Архив стихотворений Николая Глазкова

Что было, то было, а было эдак:
В столицу Москва езда.
Медленнее, чем мне надо, едут
Товарные поезда.

А впереди по пути леса, и
Леса, и опять… снега.
Я на тамбуре замерзаю,
Пропадает моя нога.

Без сна и без отдыха несколько дней я…
Была бы лучше весна…
А на полустанках еще холоднее
Без отдыха и без сна.

И бесполезно на что-нибудь злиться:
Тому труднее, кто гонит немца;
Однако лишь в том вагоне счастливцы,
В котором печка имеется…

В котором начальник дымит дым-дмой,
Ему говорят:- Хлеба, водки не надо ли?
Только пусти нас, отец родимый! —
А отец посылает к той самой матери…

Начальник вообще воплощенная честность:
Кто-то вынимает бумажник потрепанный:
— Не желаешь ли денег, родимый отец наш?
А отец и бумажник к матери . . . . . . .

Однако к теплу неизведанный путь есть.
Я все что угодно готов упростить.
— За пятьдесят анекдотов пустишь? —
И мне отвечают:- Придется пустить!

И поезд сразу прибавил ходу,
И снега для меня что трава.
От анекдота и к анекдоту
Веду я свои слова.

Приехал — в метро устремился с вокзала,
Оттуда в заброшенный дом.
Когда я приехал, Москва мне сказала:
— Ты мог бы приехать потом!..

И у меня такое мненье,
Что упрощенье — ход вперед,
Но истинное упрощенье
Цивилизация дает.

Сложней автомобиля лошадь,
Что может укусить и сбросить.
Скачи, коль хочешь, на коне —
Автомобиль приятней мне!..

Костер разжечь без спичек можно,
Однако чрезвычайно сложно
Добыть огонь вращеньем палки,
Без спички и без зажигалки!

Чернильницу, перо стальное
С вооруженья снял давно я
Лишь потому, что эти штучки
Сложней простейшей авторучки!

В Талдоме или в Арзеруме
Жить в доме проще, нежли в чуме!..
Коль я не прост, прошу прощенья,
Звени, мой тост, за упрощенье!

Когда от нас уходит Старый,
Такая полночь настает:
Все подымаем мы бокалы —
И первый тост за Новый год!
Но переходим ко второму —
Тогда нам выпить хорошо
За милую хозяйку дома
Иль за кого-нибудь еще.
Заздравным тостам нет предела,
И, вероятно, кто-нибудь
Умелых наших виноделов
Захочет тостом помянуть.
Немало будет тостов разных,
Но в ночь такую я б желал
И за хрустальщиков прекрасных
Поднять хрустальный свой бокал!..
За яркость замыслов серьезных
И радость дружеских пиров,
За вдумчивых и виртуозных
Художников и мастеров!
За мелодичный звон бокальный,
Не умолкает он пускай!..
За Дятьково, за Гусь-Хрустальный,
За Неман и за Красный май!

1

Если денежки имеются у вас
И хотите летний отдых провести,
Москвичи,
Не езжайте вы ни в Крым, ни на Кавказ,
Где, наверно, побывали, и не раз,—
Выбирайте поизысканней пути!

Не пугайтесь вы, что Лена далека,
А доверьтесь романтической мечте —
Вам понравится великая река:
Я не видел равной ей по красоте!

2

Леной любуюсь, в великом зеркале
Зайчики солнечные забегали.
Прыгают резво, воды чуть касаются —
Краше становится Лена-красавица.

Здесь этих солнечных зайчиков масса,
Все в необъятный простор включены
И сверкают, словно алмазы
Первой величины!

3

Здесь фотоаппарат бессилен —
Такая это красота!
И вам, художники России,
Поехать надобно сюда!
Здесь так природа благородна,
Так живописны берега,
Что создадите вы полотна
Не на года, а на века!

4

Не испытываю зла
К тем, кто режется в козла.
Развлекаются… А все ж
Жаль мне эту молодежь!

Уперлись глазами в стол,
В палубные стены —
Не волнует их нисколь
Величавость Лены.

Ведь такая красота
Не везде бывает!..
А они, попав сюда,
Время убивают!

Как жара и холод, свет и тьма,
Город Камня надвое расколот.
Если посмотреть на все дома,
Старый город там и новый город.

Новый город, словно довод веский,
Супротив экзотики багдадской.
Может быть, он среднеевропейский
Больше, нежли среднеазиатский.

Вызывали у меня доверье
Новые арыки, стены, крыши
И великолепные деревья,
Те, что этажей седьмых повыше.

И совсем, совсем иного сорта
Старый город глиняной глуши:
Не для красоты и не для спорта
На глазах у женщин паранджи!

Учил Менделеев, что необходимо
Серьезней на Север взглянуть.
— Россия, — сказал он, — не знала б Цусимы,
Был если бы Северный путь!

Ученый не дожил… Его указанья,
Его предсказанья сбылись.
Упорны российских Колумбов дерзанья,
Седой океан, покорись!

На тысячу верст застилают дорогу
Громады дрейфующих льдов,
Но от Ленинграда до Владивостока
Идут караваны судов.

Зубами стучат ледяные громады
У северной самой земли:
От Владивостока и до Ленинграда
Идут каждый год корабли.

Отважные люди в полярных просторах
Зимуют под грохот пурги.
Таких крепостей нет на свете, которых
Боялись бы большевики!

Пускай наш седой океан необъятен,
Нам Север понятен: там нет «белых пятен»!

Родник хвалился: — Я велик!
Я очень многого достиг,
Вобрал в себя десятки влаг…
Но вот родник вбежал в овраг.

В овраге тек большой ручей.
Каков был смысл его речей?
Ручей хвалился: — Я велик!
Я очень многого достиг,
Вобрал десятки родников,
Вот я каков, вот я каков!
Но скоро в речку впал ручей.
Мы предоставим слово ей.

Хвалилась речка: — Как река
Я чрезвычайно велика!
Ручьев я сотни вобрала,
Вершу огромные дела,
Теку неведомо куда…
Но впала в реку речка та.
Река хвалилась: — Я, река,
И широка и глубока.
Так много речек вобрала,
Что не упомню их числа!
И не хвалиться мне нельзя:
Ведь не случайно и не зря
Присвоен мне великий сан…
Река впадала в океан,
И океан тот был велик!..
Увы! Не знал того родник!

Не цвели ни яблони, ни липы,
Потому что не было воды.
Началась потом дорога Рыбы
У Аральского и Кзыл-Орды.
Рыбок полосатых и усатых
Пассажирам продавали тут.
На полупустынных полустанках
Слышал я, колеса как поют.

Ночь прошла — безводная пустыня
Засияла солнцем и водой.
Началась тогда дорога Дыни
Или показалась мне такой.
Шумные арыки неустанно
Отражали знойные лучи.
На холмах зеленых Теплостана
Круглые росли карагачи.

Пошли за зверем восемь человек.
Булчуты понимали: зверь не слабый.
Судили по следам: ноябрьский снег
Был глубоко продавлен мощной лапой.

Эвенк Атласов, может быть, потомок
Атласова, открывшего Камчатку,
На зверя бросился, подняв топорик,
Но лапой зверь его в сугроб впечатал.

Захаров Миша ринулся с копьем
И ранил зверя, но не доконал.
Захаров Петя подоспел с ружьем
И уложил зверюгу наповал!

Потом узнали: это бабыр был,
Который почему-то шел на Север.
Захаров — старший брат — его убил —
И тигр в Якутском выставлен музее.

Он чучело, а выглядит живым,
Его не портят и не старят годы.
И мыс почтеньем сквозь стекло глядим
На памятник печальной той охоты!

В мир иной отворились двери те,
Где кончается слово «вперед»…
Умер Кульчицкий, а мне не верится:
По-моему, пляшет он и поет.

Умер Кульчицкий, мечтавший в столетьях
Остаться навеки и жить века.
Умер Кульчицкий, а в энциклопедиях
Нету такого на букву «К».

А он писал стихи о России,
С которой рифмуется неба синь;
Его по достоинству оценили
Лишь женщины, временно жившие с ним.

А он отличался безумной жаждой
К жизни, к стихам и пивной,
И женщин, любимую каждую,
Называл для чего-то своей женой.

А он до того, как понюхать пороху,
Предвидел, предчувствовал грохоты битв,
Стихами сминал немецкую проволоку,
Колючую, как готический шрифт.

Приехал в Москву прямо с юга жаркого,
А детство провел в украинских краях,
И мама писала ему из Харькова:
«Не пей с Глазковым коньяк!»

Есть у меня перочинный
Ножик из доброй стали.
Сколько его точили,
Сколько полировали!

Он, вероятно, не быстро
Занял почетное место,
А терпеливо лет триста
Приобретал совершенство.

С чувством «плепорции», с толком
Изготовлялся умельцем,
Чтоб на Макарьевском торге
Не уступать иноземцам!

Павловское изделье
Славилось по России —
Пушкин чинил им перья,
Перья из стаи гусиной.

Перья пускай устарели
В век рукописно-машинный,
Но остается при деле
Павловский нож перочинный!

Дома он мне пригодится
Или на лоне природы,
Всюду могу им гордиться:
Радостная вещица —
Павловская работа!

«Аз тебе хоцю!» писал писалом
На бересте грамотный мужик.
Был, наверно, откровенным малым,
И в любви желанного достиг.

Так непринужденно, откровенно
И не лицемерно хорошо
На бересте до него, наверно,
Милой не писал никто еще!

Это удивительно похвально,
Что сумел он грамоту постичь
И сказать так просто, гениально,
Чтоб в любви желанного достичь:
— Аз тебе хоцю!..— Здесь взлет отваги,
Честное влечение души…

Мой коллега лирик, на бумаге
Попытайся лучше напиши!

Бык Холода родился в сентябре
Под облаками северных сторонок
И нагло заявляет о себе.
Бык Холода пока еще теленок.
Теленок он отнюдь не золотой,
Бодает всех, и как еще бодает:
Сковал все огороды мерзлотой —
И урожай картошки пропадает.

Теленок этот нехороший, злой,
Не золотой в буквальном смысле слова:
Морозит воду, а вода — основа
Промышленности нашей золотой!..
Ведь промывают золото водой,
Водою добывают и алмазы.
Стервец-подлец телец не золотой,
И от него стране убытков масса!..

Теленочек не золотой отнюдь —
Бедняге, мне не нравится ничуть
Такое быстрое похолоданье,
И собираюсь я в обратный путь:
Хочу уехать от его боданья!