Архив стихотворений Семена Раича

Слышишь — соловей беспечной
Под черемухою млечной
Песнь поет весне младой;
Видишь — роз душистых ветки,
Увиваясь вкруг беседки,
Дышат радостью живой.

Наслаждайся! нам весна
Не на долгий срок дана.

Посмотри, как белы крины [1]
Над коврами луговины
Величаются красой…
Что грядущему вверяться?
Может быть, нам любоваться
Уж последнею весной!

Наслаждайся! нам весна
Не на долгий срок дана.

Там, качаясь на лилее,
Перла млечного белее,
Ранний воздух пьет роса.
Если жаждешь наслажденья, —
В нем сынам земного тленья
Не откажут Небеса.

Наслаждайся! нам весна
Не на долгий срок дана.

Дев прелестные ланиты —
Розы с лилиями слиты;
Серги перловы — роса…
Что надеждой долгой льститься?
Быстро-быстро юность мчится,
Скоро блекнет их краса.

Наслаждайся! нам весна
Не на долгий срок дана.

В цветнике благоуханном
С анемоном и тюльпаном
Прелесть-роза сдружена.
Научись у них быть другом,
С милыми делись досугом —
И — весна твоя — красна…

Наслаждайся! нам весна
Не на долгий срок дана.

Придет время, — зелень свянет,
Роза блекнуть, сохнуть станет…
Что до будущего нам? —
Видишь — стелется коврами
Зелень с юными цветами
По пригоркам и лугам.

Наслаждайся! нам весна
Не на долгий срок дана.

С сводов неба светлым утром
Сходят росы перламутром,
В ветрах дышит аромат…
Что за нами, что пред нами,
Не заботься! — дни с крылами:
Дунет ветр и — улетят.

Наслаждайся! нам весна
Не на долгий срок дана.

Розы блещут перламутром,
Воздух сладок — только утром;
День взойдет — и все не то;
Ароматы разлетятся,
Росы с розами простятся
И уйдут в эфир пустой…

Наслаждайся! нам весна
Не на долгий срок дана.

Придет лето — лето минет;
Придет осень и остынет
Кровь, играющая в нас —
И, — прости земли веселье! —
Мы пойдем на новоселье…
Насладись — пока твой час!

Насладися! нам весна
Не на долгий срок дана.

______________________

[1] Крины — лилии.

Слышу — в двери стучат, слышу — громко кричат:
«Кандалы на него! в тридцать лет не женат!»
Растворилася дверь, и замужних конвой
Ворвался, и раздался вакханский их вой:
«Кандалы на него! в тридцать лет не женат!»
— Кандалы тяжелы; но жена тяжелей! —
«Тяжелей кандалов?» — Тяжелей во сто крат! —
«Что с тобой толковать? выкупайся скорей!»
— Что хотите, — возьмите; не жаль мне казны;
Я жалею себя, я боюся жены.
Откупился… вперед не пугайте меня.
Провожаючи вас, не во гнев вам, скажу:
Кто мне скажет — женись, я как лист задрожу;
Я боюся жены, как холодного дня…
Я боюся жены, как меча, как огня.

Есть растенье на земле;
Но земля в роскошном лоне
Отреклась его питать,
И, бездомное, на клене
Иль на дубе вековом,
Приютясь, цветет и зреет
И пернатым сладкий плод
На ветвях своих лелеет.

Есть созданья на земле —
Чада высшего рожденья;
Часто им приюту нет
У детей роскошных тленья;
Всем просторно на земле,
Лучшим в мире — в мире тесно…
Чада божьи! — не роптать; —
Дом ваш там — в дали небесной

_________________

* Амела (Viscum album G.) есть кустарник из рода паразитов, растущий на деревьях, особенно на дубе, клене и липе. Друиды полагали в ней нечто священное. Р.

Священная идиллия

В ночь, при наступлении часа рождения Спасителя, три вифлеемских пастыря [1], объятые непостижимым священным восторгом, начинают разговор, сообразный с волнующим их чувствованием. В этом разговоре старший передает младшим то, что он некогда слышал от раввинов.
Исайи, гл. 10, 11.

1-й пастырь

Последние лучи на западе погасли;
Спокойно все кругом, безмолвен холм и дол;
Не щиплет муравы ни агница, ни вол,
И дремлет чуткий конь, главой склонясь на ясли;
Не дремлем мы одни, обьяты тишиной.

2-й пастырь

Нам спать в священный час?.. не знаю, что с тобой,
А я — я мысли полн неведомой, чудесной;
Во мне, играя, кровь живой струей бежит
И полну грудь то вдруг стеснит, то расширит,
Как будто, прилетев от высоты небесной,
Архангел вкруг разлил эдемский [2] аромат.

3-й пастырь

Свят, свят, свят Саваоф [3]! Превечный свят, свят, свят!
Благословен грядый Израиля спасенье!

1-й

Кого ты нам прорек, таинственный мудрец?

3-й

Внимать мне, юноши, в смирении сердец!
Пророческое вам внушаю вдохновенье:

* * *

«Высоко Ливанское древо [4] взнесло
Роскошное тенью прохладной чело,
И веки безвредно над ним пролетали,
И бурные ветры ветвей не измяли.
Гордися, Ливанское древо, красой.
Доколе твой день не настал роковой!..
Он близок; Всесильный подвигнет десницей
И древа не будет с грядущей денницей,
И в полдень — с прохладою сумрак слиян,
Как прежде, с него не сойдет на Ливан.

* * *

Тогда изыдет жезл из корене Ессея [5],
И нежный, и младой и стройный, как лилея.
Ему — начавшему подлунной жизни круг,
Всегда Аданаи [6] присутствен будет Дух,
Дух горней мудрости, Дух силы и совета,
Дух кротости святой, Дух жизненного света;
Почиет на его божественной главе
Дух страха и любви и веры к Егове [7];
И Царь, и Судия живущих неподкупной,
Он будет правдою судить земле преступной,
Смиренных вознесет, бессильных укрепит,
Насилье палицей железной поразит
И словом уст своих, нечестье избивая,
Блаженство водворит от края и до края —
И мир сошедший в мир обляжет холм и дол;
Тогда с медведями пастися будет вол
И агнец, не боясь, бродить между волками,
И тигры и козлы великими стадами
Пойдут, рассеются по пажити одной,
И будет лев, как вол, питаться муравой,
И звери, и овны делить не станут яствы,
И малое дитя их поведет на паствы;
И отрок, резвяся, коснется в забытьи
Змеи, и отойдет безвредно от змеи;
Тогда все божий созданья примирятся…

2-й

Смотрите, как лучи по небу серебрятся!
Смотрите на восток — там новая звезда
Невиданная никогда.

1-й

Нет, — это не звезда, но солнце чудной ночи,
Как ярко мечется оно к нам прямо в очи!

2-й

Каким сиянием рассыпалося там,
Где старец и жена с младенцем зримы нам!

1-й

Вы слышите ль с небес архангельское пенье?

2-й

Оно над яслями слилося в дивный глас.

3-й

И там благовестит Израиля спасенье.

1-й

Он сердце радостью священною потряс.

3-й

Младенцу, юноши, коленопреклоненье,
Се Тот, Кто предречен пророками [8] давно…
Велик и в малом бог, как он велик в великом:
Не мудрым, не царям, но пастырям дано
Его рождение узреть в вертепе диком.

________________________
[1] Вифлеемские пастыри — Вифлеем — город в Палестине; согласно Библии, родина царя Давида и место рождения Иисуса Христа. Пастырь — пастух; священник, руководитель паствы.
[2] Эдемский — райский.
[3] Саваоф — имя бога в Библии; по-еврейски: бог сил.
[4] Ливанское древо — кедр. В Библии это дерево символ величия, долголетия и прочности.
[5] Тогда изыдет жезл из корене Ессея…- имеется в виду приход мессии Иисуса Христа. Ессей (Иессей) — внук Вооза, отец Давида, полулегендарного библейского царя.
[6] Аданаи (Адонаи) — т. е. господь (см. сопроводительную статью).
[7] Егова — в Библии одно из имен бога.
[8] …предречен пророками…- Предвозвещение пророками «мессии» — божественного избавителя, праведного, непобедимого и вечного царя из дома Давидова — один из мотивов Библии (Ветхого Завета), возникший задолго до того, когда, по Евангелию, родился и жил Иисус Христос.

С незапамятных веков,
Под таинственным покровом,
За холмами облаков,
В небе светло-бирюзовом,
В недостижной вышине
Дремлет Лира в тишине.

Лишь порою Гений юный
Прилетая тайно к ней,
Ударяет в спящи струны;
Пробужденные — оне,
Вспоминая об Орфее [1],
Сеют звуки в эмпирее.

Их наслушавшись, Зефир
Ловит по зыбям эфира
И приносит в дольний мир…
Смолкнет Лира, но у мира,
Но у избранных он жив —
Струн пленительный отзыв,

* * *

Чаще, чаще, добрый Гений,
К горней Лире прилетай;
Чаще с струн ее свевай
Нам отраду песнопений,
Как свевал ее Орфей
У безжизненных теней.

______________________

[1] Орфей (греч. миф.) — фракийский певец и музыкант, изобретатель музыки и стихосложения, обладавший чарующим голосом. Музыка Орфея заставляла растения склонять ветви, сдвигала камни, укрощала диких зверей.

Поезжай! счастливый путь!
Добрый час — Алине!
Но, мой ангел, не забудь
Обо мне в чужбине!
От тебя вдалеке
Буду жить я в тоске;
Ты ж, кто знает, — в новом круге
Вспомнишь ли о прежнем друге?

Вспомни обо мне хоть раз
В дальней ты дороге!
Друг твой будет каждый час
О тебе в тревоге;
Мысль моя за тобой
Полетит в край чужой.
Ты ж, кто знает, — в новом круге
Вспомнишь ли о старом друге?

Часто буду я блуждать
По брегам уныло
И у камней вопрошать:
Где мой ангел милый?
Я тебя буду звать,
О тебе все мечтать.
Ты ж, кто знает, — в новом круге
Вспомнишь ли о прежнем друге?

Часто буду обходить
Рощицы и долы,
И на память приводить
Прежни дни веселы,
Как жилось нам вдвоем
У любви под крылом.
Ты ж, кто знает, — в новом круге
Вспомнишь ли о прежнем друге?

Здесь, скажу, у этих струй
Вспыхнул гнев Алины;
Здесь согласья поцелуй
Расцветил долины;
Этот луг, этот брег
Был для нас раем нег.
Ты ж, кто знает, — в новом круге
Вспомнишь ли о прежнем друге?

Вкруг тебя в стране чужой
Будут увиваться
Резвы юноши толпой,
Будут, может статься,
Уверять, друг, тебя
И в любви, не любя.
О! кто знает, — в шумном круге
Вспомнишь ли о скромном друге?

Вспомни, свет моих очей!
Не забудь, друг милый,
О любви к тебе моей —
Верной до могилы;
Вспомни, как в первый раз
Ты в любви мне клялась…
О! кто знает, — в новом круге
Вспомнишь ли о прежнем друге?

Что ты замолк и сидишь одиноко?
Дума лежит на угрюмом челе!..
Видишь — бокалы с вином на столе!
Полно же мыслью носиться далеко!
Стукнем бокал о бокал и запьем
Мрачную думу веселым вином!..

— «Нет! други, если б и самая Геба [1]
С светлой улыбкой младого чела
Нектару в дружний бокал налила, —
Верьте: и самий напиток бы неба
Прежней веселости мне не отдал…
Прочь от меня налитой мне бокал!»

Друг! у тебя навернулися слезы;
Что твое сердце сдавило тоской?
Здесь, пред друзьями, всю тайну открой, —
Горьки ль потери, судьбы ли угрозы,
Иль отравившая душу любовь?
Сдерни, сорви с нас сомнений покров.

«Други! видали ль вы в древней дуброве
Громом нежданным разбитую ель?
Зрели ль, когда, набежавший на мель,
Бренный челнок сокрушался в основе?
Легкие веслы и руль пополам…
Это ваш друг, обреченный слезам.

Долго не знал я на свете приюту,
Долго носила земля сироту,
Долго я в сердце носил пустоту…
Раз в незабвенную жизни минуту —
Раз я увидел созданье одно:
В нем было небо мое вмещено.

Русые кудри вилися струею,
Ластились к шее лилеи белей,
Зыбью ложились на перлы грудей;
Очи — играли моею душею —
Очи, чернее осенних ночей,
Майской у ней улыбались зарей.

С ней я зимой вечерами делился,
Ею одной — и дышал я и жил,
С нею блаженство потоками пил,
С ней… но довольно! я с ней… разлучился!..
Что еще слушать? я все досказал…
Дайте скорей налитой мне бокал.»

_____________________

[1] Геба (греч. миф.) — богиня юности, дочь Зевса и Геры; на Олимпе подносила богам нектар и амброзию.

Лей нам, чашник, лей вино
В чашу дружбы круговую,
Лучший дар небес, оно
Красит жизнь для нас земную.

В сердце юноши живом
Пламень страсти умеряет;
В сердце старца ледяном
Пламень страсти зажигает.

Искры светлого вина —
Искры солнца огневого;
Чаша — майская луна,
Прелесть неба голубого.

Дай же солнечным лучам
С лунным светом сочетаться!
Дни летят, — недолго нам
Красным маем любоваться.

Розы грустны, — минет день,
И красавицы увянут…
Соку гроздий нам напень —
Розы с наших лиц проглянут.

Соловей в последний раз
Песнь поет своей подруге…
Нам его заменит глас
Чаши звон в веселом круге.

Пусть несется день за днем,
Пусть готовит рок угрозы.
В день печали — за вином
Ветр обвеет наши слезы.

Лей же, чашник, лей вино
В чашу дружбы круговую,
Лучший дар небес, оно
Красит жизнь для нас земную.

Распевай, распевай, соловей,
Под наклонами сирени!
В час досуга, с ложа лени,
Сладко к песне роскошной твоей
Мне прислушиваться.

Распевай, распевай, соловей!
Ты судьбой своей доволен,
Ты и весел, ты и волен,
И гармония песни твоей
Льется радостно.

Распевай, распевай, соловей,
Под наклонами сирени!
Пробуди меня от лени
И любовь к песнопенью навей
На разнеженного.

Вдалеке от друзей и от ней,
От Алины вечно милой,
Не до песней мне уж было…
Пробуди же меня, соловей,
От бездейственности!

Распевай, распевай, соловей,
Под наклонами сирени!
И восторги песнопений
Перелей в меня трелью твоей
Рассыпающейся.

(Из повести «Смерть Евы» графини Д. Салюццо-Роэро)

Ветер мая, воздыхая
В купах роз и лилей,
И крылами и устами
Тихоструйнее вей!
Тише порхай меж цветов!
Я пою мою любовь.

Месяц томный, ночи скромной
И сопутник и друг,
Светом чистым, серебристым
Осыпающий луг,
Улыбайся с облаков!
Я пою мою любовь.

Ток прозрачный, через злачны
Красны долы катясь,
Легкий ропот, сладкий шепот
В тихий полночи час
Разливай меж берегов!
Я пою мою любовь.

Пойте, птицы, до денницы,
До рассветных лучей,
Пойте слаще в темной чаще
Под наклоном ветвей.
Слей свой голос, соловей,
С песнею любви моей!

Подражание К. Галлу

Лида, веселье очей распаленных;
Зависть и чудо красот несравненных,
Лида, ты лилий восточных белей,
Розы румянее, ясмина нежней, —
Млеть пред тобою — двух жизней мне мало…
Дева восторгов, сними покрывало,
Дай насмотреться на злато кудрей,
Дай мне насытить несытость очей
Шеи и плеч снеговой белизною;
Дай надивиться бровей красотою,
Дай полелеяться взорам моим
Отцветом роз на ланитах живым.
Нежася взором на взоре прелестном,
Я утонул бы в восторге небесном,
С длинных ресниц не спустил бы очей:
Лида, сними покрывало скорей!

Скромный хранитель красот, покрывало,
Нехотя кудри оставя, упало,
Млею, пылаю, дивлюсь красотам…
Лида, скорее устами к устам!
Жалок и миг, пролетевший напрасно;
Дай поцелуй голубицы мне страстной…
Сладок мне твой поцелуй огневой:
Лида, он слился с моею душой.

Полно же, полно, о дева любови!
Дай усмириться волнению крови, —
Твой поцелуй, как дыханье богов,
В сердце вливает чистейшую кровь…
Дымка слетела, и груди перловы
Вскрылись, и вскрыли элизий мне новый.
Сладко… дыхание нарда и роз
В воздухе тонком от них разлилось.
Тихий их трепет, роскошные волны
Жизнью несметной небесною полны.
Лида, о Лида, набрось поскорей
Дымку на перлы живые грудей:
В них неземное биенье, движенье,
С них, утомленный, я пью истощенье.
Лида, накинь покрывало на грудь,
Дай мне от роскоши нег отдохнуть.

Светит солнце, воздух тонок,
Разыгралася весна,
Вьётся в небе жаворонок —
Грудь восторгами полна!

Житель мира — мира чуждый,
Затерявшийся вдали, —
Он забыл, ему нет нужды,
Что творится на земли.

Он как будто и не знает,
Что не век цвести весне,
И беспечно распевает
В поднебесной стороне…

Нет весны, не стало лета…
Что ж? Из грустной стороны
Он в другие страны света
Полетел искать весны.

И опять под твердью чистой,
На свободе, без забот,
Жаворонок голосистый
Песни радости поёт.

Не поэта ль дух высокий,
Разорвавший с миром связь,
В край небес спешит далёкий,
В жаворонке возродясь?

Жаворонок беззаботный,
Как поэт, всегда поёт
И с земли, как дух бесплотный,
К небу правит свой полёт.

«Что в лесу наедине,
Что, кукушка, ты кукуешь?
Ты, конечно, о весне
Удалившейся тоскуешь?»

«О весне тоскую? Нет!
Не люблю весны я вашей:
Только летом мил мне свет,
Лето знойное мне краше».

«Но весною всё цветёт,
Воздух сладок, небо чисто,
Нежно соловей поёт
Под черемухой душистой».

«Он поёт, но что поёт?
Негу страсти и беспечность,
Солнца красного восход
И блаженства скоротечность».

«Что же петь певцу весны
У весны на новоселье?
Он под кровом тишины
Счастлив и поёт веселье».

«Это больно для меня:
Он счастлив, а я тоскую;
Он поёт с рассветом дня,
Я с рассветом дня — кукую!»

Что за жизнь? Ни на миг я не знаю покою
И не ведаю, где приклонить мне главу.
Знать, забыла судьба, что я в мире живу
И что плотью, как все, облечён я земною.
Я родился на свет, чтоб терзаться, страдать,
И трудиться весь век, и награды не ждать
За труды и за скорбь от людей и от неба,
И по дням проводить… без насущного хлеба.

Я к небу воззову — оно
Меня не слышит, к зову глухо;
Взор к солнцу — солнце мне темно;
К земле — земля грозит засухой…
Я жить хочу с людьми в ладу,
Смотрю — они мне ковы ставят;
Трудясь, я честно жизнь веду —
Они меня чернят, бесславят.

Везде наперекор мне рок,
Везде меня встречает горе:
Спускаю ли я свой челнок
На море — и бушует море;
Спешу ли в Индию — и там,
В стране, металлами богатой,
Трудясь, блуждая по горам,
Я нахожу… свинец — не злато.

Являюсь ли я иногда,
Сжав сердце, к гордому вельможе,
И — об руку со мной беда:
Я за порог лишь — и в прихожей
Швейцар, молчание храня
И всех встречая по одежде,
Укажет пальцем на меня,
И — смерть зачавшейся надежде.

Вхожу к вельможе я тупой,
С холодностью души и чувства;
В кругу друзей-невежд со мной
Заговорит он про искусства —
Уйду: он судит обо мне
Не по уму, а по одежде,
С своим швейцаром наравне…
Ценить искусства — не невежде!..

Я и во сне и наяву
Воздушные чертоги строю.
Я, замечтавшися, творю
Великолепные чертоги.
Мечты пройдут, и я смотрю
Сквозь слёз на мой приют убогий.

Другим не счесть богатств своих,
К ним нужда заглянуть не смеет,
Весь век слепое счастье их
На лоне роскоши лелеет.
Другим богатств своих не счесть,
А мне — отверженцу судьбины —
Назначено брань с нуждой весть
И… в богадельне ждать кончины…

И я… я живописец!.. Да!
На всё смеющиеся краски
Я навожу, и никогда
От счастия не вижу ласки…
Будь живописец, будь поэт, —
Что пользы? В век наш развращенный
Счастлив лишь тот, в ком смысла нет,
В ком огнь не теплится священный.

Что за жизнь? Ни на миг я не знаю покою
И не ведаю, где приклонить мне главу.
Знать, забыла судьба, что я в мире живу
И что плотью, как все, облечён я земною.
Я родился на свет, чтоб терзаться, страдать,
И трудиться весь век, и награды не ждать
За труды и за скорбь от людей и от неба,
И по дням проводить… без насущного хлеба.

Роскошно солнце заходило,
Пылал огнём лазурный свод…
Помедли, ясное светило!
Помедли!.. Но оно сокрыло
Лице своё в зерцале вод.

Люблю в час вечера весною
Смотреть на синеву небес,
Когда всё смолкнет над рекою,
Лишь слышен соловей порою,
И дышит ароматом лес.

Но грусть мне сердце вдруг стесняет,
Когда исчезнет свет от глаз:
Как будто дружба изменяет,
Как будто радость отлетает,
Как будто в мире всё на час!

Ерусалим! Ерусалим!
Тобою очарован, —
Семь лет к твоим стенам святым
Я мыслью был прикован; —
Те годы для меня текли,
Лились, как воды Рая…
Их нет!.. Но память на земли
Осталась их живая;
Она отрадой будет мне
В глухой пустыне мира,
Пока в безвестной тишине
Моя подремлет лира.

Подремлет?.. Небо! Как узнать,
Что мне готовишь в мире?
Быть может, боле не бряцать
Моей несмелой лире;
Дни вдохновенья для меня,
Быть может, пролетели:
Нет в сердце прежнего огня,
Мечты охолодели
И впечатления уже
Не так, как прежде, живы:
Бескрылы в тесном рубеже
Поэзии порывы.

Но если снова для меня
Расширятся пределы, —
Я снова, лиру оструня,
Как бы помолоделый,
Взыграю, — и тогда опять
Мне красен мир подлунный:
Отчизны славу рокотать
Живые будут струны;
Я тени предков пробужу,
Полузабытых нами,
И обновлю и освечу
Их память меж сынами.

Здесь, в кругу незримых граций,
Под наклонами акаций,
Здесь чарующим вином
Грусть разлуки мы запьём!

На земле щедротой неба
Три блаженства нам дано:
Песни — дар бесценный Феба,
Прелесть девы и вино…

Что в награде нам другой?..
Будем петь, пока поётся,
Будем пить, пока нам пьётся,
И любить — пока в нас бьётся
Сердце жизни молодой.

Други! Кубки налиты,
И шампанское, играя,
Гонит пену выше края…
Погребём в них суеты…

У весны на новосельи,
В несмущаемом весельи,
Сладко кубки осушать,
Сладко дружбою дышать.

Кто б кружок друзей согласный
Песнью цитры сладкогласной
В мир волшебный перенёс?
Кто бы звонкими струнами
Пробудил эфир над нами
И растрогал нас до слёз?

Песни — радость наших дней, —
Вам сей кубок, аониды!
В кубках, други, нам ясней
Видны будущего виды…

Мы не пьём, как предки пили.
Дар Ленея* — дар святой;
Мы его не посрамили,
Мы не ходим в ряд с толпой.

Кубки праздные стоят,
Мысли носятся далёко…
Вы в грядущем видов ряд
С целью видите высокой.

Пробудитесь от мечты!
Кубки снова налиты,
И шампанское, играя,
Гонит пену выше края.
Так играет наша кровь,
Как зажжёт её любовь…

В дань любви сей кубок пенный!
В память милых приведём!
Кто, любовью упоенный,
Не был на небе седьмом?

Вакху в честь сей кубок, други!
С ним пленительны досуги —
Он забвенье в сердце льёт
И печали и забот.

Трём блаженствам мы отпили,
Про четвёртое забыли, —
Кубок в кубок стукнем враз,
Дружбе в дань, в заветный час.

У весны на новосельи,
В несмущаемом весельи
Сладко кубки осушать,
Сладко дружбою дышать.

___________________

* Леней — здесь: Вакх. Ленеи — праздники у древних греков по случаю нового урожая.

(Из собрания стихотворений под названием «Эротическая лира древних»)

Други, время коротко!..
Завтра солнце в небе встанет,
Но меня уже не станет, —
Друг ваш будет далеко —
Там — на береге забвенья
За туманною рекой,
Где, как прежде, наслажденья
Не придут к нему толпой;
Завтра друг ваш будет тенью…
Отдадимте ж наслажденью
Ночь, последню для меня,
Всю до завтрашнего дня!..

Я у жизни был в гостях,
Смерть от ней меня уводит…
Друг ваш в мрак подземный сходит
С тихой ясностью в очах.
Праздник жизни миновался,
Я иду, куда зовут,
И счастлив; — я наслаждался,
Я сменял забавой труд…
Срок мой отжит, — завтра к тленью;
Отдадимте ж наслажденью
Ночь, последню для меня,
Всю до будущего дня!

Я у жизни на пиру
Пил, но ввек не упивался;
Пир веселый миновался,
Минет ночь и поутру
Я на береге забвенья.
Завтра, может быть, у вас
Брызнут слезы сожаленья
Обо мне, друзья, из глаз;
Завтра друг ваш будет тенью…
Отдадимте ж наслажденью
Ночь, последню дли меня,
Всю до завтрашнего дня!

Мне не много жить дапо,
Уж и сердце холодеет,
И дыхание редеет…
Где Фалернское вино [2]?
Где наперстпицы любови?
Данте мне близ них помлеть,
Дайте разыграться крови
И в восторгах умереть!
Завтра друг ваш будет тенью,
Посвятимте ж наслажденью
Ночь, последню для меня,
Всю до будущего дня!

В чашах пенится вино…
Лида! чашу мне скорее!
Наливай ее полнее!
Мне не много жить дано…
Сладко! и дышу я чаще;
Но, веселие очей,
Лида! поцелуй твой слаще…
Поцелуй меня нежней!..
Завтра, друг, я буду тенью;
Отдадим же наслажденью
Ночь, последню для меня,
Всю до завтрашнего дня!

Полно, полно! я устал;
Пощади остаток крови,
Дева пламенной любови!
Срок лобзаний миновал;
Не играет кровь, хладея!..
Нет! не жрец уж боле я
Ни Киприды, ни Лепея [3]!..
На закате бытия,
Прежде, чем я стану тенью,
Посвятимте, други, пенью
Ночь, последню для меня,
Всю до будущего дня!

Где сын нег — Анакреон [4]?
Где поэт-мудрец Гораций [5]?
Где Тибулл — наперсник граций [6]?
Где божественный Марой [7]?
Где Назон сластолюбивый [8]?
Где Катулл [9] и страстный Галл [10]?
Где Проперций говорливый [11]?
Кто б в их лиры прозвучал?
Срок мой отжит, завтра к тленью —
Посвятимте, други, пенью
Ночь, последню для меня,
Всю до будущего дня.

_______________________
[1] Петроний — римский писатель-сатирик (ум. в 66 г. н. э.).
[2] Фалернское вино — изготавливалось в Фалерне, местности Древней Италии; было прославлено поэтами, особенно Горацием.
[3] Леней — здесь: Вакх. Ленеи — праздники у древних греков по случаю прессования винограда к получения свежего вина.
[4] Анакреон — древнегреческий поэт-лирик (ок. 570 — 478 г. до н. э.). Преобладающий мотив его творчества — культ чувственного наслаждения.
[5] …поэт-мудрец Гораций…- Квинт Гораций Флакк (65-8 гг. до н. э.), римский поэт. Одна из главных тем его творчества — любовь к природе и сельской жизни («горацианский» мотив).
[6] …Тибулл — наперстник граций…- римский поэт-элегик Альбий Тибулл (ок. 54-19 гг. до н. э).
[7] Марон — Публий Вергилий Марон (70-19 гг. до н. э.), римский поэт.
[8] …Назон сластолюбивый…- Римский поэт Публий Овидий Назон (43 г. до н. э. — ок. 17 г. н. э.) Одна из главных тем его творчества — воспевание любовного чувства (эротические элегии «Ars amatoria» и др.).
[9] Катулл Валерий (ок. 87 г. до н. э. — после 54 г. до н. э.), римский поэт-лирик.
[10] …страстный Галл…- Корнелий Галл (69-26 гг. до н. э.), римский полководец и поэт, основоположник элегического жанра.
[11] …Проперций говорливый…- римский поэт (ок. 49 г. до н. э. — после 15 г. до н. э.) Особенностями его стиля было скопление метафор и злоупотребление малоизвестными мифами.

Пересадивши в край родной
С Феррарского Парнаса
Цветок Италии златой,
Цветок прелестный Тасса,
Лелеял я как мог, как знал,
Рукою не наемной,
И ни награды, ни похвал
Не ждал за труд мой скромный;
А выжду, может быть — упрек
От недруга и друга:
«В холодном Севере поблек
Цветок прелестный Юга!»

[1]

Я помню золотые годы,
Когда в объятиях природы,
Свободный от мирских сует,
Я издали смотрел на свет
И отвергал его зазывы.
Тогда Поэзии порывы
Теснилися в душе моей,
Я весь был в ней, я жил для ней.

Я помню золотые годы,
Когда с беспечностью свободы,
В разливе полном бытия,
Мечтой переносился я
В края Италии заветной, —
И дни мелькали незаметно;
Тогда я счастьем был богат, —

Его Виргилий и Торкват
Мне напевали, навевали…
Но эти годы миновали,
И что от них осталось мне? —
Воспоминания одне!
И вот теперь у них на тризне,
Ненужный гражданин отчизны,
С охолодевшею мечтой
Сижу безродным сиротой.

[2]

Бородино! Бородино!
На битве исполинов новой
Ты славою озарено,
Как древле поле Куликово.

Вопрос решая роковой —
Кому пред кем склониться выей,
Кому над кем взнестись главой, —
Там билась Азия с Россией.

И роковой вопрос решён:
Россия в битве устояла,
И заплескал восторгом Дон,
Над ним свобода засияла.

Здесь — на полях Бородина —
С Россией билася Европа,
И честь России спасена
В волнах кровавого потопа.

И здесь, как там, решён вопрос
Со всем величием ответа:
Россия стала как колосс
Между двумя частями света.

Ей роком отдан перевес,
И вознеслась она высоко;
За ней, пред нею лавров лес
Возрос, раскинулся широко.

[3]

Природа по себе мертва.
Вне сферы высшего влиянья
Безжизненны её созданья:
Она — зерцало божества,
Скрижаль для букв Его завета;
Ни самобытного в ней света,
Ни самобытной жизни нет.
Она заемлет жизнь и свет
У сфер, не зримых бренным оком.
Воображение — дитя,
Но если, крыла распустя,
В своём парении высоком
Оно проникнет в глубь небес
И там — в святилище чудес —
У самого истока жизни,
За гранью мертвенной отчизны,
Упившись жизнию, творит
По дивным образцам небесным,
Всегда высоким и прелестным,
И даст своим созданьям вид
Полуземной, полунебесный,
И душу свыше призовёт,
И эту душу перельёт
В свой образец полутелесный,
Полудуховный, — он пройдёт
Из века в век, из рода в род,
На мир печальный навевая
Таинственную радость рая.