Архив стихотворений Шандора Петёфи

Он хозяин славный,
Только вот беда,
Что в кармане денег
Нету никогда.

У него родится
В поле хлеб густой.
Хлеб он возит в город,
Но… карман пустой.

Он в корчме не спросит:
«Эй, вина подать!»
Янош трезв. И все же
Денег не видать.

Впрочем, как сберечь их,
Коль его жена
С молодым работником
Очень уж нежна?

Известно: ребятишкам все забава…
Народы тоже ведь детьми когда-то были —
Их тешили блестящие игрушки,
Короны, троны, мантии манили.
Возьмут глупца, ведут, ликуя, к трону:
Вот и король! На короле — корона!

Вот королевства! Вот высоты власти!
Как кружат голову они. Похоже,
Что короли и в самом деле верят,
Что правят нами милостию божьей.
Нет, заблуждаетесь! Ошиблись, господа, вы!
Вы куклами лишь были для забавы!

Мир совершеннолетним стал отныне,
Мужчине не до кукол в самом деле!
Эй, короли, долой с пурпурных кресел!
Не ждите, чтоб и головы слетели
Вслед за короной, если мы восстанем.
А вы дождетесь! Мы шутить не станем!

Так будет! Меч, что с плеч Луи Капета
Снес голову на рынке средь Парижа,
Не первая ли молния грядущих
Великих гроз, которые я вижу
Над каждой кровлей царственного дома?
Не первый грохот этого я грома!

Земля сплошною сделается чащей,
Все короли в зверьков там превратятся,
И будем мы в свирепом наслажденье,
Садя в них пули, как за дичью, гнаться
И кровью их писать в небесной сини:
«Мир не дитя! Он зрелый муж отныне!»

Поп-кальвинист на белом свете жил,
А с тем попом Чоконаи дружил.
Однажды, в путь пустясь из Дебрецена
И навестивши друга невзначай,
«Дай горло промочить», — сказал смиренно
Чоконаи Витез Михай.

«Вино найдем! Как ты подумать мог,
Чтобы для друга моего глоток
Вина в моем подвале не нашелся!
Ты только пей да кружку подставляй», —
Так поп сказал, и с ним в подвал поплелся
Чоконаи Витез Михай.

«Ну, пить так пить!» — воскликнул щедрый поп.
Взмахнул рукой, из бочки пробку — хлоп!
«Я кран забыл! Я стал совсем болваном! —
Вдруг он вскричал. — Ни мига не теряй!
Беги наверх!» И побежал за краном
Чоконаи Витез Михай.

Ладонью поп отверстие зажал,
И крана он в большом волненье ждал,
Но крана нет. И поп ворчал, сердился:
«Исчез! Пропал! Такого посылай!
К какому дьяволу он провалился,
Чоконаи Витез Михай?»

Ждать больше нет терпенья. Решено.
Поп бросил бочку (вытекло вино),
В дом поднялся, все осмотрел там грозно.
Нет никого. Сиди да поджидай.
Вернулся вечером, и очень поздно,
Чоконаи Витез Михай.

А дело было, скажем прямо, в том,
Что, кран ища, обшарил он весь дом,
Все перерыл с усердьем неустанным,
Но не нашел. Где хочешь доставай!
Решил к соседям забежать за краном
Чоконаи Витез Михай.

А у соседей пир. Едва вошел,
Уже его зовут, ведут за стол.
И за едой, средь щедрых возлияний,
Хватив вина хмельного через край,
Не вспомнил о попе, забыл о кране
Чоконаи Витез Михай.

Что мне в романтизме ваших дебрей,
Соснами поросшие Карпаты!
Я дивлюсь вам, но любить не в силах,
Редкий гость ваш, но не завсегдатай.

Алфельд низменный — другое дело:
Тут я дома, тут мое раздолье.
Загляжусь в степную беспредельность,
Вырываюсь, как орел, на волю.

Мысленно парю под облаками
Над смеющимся, цветущим краем.
Колосятся нивы, версты пастбищ
Тянутся меж Тисой и Дунаем.

Звякая подвесками на шее,
Средь степных миражей скот пасется.
Днем с мычаньем обступает стадо
Водопойный желоб у колодца.

Табуны галопом мчатся. Ветер
Вбок относит топот лошадиный.
Гикают табунщики, пугая
Хлопаньем арапников равнину.

За двором качает ветер ниву,
Как ребенка на руках, и всюду,
Где ни встретишь одинокий хутор,
Тонет он средь моря изумруда.

Утки залетают вечерами
Из окрестностей, кишащих птицей.
Сядут в заводь и взлетают в страхе,
Лишь тростник вдали зашевелится.

В стороне корчма с кривой трубою,
Вся облупленная по фасаду.
Здесь, спеша на ярмарку в местечко,
Смачивают горло конокрады.

Ястреб в чаще ивняка гнездится
Близ корчмы, где дыни на баштане.
Тут от сорванцов-ребят подальше
И для выводка его сохранней.

В ивняке потемки и прохлада,
Разрослась трава, цветет татарник.
Изомлев до одури на солнце,
Ящерицы прячутся в кустарник.

А где небо сходится с землею,
Несколько туманных, стертых линий.
То верхи церковных колоколен
И садов фруктовых в дымке синей.

Алфельд! Ты красив, здесь я родился,
Здесь меня качали в колыбели.
Стань мне в будущем моей могилой
У последней и конечной цели!

Сударь, стойте, удостойте
Хоть лучом внимания!
Почему вы так скупитесь
На свое сияние?

Каждый божий день плететесь
Надо мной по небу вы,
Почему ж в моей каморке
Вы ни разу не были?

В ней темно, как будто… Тьфу ты —
Чуть не ляпнул лишнего!
Заглянули б на минуту
И обратно вышли бы!

Я поэт и существую
На стихотворения,
И поэтому живу я
В жутком помещении!

Знаете! Когда-то сами
Вы на лире тренькали
В дни, пока был Зевс не сброшен
С неба в зад коленкою!

Умоляю вас, коллега,
Быть ко мне гуманнее
И отныне не скупиться
На свое сияние.

Всю дорогу к дому думал:
«Что скажу я маме,
Ведь ее, мою родную,
Не видал годами?

И какое слово дружбы
Вымолвлю сначала —
Ей, которая мне люльку
По ночам качала?»

Сколько выдумок отличных
В голове сменялось!
И казалось — время медлит,
Хоть телега мчалась.

Я вошел. Навстречу мама!
Не сказав ни слова,
Я повис, как плод на ветке
Дерева родного.

Все, что мог, я делал,
Втайне мысль храня,
Что она полюбит
Наконец меня.

Удержу не знал я, —
Так, спалив амбар,
Рвется вдаль по крышам
Городской пожар.

А теперь я слабым
Огоньком костра
Пред шатром пастушьим
Тлею до утра.

Был я водопадом,
Рушился со скал.
Мой обвал окрестность
Гулом оглашал.

А теперь я мирно
От цветка к цветку
И от кочки к кочке
Ручейком теку.

Был я горной высью,
Выступом скалы,
Где в соседстве молний
Жили лишь орлы.

Рощей стал теперь я,
Где в тени ветвей,
Исходя тоскою,
Свищет соловей.

Чем я только не был,
Чем не стал потом!
Девушке, однако,
Это нипочем.

Нет, довольно! Брошу!
Дорога цена.
Этих жертв не стоит,
Может быть, она.

О любовь, напрасно
Цепи мне куешь!
Пусть и золотые —
Это цепи все ж.

Я взлечу на крыльях,
Цепи сброшу ниц,
Так к себе свобода
Манит без границ!

Знаешь, милый друг Петефи,
Я нисколько не боюсь,
Что тебе отдавит плечи
Счастья непосильный груз!

Подарило тебе счастье
Эту лирочку одну,
Чтоб выманивал ты песни,
Щекоча ее струну.

Если б из страны волшебной
Голос феи прозвучал:
«Ну, сынок, чего ты хочешь?
Чем бы ты владеть желал?

Я сегодня буду щедрой…
Слышишь? Песни и мечты —
Все, что хочешь, станет явью,
Если пожелаешь ты.

Хочешь славы? Станут песни
Чащей лавровых ветвей,
Так, что и венец Петрарки
Не затмит твоих кудрей!

Ведь Петрарка и Петефи
Сделались почти родней,
Уж они сумеют лавры
Поделить между собой!

А богатства пожелаешь —
Превратим любой твой стих
В жемчуга для украшенья
Шпор и пуговиц твоих!»

Ну? О чем она тоскует
И болит, душа твоя?
Друг! Откуда дует ветер —
Ты не скроешь! Вижу я!

Ты б сказал: «Прелестен жемчуг,
Слава тоже хороша,
Но, признаюсь откровенно,
Не к тому лежит душа.

Если, фея, ты желаешь
Мне доподлинных удач —
Дай мне то, чем не владеют
Ни мудрец и ни богач.

Словно две звезды в созвездье,
С милой девушкою той
В бесконечность мчаться вместе —
Вот о чем горю мечтой!

Дайте прутик, на который
Я б поймал, как птицелов,
Эту птичку, это сердце,
Этой девушки любовь!»

…И вот в сорок девятый год
Вступает Венгрия, в борьбе изнемогая.
Зловещей тьмой закрытый небосвод
Не погасил звезды родного края.
Пускай моя изранена рука —
Она сжимает рукоять клинка.
И каждый мой удар оставит след —
Кровавую печать на много лет.

Да будет этот след клеймом стыда.
И пусть, когда настанет час великий —
Последний час небесного суда, —
На лбу злодея будет он уликой.
Пусть, черные дела запечатлев,
Он на убийц обрушит божий гнев,
Чтоб не избегли справедливой кары
Те, чьей рукой задушены мадьяры!

Но мы суда господнего не ждем.
Когда еще он будет — неизвестно.
И столько раз мы слышали о том,
Что милостив и благ отец небесный,
Так бесконечна к нам его любовь,
Что он простит проливших вашу кровь.
И потому над бешеными псами
Последний суд вершить мы будем сами!