Все отмычки обломали воры
Все отмычки обломали воры,
А замок поскрипывал едва.
Но такого, видно, нет запора,
Что не разомкнет разрыв-трава.
Всю меня обвил воспоминаний хмель
Всю меня обвил воспоминаний хмель,
Говорю, от счастия слабея:
«Лесбос! Песнопенья колыбель
На последней пристани Орфея!»
Дивной жадностью душа была жадна,
Музам не давали мы досуга.
В том краю была я не одна,
О, великолепная подруга!
Под рукой моей, окрепшей не вполне,
Ты прощала лиры звук неполный,
Ты, чье имя томное во мне,
Как луна, притягивает волны.
Вчера ты в этой жизни жил
30-е июля
Выпросить бы у смерти
Выпросить бы у смерти
Годик, другой.
Только нет, не успеть мне
Надышаться тобой.
И доживу хоть до ста,
Моя напасть,
Не налюбуюсь досыта,
Не нацелуюсь всласть.
Вот и гляжу и таю,
Любовь моя,
Видно, уж ты такая
Ненаглядная!
Вызов
Сердце на лад сладострастный не строю,
Томную лиру разбила в щепья, —
Время мне петь роковую Трою,
Битвы смертельной великолепье.
Был и пребудешь навек иноверцем
(Бог твой мужской злых Эриний злее!),
И суждено с обагренным сердцем
Падать в сраженья Пенфесилее.
Друг перед другом мы снова предстали.
Тупо копье твое? Меч не звонок?
Иль не почетна на бранной стали
Неукротимая кровь амазонок?
Высокая волна тебя несет
Высокая волна тебя несет.
Как будто и не спишь — а снится…
И все — хрустальное, и хрупкое… И все
Слегка струится.
О как высок над головой зенит!
Как в дни блаженные, дни райские, дни оны.
И воздух так прозрачен, что звенит
Стеклянным звоном.
И в эти светы, отсветы, свеченья,
И в эти звоны звуковых течений
Ты проплываешь, обворожена,
Сама уже — и свет — и звук — и тишина.
Выставляет месяц рожки острые
Выставляет месяц рожки острые.
Вечереет на сердце твоем.
На каком-то позабытом острове
Очарованные мы вдвоем.
И плывут, плывут полями синими
Отцветающие облака…
Опахало с перьями павлиньими
Чуть колышет смуглая рука.
К голове моей ты клонишь голову,
Чтоб нам думать думою одной,
И нежней вокруг воркуют голуби,
Колыбеля томный твой покой.
Гони стихи ночные прочь
Гони стихи ночные прочь,
Не надо недоносков духа:
Ведь их воспринимает ночь,
А ночь — плохая повитуха.
Безумец! Если ты и впрямь
Высокого возжаждал пенья,
Превозмоги, переупрямь
Свое минутное кипенье.
Пойми: ночная трескотня
Не станет музыкой, покуда
По строкам не пройдет остуда
Всеобнажающего дня.
Глаза распахнуты, и стиснут рот
Глаза распахнуты, и стиснут рот.
И хочется мне крикнуть грубо:
О, бестолковая! Наоборот, —
Закрой, закрой глаза, открой мне губы!
Вот так, мучительница… Наконец!..
Не будем торопиться всуе.
Пускай спешит неопытный юнец, —
Люблю я пятилетку в поцелуе!
Гибели не призывай
Гибели не призывай: нелюбезна богам безнадежность.
Юноша мой! Встрепенись. Мудрой Венере внемли. —
Друга милее иным несговорчивым девам — подруга.
Женской рукой отопрешь то, что закрыто тебе.
Поясом тесным стяни — гордость мужа — могучие чресла,
Змеиным запястьем завей выпуклость славную мышц.
Долго б Ахилл пребывал между дев Ионийских не узнан,
Если б при виде копья в нем не проснулся герой.
Да не зажжется твой взор при знакомом воинственном кличе, —
Только приметой одной выдать себя не страшись:
Перед суровой твоей не утаивай томного вздоха, —
Не на мужские сердца стрелы ей точит Эрот.
Где море? Где небо?
Где море? Где небо? Вверху ли, внизу?
По небу ль, по морю ль тебя я везу,
Моя дорогая?
Отлив. Мы плывем, но не слышно весла,
Как будто от берега нас отнесла
Лазурь, отбегая.
Был час. — Или не был? — В часовенке гроб,
Спокойствием облагороженный лоб, —
Как странно далек он!
Засыпало память осенней листвой…
О радости ветер лепечет и твой
Развеянный локон.
Где его стрелы
«Где его стрелы, — спроси у стрелка своего, о богиня!
Пуст Купидонов колчан: все они в сердце моем!
Он не сберег ни одной для надменной моей Гермионы, —
Тщетно у милых колен слезы любовные лью.
Хищников лютых Орфей укрощает своим песнопеньем, —
Женское сердце, клянусь, сердца звериного злей:
Тщетно кифара моя ей поет самым сладостным звуком…
Непобедимую как мне победить? Научи…»
— Вспомни: дождем золотым Громовержец сошел на Данаю…
Все я сказала тебе. Если понятлив, поймешь.
Господи! Я не довольно ль жила?
До Родиона
Дирижер (Высокий, высокий)
Дирижер (У Гофмана такие маги)
Да, ты жадна, глухонемая
Да, ты жадна, глухонемая,
Жадна, Адамово ребро!
Зачем берешь, не принимая,
Тебе ненужное добро?
К чему тебе хозяйство это —
Гремучая игра стихий,
Сердцебиение поэта,
Его косматые стихи?
Мы — дикари, мы — людоеды.
Смотри же, помни: еду, еду..
Эх, «еду, еду, не свищу,
А как наеду, не спущу»!
Дом мой в снежном саване
Дом мой в снежном саване.
Ледяной покой…
Прыгает душа во мне
С радости какой?
Может быть, обещано
— Разве знаем мы? —
Птице Благовещенье
Посередь зимы,
Что без слез мне музыки
Не перенести
И от пальцев узеньких
Глаз не отвести?
Дремлет старая сосна
Дремлет старая сосна
И шумит со сна.
Я, к шершавому стволу
Прислонясь, стою.
— Сосенка-ровесница,
Передай мне силу!
Я не девять месяцев, —
Сорок лет носила,
Сорок лет вынашивала,
Сорок лет выпрашивала,
Вымолила, выпросила,
Выносила
Душу.