Когда в какой-то жизни потаенной
Когда в какой-то жизни потаенной
Тебя воспоминание стыда
Охватит с силой утысячеренной,
Когда и сон — страдание, тогда,
Вдруг начиная весить слишком много
И погружаясь, как свинцовый лот, —
Всю глубину, вмещающую Бога,
На дне вселенной сердце узнает.
Есть свобода — умирать
Есть свобода — умирать
С голоду, свобода
В неизвестности сгорать
И дряхлеть из года в год.
Мало ли еще свобод
Вот того же рода.
Здесь неволя —
Наша доля.
Но воистину блаженна,
Вдохновенна, несомненна,
Как ни трудно, как ни больно,
Вера, — эта форма плена,
Выбранного добровольно.
Страх и любовь
Страх и любовь, если только дошли до предела,
Душу твою, человек, вырывают из тела.
Слитые вместе таинственно, нерасторжимо,
Чтобы тебе не расстаться с любимой,
Мудро они торопить не решаются стук
Сердца в одну из волшебных и кратких разлук
С неизменяемой, незаменимой.
Так хотелось поделиться
Так хотелось поделиться
Не моею чистотой,
Но когда враждебны лица —
Сговориться ли с душой?
Богу власть, живому в руки
Образ вечного суда…
Нет благословенней муки,
Чем сгоранье от стыда.
Мне хочется с тобою увядать
Мне хочется с тобою увядать,
Нет силы все с начала начинать,
Слабее ревностность души по дому,
Сильнее жалость ко всему земному.
Нет ничего печальней рук твоих,
Когда ты голову кладешь на них
И думаешь с открытыми глазами.
Мой ангел, ты ищешь, я знаю чего
И того, и другого, и третьего
И того, и другого, и третьего,
И чего-то не надо живому,
После этого как не жалеть его
По дороге к последнему дому.
И особенно ранит минута
Погружения его в глубину
На три фута…
Подожди, я окно распахну.
Слава Богу, мне воздуху надо
И писать… и не меньше, чем хлеба, —
Твоего драгоценного взгляда,
И улыбки, и солнца, и неба.
Если уличной и разговорной
Если уличной и разговорной
Мелкой пылью измучена грудь,
Вспомни воздух морской или горный,
Влажный или холодный чуть-чуть.
Но зато и в горах или в море
Не забудь, что простор не везде…
Надо в счастии помнить о горе
И счастии помнить в беде.
С деревьев листья осыпаются
С деревьев листья осыпаются
И пролетают там и тут,
Друг к другу люди приближаются
И друг от друга устают.
А нам и говорить не хочется
О преходящем и чужом,
Мешающем сосредоточиться
На чем-то древне-молодом:
Последнее или первичное —
Вот что такое счастье личное…
Иду, и снова яблоки свисают
Иду, и снова яблоки свисают
К земле на фоне тучи грозовой,
Твои слова и мучат, и спасают.
Иду, и справа сельское с кривой
Оградой — кладбище: цветы, могила.
Как ты права, что не совсем простила.
И ранящее для меня значенье
Твоя приобретает красота.
Иду и… длинных пальцев продолженье
Над грубой перекладиной креста.
Ты говоришь: поэты без стыда
Ты говоришь: поэты без стыда
Поют о каждом новом поцелуе,
И тайного не скроют никогда,
И даже Бога поминают всуе.
Что мне ответить? Наша ли вина,
Что мы в плену, что жизнь несовершенна.
Поэзия как исповедь: она
Почти освобождение из плена.
Просыпаюсь омытым, другим
Просыпаюсь омытым, другим…
Искупается грех первородный…
Нет его… Невесомый, как дым,
Улыбающийся и свободный.
Как называется, когда
Как называется, когда
Ничто душе не помогает?
Молчишь, как грешник, ждешь суда,
И вдруг свобода обжигает.
Как называется? Я сам
Не мог найти такое слово —
Оно должно бы по краям
Сиять, как голова святого.
Что случилось с нечистым, дурным
«Что случилось с нечистым, дурным?»
«Отойди, он на верной дороге,
Прошлому не угнаться за ним —
Человек очищается в Боге.
Это правда: с божественным слит
Я в любви. Злоба не тяготит,
И не надо законов и правил
(Ни к чему Моисей или Павел),
Если и для меня (за тобой)
Вечность бодрая, ум и покой…»
Жизнь, кто ты
Жизнь, кто ты? Чей-то хитрый жест —
Кому? и чей? Загадка эта,
Как ржавчина, меня разъест,
Пока я не добьюсь ответа.
Моя любовь, моя жена —
Увы, она не знает тоже,
Зачем ты мне и ей дана,
Жизнь, кто ты?.. Тишина. О Боже!
Так вот единственный ответ:
Когда сорвется почему-то
То слово (а другого, нет!)
И в небе миллионы лет
Промчатся, как одна минута.
Пролетает моя звезда
Пролетает моя звезда,
Дорогая моя, вернись!
Ярко вспыхнула борозда,
И опять потемнела высь.
Но коснулась меня та
Погасающая черта.
Чуть коснулась, тихо звуча,
Легче ветра, острее меча.
Словно в рыцари посвящен,
Дальним холодом поражен,
Неиспытанной глубине
Я отныне всегда раскрыт,
И звезда сияет во мне
И в ночное небо летит.
Райское дерево с чудными птицами
Райское дерево с чудными птицами
Тихо шумит надо мной.
Словно глаза под твоими ресницами —
Небо за чистой листвой.
Все это надо, и все мы охотники
С детства до счастья и грез.
Надо, чтоб выстрел (за лесом охотника)
Ветер оттуда донес.
Чтоб мотыльки продолжали кружение
Надо, цикада из сил
Чтоб выбивалась, — и чтобы прощение
Я наконец заслужил.
Доносящийся с вокзала
Доносящийся с вокзала,
Заливается свисток,
Белый в воздухе платок,
Тот, которым ты махала,
Первым снегом стал…
Этот города квартал
Будет мне невыносимым,
Если не повеет Римом
Жизни встрепенувшейся
От тебя, вернувшейся,
Как весна, домой
В зимний угол мой.
О, если суждено тебя мне пережить
О, если суждено тебя мне пережить,
Не только мне другой уже не полюбить,
Но (что мне до того, что волны в океане
Возобновляются) ты для меня желанней
Всего останешься, и, тело под землей
Забыв, на поиски уйду я за тобой.
Есть мораль у художника
Есть мораль у художника, ей
Не до скромности и человечности,
И не выше законы людей,
Презирающих муку о вечности.
Но любви выпадает на часть
Воля мудрая завоевателей,
У которых построена власть
На морали простых обывателей.
И себя ограничить не жаль,
Чтобы высветить жизнь обоюдную…
Я люблю прописную мораль
Как едва ли не самую трудную.