Собрание редких и малоизвестных стихотворений Сергея Боброва. Здесь мы сохраняем тексты, которые ищут реже, но они дополняют картину его поэтического наследия и подходят для детального изучения творчества. Больше известных текстов — на главной странице поэта.
* * *
Деньское метание
На столе колокольчики и жасмины, Тютчев и химера с Notre Dame.
Да, но в душе годины, как льдины,
И льдины, как разломанный храм.
Ты войдешь в комнату. — Да, все то же:
Море потолка и ящерица-день;
Жизни пустынное ложе
Трепет и тень.
Принимай же холодную ласку эту —
Васильков и жасмина;
Тебе, поэту,
Одна, все одна горюет година.
Кинематограф
Ужель уберечься
Слева — река, взрыва — справа?
Горой бульварного песка
Трамвай равнодушно бегущий снизу.
Когда блестка ее,
Кущей порывает выси,
Мчится.
О, отрясывайся, —
Небо, сводящее дорогой,
Суд походи мелкой
Молочнистый.
И вот (не может быть! ужели!
Что вы, что вы! помилуйте! —):
Скорченными ногами
Пробегает изречений
Вялый поток,
Как сон изрешетений…
Но тут лучше мне остановиться?
Не думайте, все же,
Ошибочно приписывая…
— Плисовые огни, снятся рожи —
Как этот каждый удар
Есть совершенно — трепет
Телефонных болтовней,
Перси головней расстрелив…
— И бросивши карандаш оземь,
Забыв про озимь и про все,
Презрительно забыл про что.
Игорю Северянину
Тебе, поэт, дано судьбою
Извечный звон перелагать:
Над зацветающей зарею
Наш горизонт пересекать: —
— Как огнедышащего кубка
Горит таинственный упрек!
— Не только — белизною юбка
Взметнет на небывалый рок!
Когда отверзнет с Эмпирея
На нас слетающий глагол
Жизни простор! — лишь два лакея
Кофе, шартрез несут на стол. —
Но оксюморон небывалый
Блеснет — как молния — сгорит, —
Рукою — отчего же алой? —
Мелькнет и вот — испепелит!
Но осторожнее веди же
Метафоры автомобиль,
Метонимические лыжи,
Неологический костыль!
Тебя не захлестнула б скверна
Оптово-розничной мечты,
Когда срываешь камамберно
Ты столь пахучие цветы. —
Певцам — довлеет миг свободы,
Позера — праведен излом:
Предупредить не должен годы
Ты педантическим пером.
Кисловодский курьерский
О, легкая мчимость! о, быстрая улетимость!
Как — гул колес, стук, крик лег;
Разверни хрип, вой мук живых,
И со стрелки соскальзывай — раз, два, три, — еще:
Раз, два, три! — железными зубами
Коснусь стык; зеленому огоньку
Лепетнуть. Семафор —
Язык
Опуская, чтоб вырвать вой, —
И быстрее:
Мчее, левее, милее, живее, нежнее
Змея живого медным голосом: —
Хрип звезд, брань столбов,
И: ровно — чудно, словно — бурно,
И: нудно — ёмно, скудно — до домны:
По мосту летивея —
Графиты… черноземы… сланцы…
Гра-ра-ра-фиты, —
Черно-чер-ер-ер-черноземы
Ссссслан-аннн-анцы, —
Стоп! — вынь да положь, —
Стансы. Станция. 10 минут.
Лира Лир
Борису Пастернаку
О, правьте же путь в страны
Гипербореев!
(И. Коневской)
Необыкновенная поступь времени
Костьми ложится перед сим летом.
Совершаем над быстрым льдом
Этот лет мы — одни.
Жизнь, как мельница невозможностей,
Собирает тайное зерно:
Цвет и звон усталостей
И несравненный колокол.
Дай же мне, о, золото жизни,
Врата бесконечных смыслов
Ударяя, как луч по линзе —
По трепету мысленных обрывов.
Дай, богиня, воспеть несравненно
Золота текучего прозрачный жир;
Дай мне мою умышленную Лиру Лир.
I
По воздушному троттуаруНиспускается бегучий лимузин,Прогибаясь в жизненную амбру,Расточая свои триста тысяч сил.Радуги возносятся, как дуги,Круги их — как барабаны динамо,Плуги кругов — пронзая, легки;Ввысь опрокинута воздушная яма.И сие благоприобретенное пространствоМогила призраков и мечт,Мертвого корсара долгожданствоИ неуловимый метр. —Кругом кружит любовное веселье(У меня нет времени все описать!),Гиперболы, эллипсы — взвивают кольца, Над которыми летучая рать.Протянуты в дикую бесконечность Безвоздушные, не-сущие пути:Их млечность,Точность, извивчивость, глыбность Приглашают пить нашу песню И идти.
II
Гробожизнь нестерпимо пляшет,Изваянием уведена;Бросаются в пропасть блеклые тайны,Сумасшедшие отверзают уста.Остановись, жизнь, в диком скоке,Перед тобой — неожиданная волна, —И кто ее залижет раны,Кто скажет, что она есть та: —Неощущаемая.
III
Несет лимузин синяя радуга, И радуют рабов редкие взрывы.Восстаньте на нити повелений, Дайте снам яду, жизни обрывы. Любите сердцем разгромленным, Отбросьте все покрывала — Чтобы над миром ослепленным Новая красавица восстала.
IV
Сумасшедших пляс — хороводом Нас уводит, — шепчет, шипит, горит:— Воздвигайте новое Замбези, Новый Берингов пролив,Новую Атлантиду! В неразрывные взрывы — На бегущих марганце и железе, Новую жизни кариатиду. Радиоактивное творчество! Эманировать жизнь — блеск В блески данцигской водки В напиток Фауста.
V
Нам осталось лишь встретить ее Бег, ее руки, уста, очей чернь и синь И тонкими лирами отметить ее жизнь.Будь же смарагдовым осиянием, Будь же золотом непобедимым, Будь знамением белизны, Неуследимыми вратами, Будь светильником на наш пир, Пребывающая в небытии Лира Лир.
Мечта в высях
«— А почему это у вас такой глупый и надутый вид, синьоре?» «— Мир еще не рожал дурака, подобного вам, маэстро: — разве вы не видите, что я размышляю о концах и началах?» — и с этими словами Критикко еще сильнее надулся. (Ант. Фиренчеоли)
Мечта стоит, как облако, в эфире
И страж-поэт пред ней влачит свой плен;
Не сосчитать прерывистых измен,
Не обуздать плененной духом шири.
И мир несется легким чарованьем,
И мир кипит и алчный ронит плод:
Твоей гармонией исполненный полет,
Твоим высоким жгучим ликованьем.
Не остановится прельститель мир! прощай,
На огненной ладье кидаю встречу,
И жизнь рукой стремительной отмечу:
Покинь тот верный рай, лети, играй!
Неуверение
Простота необыкновенности,
Степь — просто.
Как сила жалости,
Как утес морей.
И бьющееся вперед
Кто приневолит,
Когда из боли щедрот
Неба лед расколет.
Кинься, кинься под черный день
Под валы его перепонок.
В глазах: день и тень,
А в черни их незнакомый ребенок.
Предчувствие
Сергею Раевскому
Цветет земля рукою нежной музы! —
Качнется над водами очереть.
На яблоню взлетит звеня удод,
А над рекою тянут черногузы; —
И с ней поют и пену мечут шлюзы,
И комаров мятется хоровод,
И пышнолиственный ведут черед
Зеленые фонтаны кукурузы;
Там топот отразит певучий мост,
Турбина мельницы ведет извивы;
А здесь ютится у родимой нивы
Господней нивой серенький погост —
И кто-то говорит мне издалека,
Что и к нему приду я одиноко.
Раб
Я раб греха.
Владимир Соловьев
О, в этом топоте и шепоте
Все новое здесь для меня:
Шум площади и эти лошади
И бешеная пляска дня.
Как сон, как сон вы, пальмы милые,
Поля и хижины мои
И хищники ширококрылые,
И рек тяжелые струи. —
Цепями режущими сдавленный
Перед толпой я обнажен —
Я — солнцем яростным отравленный,
И всем, что было — явь и сон!
Сосед с прогорклыми оливками
Протягивает руку мне.
И мысли пробегут обрывками
В бунтующей нетишине,—
И странен знак сторожу поданный —
И я бледнею от стыда:
Обманом пойманый и проданный
Иду, иду, — куда? куда?
Сила мученья
Каким Гарун-аль-Рашидом
Я должен к тебе явиться!
Смотри — слова я выдам
За колесницы боевыя.
Режьте их, сабли,
Темные тела!
Куда же теперь меня завели
Решенья отчаянной мглы.
О, лейся, мое упованье,
На камень, на твердый твоей ночи!
Нет, такое стремленье
Похвалит всякая летящая душа.
Судьба стиха
К А Большаков
Каждый стих, отплывая, тонет
В разгневанных полдневных парах,
Полдень луч распаленный гонит и стонет,
Испаряя маленький прах.
Каждый стих, отплывая, гибнет
В равнодушную прорубь луны.
Она его не отринет,
Сеть мертвой, жесткой волны.
Вы же, легкие колоссы-звезды,
Вы встречаете радостно его!
И стихов налитые грозды
Не отнимет у вас никто.
Вы единое мерите сердце
Разномерным вашим лучом,
И родного приветите стрельца вы
В несравненный эфирный дом.
Вот день, разламывающий окна
Вот день, разламывающий окна,
Потрясает недолгую ночь.
Провожает спокойно его она,
Уползая, пропадая прочь.
А там, на трубах крылатых
Живой неподвижен огонь,
В сень небес голубых, измятых
Влетает деньской конь.
Опускай онемелые руки,
Вот холодная рассвета рука:
Нестерпимо спокойные звуки,
А безудержной ночи поступь легка.
Прими же все эти вещи
В голубой ночей амбар; —
Он душою твоей трепещет
Неподвижный рассветный пожар.
День сегодня был весь чистый
День сегодня был весь чистый.
Прозрачный — обиженный — гордый,
Весь в алмазинках, весь в искроплещущих слезах.
Пойдем на террасу!.. Темно. — И как только…
Ветра всклокоченная морда
Сунется пушистая ласково в рукав.
Еле внимательно взглянув и улыбнувшись: ‘Это ты ли?
Что ты хочешь в моей громопобедной мгле?
Видишь — а вон там синезоркие звезды всплыли
И, пронзая душу негасимым блеском, стоят в вышине?
Сладко образуя серебряные узоры,
Синеватое сиянье… сапфирных племен…
А не хочешь тучу? такая огромная серолиловая мгла —
Вслед за ней табуны молний, змеевидный огонь?
Мигом пригоню!..’
И летит в просторы,
Горяча березы, увлекая тени.
Снова — тишина.
И никого. Прохлада и пахучий лист.
Тихий сосновый переливчатый хвойный свист.
Дыханье милой розы
Дыханье милой розы
Я в тишине узнал,
Невольны сладки слезы,
Вздохнувши, не сдержал:
О, путеводец чистый,
О, жизнедавец мой!
Мой ангел серебристый,
Любимец мой родной.
Как будто человек зарезанный
Как будто человек зарезанный
На этой площади лежит!
А дрожь рук говорит, что нечего
Теперешнее ожидать.
Смех легче был бы не кончен,
Когда бы не тени цветков,
Зарезанный убежит с площади,
Голый бежа вперед.
Противоположная улица
Повлечет следующий труп;
Так разорваны горла накрепко
На площади в шесть часов.
Как и чем рассказать это
Как и чем рассказать это,
Эту гладь, свободу и тоску.
Мне кажется: помнил некогда
Теперь же припомнить. — мне —
Так вот — каждая минута несет
Отдельный отчетливый упрек,
Ясное страстное имя,
Которому имени нет.
Что до того, искренно ли, я ли
Представил себе всего страха боль,
Нет, все пришло сурово и равнодушно,
Я только могу за душой следить.