Собрание редких и малоизвестных стихотворений Николая Рыленкова. Здесь мы сохраняем тексты, которые ищут реже, но они дополняют картину его поэтического наследия и подходят для детального изучения творчества. Больше известных текстов — на главной странице поэта.
* * *
Коктебель
Есть что-то от древней Эллады
В тебе, коктебельская синь.
Трещат, не смолкая, цикады,
Горчайшая пахнет полынь.
Горят черепичные крыши
Домишек, стоящих не в ряд.
На взгорья — всё выше и выше —
Ползёт из долин виноград.
А море всегда пред глазами,
Забыть его мы не вольны,
Торжественный слыша гекзаметр
В размеренном плеске волны.
И вновь его вечной красе я
Дивлюсь на твоём берегу,
И верю: корабль Одиссея
Отсель я увидеть могу.
И верю: у скал Карадага,
В сиянье осеннего дня,
Как моря шипучая влага,
Столетия входят в меня.
Все волны, собой не владея,
Спешат, чтоб к ногам моим лечь,
И чувствую здесь, как нигде, я
Не возраст, а время у плеч.
На лыжах ночью
На ресницах
Иней серебрится,
Побелели брови под луной.
Ветер злится,
Обжигая лица,
А кругом звенит простор сквозной.
Стынут звёзды на плече твоём.
Ночь, поля, и мы с тобой вдвоём.
Волны снега
Вздыбились с разбега,
Разметались брызгами слюды.
Отмечает голубая Вега
Лёгких лыж узорные следы.
Догоняй! Согрела без огня
Ты своей улыбкою меня!
В синей шали
Ты не хороша ли,
Захочу —
Прижму тебя к плечу.
Оттолкну кусты, чтоб не мешали,
И опять за звёздами лечу.
Ветром разделяющая двух,
Крутизна захватывает дух.
Разве поздно
Полночью морозной
След завить
В серебряную нить,
Если сердцем молодость не роздана,
Если снег под лыжами звенит.
Стынут звёзды на плече твоём…
Ночь, поля, и мы с тобой вдвоём.
Надпись на книге
От слов, заученных и пресных,
От чувств, что плоти лишены,
Мой современник, мой ровесник,
Мы отвратились в дни войны.
Под визг свинца, под скрежет стали,
Вдали от отчего крыльца
Нас обожгла она, и стали
Огнеупорными сердца.
В них переплавились, как в тигле,
Все наши чувства и мечты,
Мы, возмужав, навек постигли
Закон суровой простоты.
И недоступные гордыне,
И неподкупные во всём,
Ни клятв, ни громких слов отныне
Мы всуе не произнесём.
Зато из нас уверен каждый,
Что светит нам одна звезда,
И на губах, спалённых жаждой,
Нет — значит нет и да — есть да!
Мы узнаём друг друга в песнях,
Что кровью сердца скреплены…
От слов, заученных и пресных,
Мы отвратились в дни войны.
Наше ремесло
Может быть, среди ремёсел трудных
Нет трудней, чем наше ремесло.
В нём всё то, что в праздниках и в буднях
Радостью и горем сердце жгло.
Отдели себя от них, попробуй!
Разве запах отделим от трав,
Разве есть рецепт на тот особый,
Чувства очищающий состав?
И твердим мы всем, кого взманила
Лёгкая удача: не спеши!
Мы перо макаем не в чернила,
А в крутой отстой на дне души.
Сколько нас подстерегает подлых
Мелочей — соблазнов и обид,
Но ведь ремесло поэта — подвиг,
Ставший бытом, чтоб возвысить быт.
Чтобы, если не на ветер бросил,
Слово в каждом сердце проросло.
Потому-то средь земных ремёсел
Всех счастливей наше ремесло.
В былые дни звалась поэзия витийством
В былые дни звалась поэзия витийством,
Ей было в облаках положено витать,
Она ж на землю к нам сошла, как благодать,
В любви благословлять и в бой сопровождать,
Пот утирать в пути крутом и каменистом,
Святую жажду правды утолять
И веру в красоту земную утверждать
То стебельком ростка, то деревом ветвистым.
Но нетерпеньем ей не надо досаждать…
А что как в облака она уйдёт опять?
В переулке пустынном
В переулке пустынном, в бревенчатом домике
Поселиться хотел бы я после войны,
Чтоб, листая поэтов любимые томики,
Пить, как мятные капли, отстой тишина.
Только в городе том, где рождён я и вынянчен,
И в помине бревенчатых домиков нет.
Словно в сказке от страшного Змея-Горыныча —
От войны там остался дымящийся след.
Знаю я, что просторна, светла моя Родина,
Что найдётся и мне уголок тишины,
Но затем ли дорога разлуки мной пройдена,
Чтоб оставил я город мой после войны?
Будет сердце крепиться, но, как ни крепись оно,
Всё равно — наши сны мы забыть не вольны…
Видно, было уж так на роду мне написано
Век искать тишины и не знать тишины.
В этом мире, где утром росистым
В этом мире, где утром росистым,
Соловьиным разбуженный свистом,
Я весну прочитал по складам
И за песней пошёл по следам —
По лугам и дубравам тенистым,
По полям твоим, Русь, колосистым,
По бессонным твоим городам, —
Ни архаикам, ни модернистам
Я находок своих не отдам.
Влекут из вьюжных дебрей декабря
Влекут из вьюжных дебрей декабря
Нас оттепели так же, как морозы.
Мороз — поэт. Он сеет блеск, творя,
А оттепель — образчик трезвой прозы.
Их прелесть ценим по контрасту мы,
Как двух отличных мастеров картины,
Но слякоть, лужи посреди зимы —
Всегда, как слёзы лживые, противны!
Взвесят критики все
Взвесят критики все: и терпенье и труд,
Средь хороших и разных мне место найдут.
Отдохни, мол, Кастальскому внемля ключу…
Но и тут своих критиков я огорчу.
Заскучаю, с почётного места сбегу —
Погостить у весны на заречном лугу.
С летом выпить кваску на колючей стерне…
Пусть гадать погодят на моей седине!
Вновь сквозь дым паровоза
Вновь сквозь дым паровоза
Чую горечь берёз,
А запахло берёзой —
Время сеять овёс.
И стою у окна я,
Чтоб поближе к весне.
Тяга, что ль земляная
Пробудилась во мне?
Все поля и полянки
Мне весной по пути,
На любом полустанке
Здесь готов я сойти,
С трактористами вместе
Ночевать, зоревать,
Первым сельские вести
От грачей узнавать,
Ждать с туманного плёса
Тёплых ливней и гроз.
Распустилась берёза —
Время сеять овёс.
Всё в материале ясно кустарю
Всё в материале ясно кустарю,
Он знает, что начать с какого краю.
А я из плоти собственной творю,
Я сам себя, как материал, кромсаю.
О, сколько раз я кровью истекал,
Сгорал и восставал на пепелище,
Чтоб, выйдя из магических зеркал,
Двойник мой жил смелей меня и чище.
Меня друзья и близкие простят,
Идущие всю жизнь со мною рядом,
За то, что отвечал им невпопад,
Смотрел на них отсутствующим взглядом.
Я за терпенье их благодарю,
Но если надо — всё начну сначала.
Завидовать не стану кустарю,
Чтоб под конец душа не заскучала.
Глухо охают пушки во мраке
Глухо охают пушки во мраке,
Тяжко стонет земля в забытьи.
В ожиданье сигнала атаки
Снова письма читаю твои.
Пусть огарок чадит, догорая,
Пусть землянка сырая тесна.
Эта ночь у переднего края
За пределами яви и сна.
Вдруг от строк твоих, милых и грустных,
Просветлеет вдали небосклон,
И опять я студент-первокурсник
И в тебя по-смешному влюблён.
В тёмный угол забившись с тетрадкой,
Сторонясь любопытных друзей,
Я стихи сочиняю украдкой
О ровеснице русой моей.
Я не вправе назвать твоё имя,
Но ровесница русая — ты,
Завладевшая снами моими,
Встав звездой у рассветной черты.
И в мечтах, по-ребячьи туманных,
Смутный сон наяву полюбя,
Я клянусь, как клянутся в романах,
Что готов умереть за тебя.
Знаю, ты улыбнёшься на это,
Скажешь просто: «Зачем умирать?»
Одиноко дождавшись рассвета,
Я заветную прячу тетрадь.
Как всё близко. А минуло ровно
Десять щедрых любви нашей лет…
Раздвигая накатника брёвна,
Бьёт в лицо ослепительный свет.
Глухо охают пушки во мраке,
Пролетают снаряды трубя.
Я сигнал различаю к атаке,
Я готов умереть за тебя.
Дымком обвитый светло-серым
Дымком обвитый светло-серым,
Закат туманно-золотист,
И тихо кружится над сквером
За лето выгоревший лист.
У опустевшего киоска
Скамейку выберем с тобой,
И долго будет папироска
Дымить у ног сама собой.
Ещё по-летнему одеты,
С густым загаром напоказ,
Нетерпеливые студенты
Пройдут поспешно мимо нас.
И я откину мимоходом
С виска седеющую прядь,
И мне студенческие годы
Мои припомнятся опять.
Но осень тихая багряна,
Но дни прозрачны и легки.
И нам с тобою очень рано
Записываться в старики!
Если пальцев ни разу перо
Если пальцев ни разу перо тебе не обожгло,
Не когтили в ночи тебя строчки, что сам сочинил, —
Поищи поскорее другое себе ремесло,
Не надейся, что песня возникнет из пены чернил.
Записал народ в свою книгу книг
Записал народ в свою книгу книг,
Справедливость во всём любя:
— Глупый больше требует от других,
Мудрый — от самого себя.
Есть поговорка русская
Есть поговорка русская. Она
Была мне в детстве как завет дана,
Её отец мой повторял в тиши:
— Снял урожай — и вновь поля вспаши.
Я, по отцовским проходя следам,
Ту поговорку сыну передам.
Сын выйдет в поле, скажет в свой черёд:
— Былое помни, но гляди вперёд!
И сам бы я хотел забыть о всяких бреднях
И сам бы я хотел забыть о всяких бреднях,
Рассудка не терять в удаче и в беде,
Но есть в моей душе какой-то привередник,
Меня за годом год он путает везде.
Чуть что — и приплетёт к удаче неудачу,
Событье сделает из сущей чепухи.
Кляня его, я с ним и радуюсь и плачу
И, может, потому пишу мои стихи.