Архив стихотворений Николая Старшинова

Рябина от ягод пунцова.
Подлесок ветрами продут.
На родине Коли Кольцова
Дожди затяжные идут.

В такую ненастную пору
Не шумной толпой, а вдвоём
Пройти бы к сосновому бору
Прекрасным и грустным жнивьём.

Следить — а куда торопиться? —
Отчаянный гон облаков.
Земле поклониться,
Напиться
Из тихих её родников.

Забраться в осинник,
Послушать,
Что шепчут друг другу листы.
И думать: а наши-то души,
Как прежде, по-детски чисты?..

И так, ни о чём не печалясь,
Вдвоём постоять над рекой…
Мы часто случайно встречались,
И всё в толчее городской.

Летели, летели недели,
Да что там недели — года!..
Не раз в ЦДЛе сидели,
А вот у реки — никогда…

Бесчинствует ветер несносный,
Продрогнув с макушки до пят,
Гудят корабельные сосны,
Как мачты под бурей скрипят.

И тучи нависли свинцово, —
Погожей погоды не жди…
На родине Коли Рубцова
Идут затяжные дожди.

О, боже мой, внемли
Моей бессвязной речи…
Моим друзьям пошли
Дела, дороги, встречи,

Дай время для труда,
Вдохни готовность к бою…
И чтоб они всегда
Дружили меж собою.

Чтоб славу обрели,
Но поскромнее были,
Чуть больше груз несли
И чуть поменьше пили…

Ещё я поспешу
Прибавить к просьбам этим:
Будь милостив, прошу,
К моим безгрешным детям.

Ты сам их одари —
Всем лучшим их пожалуй,
Но как-нибудь схитри
И чересчур не балуй.

Пусть обретут они
Терпение и веру.
А надо — приструни,
Но, ради бога, в меру.

О, боже мой, прости,
Что вновь тебя волную,
Не брось на полпути
Жену мою родную.

В невзгодах не оставь,
Как прежде не оставил.
Здоровья ей прибавь —
Ведь я его убавил.

Утешь её сполна
И разузнай толково,
Чего она сама
Хотела бы такого?..

И здраво расцени,
Что ей всего дороже?
Но спорить с ней — ни-ни.
Не переспоришь, боже!

Ты уступи жене, —
Вот душка будет рада
И счастлива!..

А мне?..
Вот всё, что мне и надо.

Ты — песня жаворонка в апреле…
И я весною дышал, пока
Твои глаза на меня смотрели
Сквозь хлопья снега — два василька.

И шум на улицах незнакомых
Стал по-весеннему бестолков.
И снег не снег — лепестки черёмух,
Метель кружащихся лепестков.

И налетевшая с ближних свалок
В поисках трудных своих харчей
Казалась обычная стая галок
Отрядом вернувшихся к нам грачей.

Казалось, сейчас мы рванёмся в гору
И к лугу зелёному побежим…
Но ты ушла. И весенний город
Стал снова зимним, совсем чужим.

И всё-таки, всё-таки, как в апреле,
Мне слышится жаворонок в вышине,
И два василька мне в глаза смотрели
И даже улыбку дарили мне.

В ясной тиши и в шуме,
В радости и в беде
Я тебя, речка Сумерь,
Не забывал нигде.

Как же тебя забуду, —
Здесь я и жил, и рос,
Здесь возводил запруду
Возле твоих берёз.

Здесь я ловил налимов.
И над водой рябой,
Смуглые ноги вымыв,
Сумерничал с тобой.

Лягу, бывало, под кустик.
Ты, сохраняя тишь,
Полная светлой грусти,
Сумерь моя, журчишь.

Или пойду к заливу,
Статный и молодой.
Девушка, словно ива,
Клонится над водой…

Сумрак. Зелёный вечер.
Меркнут твои струи.
Вместе с тобой
Далече
Думы плывут мои.

Думы, мечты ли, яви,
Как их ни назови, —
Сладостные — о славе,
Горестные — о любви.

Ты уносила к морю
Всю мою грусть-тоску:
В Талицу, дальше — в Ворю,
В Клязьму, потом — в Оку.

Неторопливой Волгой
В Каспий её несла…
Видно, разлука долгой
И для тебя была.

Вот и опять в раздумье
Я над тобой стою.
Что же тебя я, Сумерь,
Нынче не узнаю?

Как же ты обмелела,
Сузилась, заросла!..
Ты меня так жалела,
Столько несла тепла!

Что же глядишь сурово?
Чем тебе помогу?
Хочешь, я буду снова
Сумерничать на берегу?

Вместе с тобой, мечтая,
Снова отправлюсь вдаль…
Что, моя золотая,
Или кого-то жаль?

Гляну, припомнив детство,
В зеркало твоих вод…
Лучше бы не глядеться —
Сам я совсем не тот…

Будто бы кто-то умер,
Скорбно журчит вода.
Что ж ты сегодня, Сумерь,
Сумрачна, как никогда?

Знал бы я на поверку,
Что тебя огорчит?..
Сумерки. Воды меркнут.
Сумерь моя молчит…

Любимая, твои черты,
Улыбка, просинь глаз
Неповторимы и чисты
Без всяческих прикрас.

Как ветер, в тесное жильё
Ворвавшийся с высот,
Само дыхание твоё
Мне радость принесёт.

Не соболя — роскошный блеск, —
Стекающие с плеч, —
Твоих ресниц неслышный всплеск,
Твоя живая речь.

Она поёт, как в роднике
Весенняя струя…
Не перстни на твоей руке —
Сама твоя рука.

Поцеловать её, пожать —
Коснуться красоты.
И разве можно искажать
Прекрасные черты?

Как мне дороги эти мгновенья,
Так нечасто бывают они!..
Подойди ко мне в час откровенья,
На меня отрешённо взгляни.

Пусть застенчивый детский румянец
На твоих загорится щеках
И глаза твои, чуть затуманясь,
Вдруг слезою блеснут в уголках…

Путь мой был непрямым и тернистым.
Потому-то они неспроста
Опалят меня пламенем чистым,
Если совесть моя нечиста.

В этот миг ты всегда беспристрастна —
Ни тебя, ни себя обмануть.
И в глаза мне так горько и ясно
Просто некому больше взглянуть.

1

Ужели небеса
Совсем отголубели?..
И ветер поднялся
В октябрьском Коктебеле.

Добрался он до круч,
Под стать ночным бродягам,
И стаи низких туч
Погнал над Карадагом.

Ревел он, озверев,
Пляж от людей очистив,
И посрывал с дерев
Охапки жёлтых листьев.

Он голубой залив
Мгновенно сделал чёрным,
Угрюм и сиротлив,
Весь мир стал обречённым.

Но солнышко взошло,
Сквозь тучи улыбнулось,
И стало так светло,
Как будто всё вернулось.

И пёстрая толпа
Заполонила скверик…
А лунная тропа
Упёрлась в дальний берег,

Где месяц в полутьме
В слепую высь заброшен,
Где на своём холме
Покоится Волошин…

2

Хоть даль ещё светла,
Прозрачно-бирюзова,
Уже кефаль пришла
От берегов Азова.

И вот уже чуть свет,
Рыбёшек уплетая,
Спешит за ними вслед,
Летит дельфинья стая.

И вывернется на
Спокойной глади синей
То чёрная спина,
То чёрный хвост дельфиний.

В этом утреннем овраге
Я блуждаю не впервой…
Что тут? Ольхи, да коряги,
Да крапива — с головой.

Но, любуясь небесами,
В непривычной тишине
Я могу сидеть часами
На замшелом валуне.

Мелкий ельник — ёж зелёный, —
Только топать научи.
Тут звенят водой студёной
Заповедные ключи.

Тут синица-гренадерка
Чистит лапкой хохолок…
Что за милая проделка!
Что за славный уголок!

И невидимая влага
Собирается в росу…
…Я из этого оврага
Ничего не принесу.

Ни червивого ореха,
Ни трухлявого гриба.
Ну хотя бы ради смеха —
Не в кладовки-погреба.

Ни смородиновых ягод,
Ни цветов голубизну.
Но, уйдя от вечных тягот,
Здесь душою отдохну…

Вдруг найдёт невесть откуда:
Я свершу любое чудо,
Если только захочу.
Вот сейчас лихим галопом
По весенним гулким тропам
Синим ливнем пролечу!

Или брошусь в речку с ходу,
Как голавль, разрежу воду —
У меня такая прыть!
А потом взмахну руками
И орлом под облаками
Буду царственно парить.

Или — что там небо, речка! —
Просто выйду на крылечко,
Молодой-премолодой.
Крикну девке крутобёдрой,
На руке несущей вёдра:
— Не возьмёшь ли за водой?!

…Мы хохочем у колодца,
А по жёлобу всё льётся
Развесёлая вода…
Вот такое-то забвенье
На какое-то мгновенье,
И находит иногда.

Вспоминаю дурочка
Из деревни нашей — Гришку,
Красный ситец колпака
И немыслимую стрижку.

Широченные штаны,
Разноцветные калоши.
…Забавлялись пацаны
Прибауткой нехорошей:

«Гришка, Гришка, дуралей,
В решето воды налей!
Покажи-ка дурачок
Ты её принёс-то сколько?»

Ну, а Гришенька — молчок,
Улыбается и только.

Всё такой же он, как был,
Не подаст ничуть и виду…
А народ его любил,
Не давал его в обиду.

Старики так пуще всех —
Как, бывало, цыкнут строго:
«Обижать такого — грех!
Ну-ка прочь!.. Побойтесь бога!..

И за что же обижать?
Гришу надо уважать!»

Правда, стоит попросить,
Он бежит на помощь сразу —
Сеять, веять и косить,
Что угодно — без отказу.
Всё — пилить, рубить, копать…
Ну а мы к нему опять:

«Гришка, Гришка, дурачок,
Гришка, Гришка, кочерыжка,
Попляши за пятачок!»

Тут и скажет в рифму Гришка:

«Пятачок да к пятачку,
Вот и рублик дурачку!

Много денег накоплю,
Ровно столько, сколько надо.
Шоколадов накуплю,
Пастилы и лимонада.

Угощу вас от души, —
Всё мне будет по карману!..
Только чтобы без обману».

Ну а мы ему:
«Пляши!»

Гришка выкрикнет:
«Гопак!»

Он руками лихо машет,
Вместе с ним его колпак
По-дурацки тоже пляшет.

Раздуваются штаны,
Разлетаются калоши.
От восторга пацаны
Лупят яростно в ладоши.

Кончит пляску дурачок:
«Так давайте пятачок!»

Ну а мы:
«Чего шумишь?!»
И, укрывшись за забором,
Грише дружно кажем шиш
И затягиваем хором:

«Обманули дурачка
На четыре пятачка!»

Гриша сникнет как-то враз:
«Да-а-а… обманывать негоже!
Не куплю конфет для вас
И плясать не буду тоже».

И чтоб вовсе кончить спор,
Из карманов мелочь вынет
И, забравшись на забор,
Нам же всю её и кинет:

«Вот он вам, подарок мой,
Вся казна моя златая!»
А потом пойдёт домой,
Безнадёжно причитая:

«О, беда, беда, беда!»
И размашется руками…

Ах, какими ж дурочками
Сами
Были мы тогда!

Какая глубокая осень —
Бесстрастна, чиста, холодна!..
Лиелупе льётся меж сосен,
Всё рвётся к заливу она.

И сосны стоят терпеливо,
Продрогнув с макушек до пят.
Под ветром, летящим с залива,
Угрюмо и скорбно скрипят.

Но солнце уймёт непогоду,
Улыбкой немой озарив
Лиелупе быструю воду
И замерший Рижский залив.

И, высветив море и сушу,
Быть может, согреет оно
Мою невесёлую душу,
В которой сегодня темно.

Виктору Коротаеву

Здесь недавно ещё,
День за днём
Удлинённые кисти качая,
Розовато-лиловым огнём
Полыхали кусты иван-чая.

А теперь, перегреты жарой
И прихвачены стужей ночною,
Разметались они под горой,
Невесёлой блестя сединою.

Первый утренник, как ты жесток!..
Но, бесстрашно взобравшись на гору,
Одинокий прекрасный цветок
Полыхает, как в летнюю пору.

Только дыму не быть без огня
И огню не заняться без дыму…
Это осень, стращая меня,
Переходит решительно в зиму:

Жёстким инеем наземь легла,
Проморозила намертво лужи…
О, душа ты сгорела дотла
И теперь не спасёшься от стужи.

Чем-то небо меня одарит?..
Но, бестрепетно зиму встречая,
На пригорке горит и горит
Одинокий цветок иван-чая.

Захлопнуты наглухо ставни
В прошедшие времена…
Но снова, как в юности давней,
Нам встреча была суждена.

Мы ночью по берегу моря
Бродили с тобой в декабре…
И снова — о счастье и горе,
И снова — о зле и добре.

Бродили мы с песней, пропетой
Под всплески балтийской волны.
И лунною полночью этой
Сердца наши были полны

Не тем, что бесстрастный историк
В архивах дотошно хранит,
Не тем, что нас горько поссорит,
А тем, что ещё породнит.

Памяти Алексея Фатьянова

Пусть былое ворвётся в беседы…
Хоть оно порастает быльём,
Каждый год, накануне Победы,
Мы солдатские песни поём.

Не случайно совсем, не впервые,
До поры отложивши дела,
Соберутся твои рядовые
У накрытого другом стола.

Снова, песню военную грянув,
Словно новый возьмут перевал…
Тут и выйдет Алёша Фатьянов —
Запевала из всех запевал.

Не его ли в глухом чернолесье
Надрывались всю ночь соловьи?
Не его ли широкие песни
Были самые наши,
Свои?

Меж солдат уживались бывалых,
Пробирались по топям болот,
Согревали на кратких привалах,
Шли в рядах марширующих рот…

Ничего, что сегодня мы седы,
Мы упрямо стоим на своём:
Каждый год, накануне Победы,
Те
Прекрасные песни
Поём.

Голос твой заманчивый и вкрадчивый,
Плавные и лёгкие шаги…
Ты себя напрасно не растрачивай,
Лучше ты себя побереги.

Вкруг тебя поклонники, что клоуны,
Вьются, вознося тебя и льстя.
Твои белы руки зацелованы,
Словно два любимые дитя.

Но восторги их и умиление,
От которых кругом голова,
Это всё лишь только представление,
Это всё — слова, слова, слова…

Все твои горячие поклонники,
Льстящие тебе навеселе,
Холодны, как мраморные слоники,
Зябнущие на твоём столе.

Ах, милая моя,
Коль виноват — помилуй!
Ты — чудо бытия,
А я тебе немилый.

Уже ведут бои
И держат хвост трубою
Поклонники твои,
От коих нет отбою.

Ах, милая моя,
Они тебе дороже,
Они умней, чем я,
Красивей и моложе?

Внимательней?.. Да, да,
Талантливей, душевней,
Изящнее всегда…
А я слыву — деревней.

Наверно, так и есть,
И ты права, похоже.
Ну что ж, хвала и честь
Счастливчикам!
И всё же…

Пускай я хуже всех,
И даже много хуже,
И шумный твой успех
Действительно заслужен!

И пусть меня забыть
Тебе на ум взбредётся…
Кому-то полюбить
И худшего придётся.

А вдруг, а вдруг судьбе
Захочется всевластной,
Что именно тебе
Быть этой разнесчастной?..

За молодость, за красоту
Чем расплатиться?..
А я уже лечу на «ТУ»,
Совсем как птица.

От ясных глаз, от губ, от рук —
Я всё посеял…
Ах, птицы, я лечу на юг,
А вы — на север…

Передо мною — свод высок,
Всё жарче краски…
Бросок, ещё один бросок,
И вот он, Каспий!

Ах, птицы, вас весенних рощ
Зовёт прохлада,
Но вам ещё сквозь снег и дождь
Пробиться надо.

Ещё вам взмахов тыщи тыщ
Осталось, птицы,
Чтоб очутиться у Мытищ,
Чтоб опуститься…

Ещё ни лютиков там нет,
Ни свет-ромашек.
Но милая моя вам вслед
Рукой помашет.

Там снова на апрельский луг
Снежок засеял.
И я лечу, на юг, на юг,
А вы — на север.

Случилось это утром ранним,
Когда царили тишь и сон, —
Великий Устюг мощным ржаньем
Был многократно оглашён.

А вышло так:
В нарпит со склада
Битюг привёз огромный воз.
И всё, казалось, шло как надо —
Возница ящики отнёс

И, распахнув пошире полы,
Мял снег подошвой сапога.
И дети, выбежав из школы,
Резвились возле битюга.

Битюг топтался у нарпита,
Уставясь в бемское стекло.
Его мохнатые копыта
Переминались тяжело.

Плескалась вороная грива…
И вот, оторванный от дел,
Сам на себя он, как на диво,
В стекло витрины поглядел.

Охвачен радостью и грустью,
Он телом нервно задрожал
И вдруг на весь Великий Устюг,
Задравши голову, заржал.

Что вот по воле предписаний
Всё, как положено привёз,
Что вот живёт и тащит сани,
И воду пьёт, жуёт овёс,

Что он работал с тракторами,
С грузовиками наравне
Утрами, днями, вечерами, —
Такая надобность в коне!

Что перенёс и зной, и холод,
И снова маяться готов,
Хотя давно уже не молод, —
Сносил десяток хомутов!

Что правда есть на белом свете,
Что жизнь, как прежде, дорога…
А около резвились дети,
Кормя и гладя битюга.

Травы у обочины поникли,
Каждый кустик от дождей продрог.
Девочка летит на мотоцикле
Петлями просёлочных дорог.

Брызжет из-под чёрных шин щебёнка,
Выхлопы расстреливают тишь.
Скорость.
Только скорость.
Ну и гонка!..
Милая, куда же ты летишь?

Может, это поле в дымке ранней
И леса, ушедшие в дожди,
Всем, живущим в мире ожиданий,
Что-то обещают впереди?

И светло от радужных видений,
И никто не выкрикнет: постой!
И тебя зовёт простор весенний, —
Что там, за туманною чертой?..

Или душу захлестнула горесть?
И, чтоб окунуться в забытьё,
Скорость.
Ну и скорость.
Только скорость!
В ней одно — спасение твоё.

Новые видения возникли
И пропали где-то в облаках…
Девочка летит на мотоцикле —
Все её коленки в синяках.