минут,
Как — не замечу, дорогой окольной,
Исподтишка, со шкодливостью школьной
Мысли мои улизнут.
Им ни к чему гениальный эпитет.
Пятки сверкают — учитель увидит,
Скажет, что ум нерадив.
Это понятно, что ты мне не веришь,
Но о тебе, о тебе, о тебе лишь
Думаю, книгу раскрыв!
Зависть
Я себе опостылела. Я,
Как собака на запах жилья,
К вам приду ледяным переулком,
Умирая от зависти к булкам
По субботам, к непыльным шкатулкам
И к фарфоровым всяким придуркам…
Бахрома и оранжевый свет,
А зато и любовь, и совет.
— Ну и ну! Это кто говорит?
— Это — я, осыпавшая быт
Молодою немудрою бранью.
Это я возле окон с геранью
Плачу:
я никогда вышиванью, —
Дивным крестиком: лебедь и гусь, —
Как и жизни-то — не научусь…
Звонят — откройте дверь
О неприкаянности срам!
Ходить в невероятной шляпке,
И шляться по чужим дворам,
И примерять чужие тапки…
Вам, безусловно, невдомек,
Что за нелепая фигура —
В руке цветок, в другой кулек —
Стоит на лестнице понуро?
А это — я. Я вас люблю!
Но чтобы не казаться лишней,
Лишь сообщу, что —
по рублю
На улице торгуют вишней.
Полчасика — на передых.
И снова в месиво окраин…
— Не понимаю молодых! —
Мне в спину заорет хозяин.
Изгнанница
Розгами, лозунгом и топором —
Прочь недобитых!.. Ату!..
Рослая женщина в шляпе с пером
Твердо взошла
на паром.
(В двадцать девятом и сорок втором
Сны ее скомкает гром.)
…Даже в парижском гуляя саду,
Страшную кровную слушать беду,
Не помышляя о том,
Что
в несказанно далеком году
Т а м обессмертят ее маету.
…Мы, у кого помраченье в роду
Даже архив соберем.
Куст
Сердцевидной сердцевины
Горько-сладкий вкус хорош…
— Сколько можно есть калины?
Так далеко не уйдешь.
Но за первой же поляной —
Снова звон и снова хруст:
Ало-бурый, полупьяный,
Невообразимый куст!
Крым
— Одиночество! Здравствуй, родное.
Стосковалось, поди, по сестре? —
Я мечтала о соли, о зное,
О костре на колючей горе…
Этот край в полотняной хламиде
Прямодушен и жесток с людьми.
Он толкает заблудших в обиде:
— Точно во поле, на море выйди
И уныние рыбам скорми.
Потому он душою безбеден,
Что лежит у него за душой
Камень Ведьмин,
Веками изъеден, —
Перепелочный, горький, большой…
Миг
Часто день суетлив и бездарен,
Разворован, размыт, разбазарен,
Но бывает — запомнится миг…
В зимнем дворике дворник-татарин
На скамейке разлегся, как барин,
В ожиданье друзей-забулдыг.
Не заметен, не страшен, не жалок,
Все твердит про какой-то «подарок»,
И никто во дворе не прервет
Ни горелок, ни пряток, ни салок…
Он глядит на детей и на галок
И татарскую песню поет.
Мороз
Разыскали мы одну
Ледяную рощу.
Можно даже тишину
Пробовать на ощупь!
Возле старого моста
Ветер озорует.
Это вот, наверно, там
Раки и зимуют!
Ну куда меня, куда,
Ну куда завез ты?!
Небо — крыша, да худа:
Вон какие звезды.
Только крыши нет другой,
А без друга плохо.
Снег смету с тебя рукой,
Не сдержавши вздоха…
Подружились, мерзляки,
В декабре — не в мае.
И дрожим, как медяки,
У зимы в кармане.
Моей родне
Увы, давно… Точней — давным-давно
За станцией, за озером, за радугой
Ходили в офицерское кино,
Обедали на скатерти залатанной.
Во времена каникулярных дач,
Теперь — невероятных дешевизною,
Писали письма, надували мяч,
Бродили земляничною отчизною…
Давным-давно. А кажется — вчера
Любили жизнь, любимые друг дружкою.
…Иные дни. Иные вечера.
Распался круг. Стемнело над опушкою.
Виновна ль я, что существую вкось?
Или не я, а — ветер и поветрие?
Спасибо,
что хоть в памяти не врозь,
Мои родные, давние, пресветлые!..