Собрание редких и малоизвестных стихотворений Семена Кирсанова. Здесь мы сохраняем тексты, которые ищут реже, но они дополняют картину его поэтического наследия и подходят для детального изучения творчества. Больше известных текстов — на главной странице поэта.
* * *
В Альпах
Tre Cime de Lavaredo —
Три Зуба Скалистой Глыбы
стоят над верхами елей.
Но поезд не может медлить —
он повернул по-рыбьи
и скрылся в дыре туннеля.
И вдруг почернели стекла,
и вот мы в пещере горной,
в вагоне для невидимок.
И словно во мраке щелкнул
фотоаппарат затвором,
оставив мгновенный снимок?
«Стоят над верхами елей
Три Зуба Скалистой Глыбы —
Tre Cime de Lavaredo».
Вечер в Доббиако
Холодный, зимний воздух
в звездах,
с вечерними горами
в раме,
с проложенного ближней
лыжней,
с негромким отдаленным
звоном.
Пусть будет этот вечер
вечен.
Не тронь его раскатом,
Атом.
Две лыжни
Один я иду
горами
по влажному льду
и снегу.
Повыше есть
на граните
повисшие
водопады
и маленький дом,
где можно
прижаться вдвоем
друг к другу.
Пойду я к нему
тропинкой,
но что одному
там делать?
Задуматься лишь
над тишью
заснеженных крыш
Доббиако.
А двое —
в долине нижней,—
там рядом легли
две лыжни.
Джон Рид
Вот
Смольный институт…
Под меловым карнизом
уж много лет
идут
столетья коммунизма.
И тут стоял
Джон Рид.
И кажется,
опять он.
Блокнот его открыт.
Октябрь
ему понятен.
Понятен дым костров,
понятен каждый митинг,
и Ленин
с первых слов
понятен,
вы поймите,
американцы!
Джон
нас понял с полувзгляда.
Такими вот,
как он,
вам бы гордиться надо!
По-летнему раскрыт
его рубашки ворот.
Сквозь патрули
Джон Рид
проходит через город.
Толпою
Летний сад
заполнен до обочин.
Садится
самосад
он покурить с рабочим.
А рядом
крик с трибун.
— Спасите Русь
от хама!
Встал
большевицкий гунн!-
ораторствует дама.
Через плечо пальто —
и в Смольный,
там — горнило.
Рид разобрался,
кто —
Керенский,
кто — Корнилов…
Америка!
Твой сын
нас понял с полувзгляда.
Таким,
как он один,
тебе гордиться надо!
Впервые
в равелин
до камеры конечной
министров провели…
Насилие?
Конечно!
Буржуев
гонят вниз,
ко всем чертям собачьим!
Но так
начнется жизнь,
лишь так,
и не иначе.
С насилия!
С атак!
С дыр в красоте ампира!
Начнется
только так
все будущее мира.
Так думал и Джон Рид,
слагая
строки скорые.
Блокнот его раскрыт
на первых днях
истории.
Америка!
Твой сын
не подкачал, не выдал.
Из-за
штыкастых
спин
он
солнце мира видел!
Что может быть ценней
души,
не знавшей фальши?
А наши
Десять дней
мир потрясают
дальше!..
Над деревней
Поезд
с грохотом прошел,
и — ни звука.
С головою в снег ушли
Доломиты.
Ниже —
сводчатый пролет
виадука.
Ниже —
горною рекой
дол
омытый.
Вечно,
вечно бы стоять
над деревней,
как далекая сосна
там,
на гребне.
Приезд
Каждому из нас
страна иная
чем-то край родной напоминает.
Первый скажет:
этот снег альпийский
так же бел, как на Алтае, в Бийске.
А второй,—
что горы в дымке ранней
близнецы вершин Бакуриани.
Третий,—
что заснеженные ели
точно под Москвой после метели.
Ничего тут странного —
все это
просто та же самая планета.
И, наверно, в будущем мы будем
еще ближе
здесь живущим людям.
Мелкие огорчения
Почему я не «Линкольн»?
Ни колёс, ни стёкол!
Не под силу далеко
километрить столько!
Он огромный, дорогой,
мнёт дорогу в сборки.
Сразу видно: я — другой,
не фабричной сборки.
Мне б такой гудок сюда,
в горло, — низкий, долгий,
чтоб от слова в два ряда
расступались толпы.
Мне бы шины в зимний шлях,
если скользко едется,
чтоб от шага в змеях шла
злая гололедица.
Мне бы ярких глаза два,
два зеленоватых,
чтобы капель не знавать
двух солоноватых.
Я внизу, я гужу
в никельные грани,
я тебя разбужу
утром зимним ранним.
Чтоб меня завести,
хватит лишь нажима…
Ну, нажми, ну, пусти,
я твоя машина!
Перемена
Переходя на белый цвет
волос, когда-то чёрных,
я избавляю белый свет
от детскостей повторных,
от всех причуд, что по плечу
лишь молодым атлетам.
Я с ними больше не хочу
соревноваться цветом.
Пусть зеркала смеются: стар!
Нет, вы меня не старьте.
Я серебристо-белым стал,
но как и встарь — на старте!
У тебя такие глаза
У тебя такие глаза,
будто в каждом по два зрачка,
как у самых новых машин.
По ночам из шоссе в шоссе
пролетают машины,
шумя,
двумя парами фар.
У тебя двойные глаза,
их хватило б на два лица,
и сияет весь океан
от помноженных на два
глаз.
Понимаешь,
твои глаза —
двух земных полушарий карта.
Ты когда закрываешь их —
погружается в ночь Экватор,
а когда их прошу открыть я —
в них
два Полюса голубых
в миг
Открытия.