Разболелась голова,
Пожалейте мою голову.
С горя выплакаю вам
Свою песенку весёлую.
Выпил рюмку, но боюсь,
От печали не избавился, —
И сосёт и тянет грусть,
В грусти я совсем расплавился.
Наконец устал и лёг,
Отдохнуть душа пытается, —
Слёзы, как в мешке горох,
Трюх да трюх — во мне катаются.
Жмут пружины под бока,
Перья из пуховика
Лезут острыми кинжалами.
Не дождаться света дня…
Пожалейте вы меня,
Мысли грустные, пожалуйста!
Беги к маме
Если сегодня в драке
Одолели тебя враги,
Дитя, не надо стыдиться,
К маме скорее беги.
Если твой деревянный меч
Сломался под их мечами
И ты упал и расквасил нос,
Скорее беги к маме.
Больно, обидно, досадно тебе,
И нрав у тебя упрямый,
Но лучше лекарства на свете нет,
Чем добрые руки мамы.
Скажу тебе по секрету,
Хотя я уже старый теперь,
Но если б сейчас моя мама
Явилась, вошла бы в дверь
И, ухватив меня за ухо,
Задала бы прежний вопрос:
— Зачем от меня ты прячешь
Свой расцарапанный нос?
И умыла бы из кувшина,
Щекотала бы шею вода…
Сразу на двадцать вёсен
Я стал бы моложе тогда.
Арбузы
Труден был путь
Мореходов лихих:
Пираты не раз
Нападали на них,
Страшные бури
Над ними гудели,
Злые акулы
Сожрать их хотели.
Но вот наконец
Карапузы в порту,
Три важных арбуза
У них на борту.
Едва перебросили
Трап на причал,
Сейчас же оркестр
В порту заиграл.
Арбузы с командою
Сами простились,
По трапу на берег
Сами скатились
И, как только смолкла
Оркестра игра,
Сами себе
Закричали:
«УРА!»
Близнецы
Я и хозяин мой
В жару не унываем —
Соломенные шляпы
Мы оба надеваем.
Показывают пальцами
Мальчишки-сорванцы:
Да, мы похожи очень,
Но только не во всём.
Есть крупный недостаток
В хозяине моём:
Он маленькие уши
Под шляпой спрятать рад,
Зато мои, ослиные,
Из прорезей торчат.
Будущий ученый
Если кто утёнком может
Громко крякать: кря-кря-кря,
Значит, он язык утиный
На пруду учил не зря.
Если кто легко и просто
Повторяет: ко-ко-ко,
Значит, он язык куриный
Знает очень глубоко.
Если кто умеет громко
Кукарекать петушком,
Значит, древнепетушиным
Он владеет языком.
Ну, а раз он знает столько
Очень редких языков —
Значит, быть ему учёным,
Знатоком из знатоков!
Бородатый паровоз
Пых-пах!
Пых-пах!
Мы летим
На всех парах.
Пусть с бородой
Паровоз — не беда!
Нам не мешает
Его борода.
Пара очков
Паровоз украшает.
Нам это тоже
Ничуть не мешает:
Он молодцом
На разъездах свистит.
Он молодцом
На подъёмах пыхтит…
И убегают,
Словно живые,
Станции,
Стрелки,
Огни путевые
Пых-пах! Пых-пах!
Но что-то случилось!
Что-то стряслось,—
Может, сломалась
Главная ось?
Встал паровоз
Посредине пути —
Видно, не может
Он дальше идти.
Встал, потянулся
И сладко зевнул:
— Как же я славно,
Внучата, вздремнул!
Ведро
Средь поля — груженные рухлядью дроги,
Свернули, видать, под обстрелом с дороги.
Ведро — меж колёсами. Знать, не придётся
Ему побывать в придорожном колодце.
Могила виднеется у перекрестка.
Хозяина, знать, не дождется повозка.
Ведро переполнено ливнем — и плачет.
Знать, запило с горя оно, не иначе.
В уголке
Кто тут плачет
В уголке,
Копит слёзы
В кулачке?
Для чего они ему,
Не известно никому:
Ни берёзе,
Ни осине,
Ни лозе,
Ни хворостине.
Никому,
Никому,
Разве только одному,
Кто тут плачет
В уголке,
Копит слёзы
В кулачке.
В тишине
Бабушка вяжет
На спицах чулок,
Пляшет на нитке
Под стулом клубок.
Сад за окошком
В осеннем дожде,
Отцовская скрипка
Висит на гвозде.
Палочку я дострогал,
Тишина…
Лишь скрипка порою
Вздыхает со сна.
Весы
Есть много весов:
Вот, к примеру, одни —
Живых карасей
Могут взвесить они.
А вот и другие —
Мы можем на них
С пелёнками взвесить
Детишек грудных.
В аптеке весы —
Чтоб делить порошок.
На складе —
Чтоб свешать картошки мешок.
Но только мои
Всех на свете нужней,
Хотя их не видел
Никто из людей.
На этих весах
Я всегда и повсюду
Слова свои бережно
Взвешивать буду.
Вежливые утки
Вчера я спросил
Эныка-Беныка:
— Почему так часто ныряют утки?
Энык-Бенык подумал и сказал:
— Они же вежливые
И низко вам кланяются.
Ветер-Ветерок
Есть на свете взрослый Ветер.
Есть и Ветер-Ветерок.
Он резвее, чем котёнок,
Веселее, чем щенок.
И любимые игрушки
Есть у Ветра-Ветерка:
У мальчишки на макушке
Три упрямых волоска,
Скрип разбуженной калитки,
Шелест листьев поутру.
Схватит он листок бумаги —
И гоняет по двору.
Или ласточку поймает
И подбросит в облака…
Вот любимые игрушки
Озорного Ветерка.
Ветер-почтальон
Клонит ветви
Старый клён:
— Здравствуй,
Ветер-почтальон!
Что принёс ты?
— Бандероль.
— Что в ней?
— Выслушать изволь.
Капитан живёт
В отставке,
Целый день
Сидит на лавке,
Курит пенковую трубку,
Эныку строгает шлюпку.
Свежий запах океана
Я принёс для капитана.
Воздушный шарик
Купил дед шарик воздушный
Зелёный, зелёный,
И кажется, будто качаются
На нитке зелёные клёны.
Взял он шарик в руку,
Несёт он к Бабьему Яру
В подарок меньшому внуку
И снова идёт за шаром.
Так старенький дед упорно
Носит внуку подарки:
То рощу, то море Чёрное,
То солнышко яркое.
Глаза дерева
Когда Абрам-Гирш, столяр,
Почуял свою кончину,
Он вытянулся,
Как доска на верстаке.
Абрам-Гирш, столяр!
Ты видел,
Ты запомнил навсегда
Свой высокий и мудрый лес.
И ещё ты помнишь
Кривое, горбатое дерево —
Это оно дало топорище
Отточенному топору!
И пошёл гулять топор,
Рубить
Вековые сосны,
Кедры
И нежный подлесок
Под самый корень!
Гляди, Абрам-Гирш, столяр:
Четыре чёрных свечи
У твоего изголовья —
Твои сожжённые сыновья!
Но Абрам-Гирш молчит,
Он лежит, как доска
С двумя восковыми сукáми,
Что были когда-то
Глазами дерева.
Где пчёлы, там мёд
Медку нацедил
Дед Нафтоле из сот.
Сказал он внучатам:
— Где пчёлы, там мёд. —
Тут грозно над дедом
Пчела зажжужала.
— Что ж делать! — сказал он. —
Где мёд, там и жало!
Город шуток
Энык-Бенык
В город шуток
Пригласил
Шесть глупых уток.
Ровно
На шестые сутки
Прилетели
В город утки.
Но растаял
Город шуток
На глазах
У глупых уток.
Потому что
Эти утки
Плохо
Понимали шутки.
Гости
Ой-да, ой-да,
Ой-да-лай,
Замесили
Каравай.
В гости козлики
Придут —
Им сметану
Подадут.
За столом
Козлята станут
Каравай макать
В сметану,
Кушать, слушать
И притом
Мекать-бекать,
Бекать-мекать
И об этом,
И о том,
И немножко
О другом.
Дедушкина карета
Деду на лавке сидеть надоело —
Как бы размять онемевшее тело?
Вот для начала решил старикан
Выпить цикорного кофе стакан.
Но не успел отхлебнуть он и трети,
— Что-то давно я не ездил в карете! —
Проговорил, приосанившись вдруг —
Сбегай скорее к каретнику, внук.
Долго ль он будет возиться с починкой,
С каждой царапинкой, с каждой морщинкой?
Деду, мол, дома,
Скажи, не сидится,
Хочет в карете
Мол, дед прокатиться,
Мол, застоялись
Добрые кони,
Кони нуждаются
В добром прогоне.
Но!
Но!
По горячей земле!
Выслушал молча каретник-сосед
То, что велел передать ему дед.
— Что же, — подумав, сказал он на это, —
Коль старику не приснилась карета,
Времени, братец, ты зря не теряй,
Сбегай к колеснику в тот вон сарай.
Задай ему сразу четыре вопроса:
Когда приведёт он в порядок колёса?
Деду, мол, дома,
Скажи, не сидится,
Хочет в карете,
Мол, дед прокатиться,
Мол, застоялись
Добрые кони,
Кони нуждаются
В добром прогоне.
Но!
Но!
По горячей земле!
Выслушал парня колесник-сосед.
— Ну и затейник, — сказал он, — твой дед!
Вот что отвечу я, братец, на это:
Коль старику не приснилась карета,
Мчись, чтоб сапожника дома застать:
Полость, скажи, не пора ль долатать?
Деду, мол, дома,
Скажи, не сидится,
Хочет в карете,
Мол, дед прокатиться,
Мол, застоялись
Добрые кони,
Кони нуждаются
В добром прогоне.
Но!
Но!
По горячей земле!
Выслушал парня сапожник-сосед.
— Пусть успокоится, — молвил, — твой дед.
Вот она, глянь-ка, готова карета!
Ты полюбуйся-ка, братец, на это! —
Пару штиблет из-под лавки достал. —
Я их на славу, гляди, залатал!
В них хорошо,
Коль в дому не сидится,
И на своих на двоих
Прокатиться,
Коль застоялись,
Как добрые кони,
Коль ноги нуждаются
В добром прогоне.
Но!
Но!
По горячей земле!
Две доски
Комната — шаг,
А постель — две доски.
Ночью поэту
Думы легки.
Захочет он ложе своё
Срифмовать,
Еврейским двустишием
Станет кровать.
Поэт на божественные
Пуховики
Не променяет
Свои две доски.