Собрание редких и малоизвестных стихотворений Николая Доризо. Здесь мы сохраняем тексты, которые ищут реже, но они дополняют картину его поэтического наследия и подходят для детального изучения творчества. Больше известных текстов — на главной странице поэта.
* * *
Ворочать глыбами минут
Ворочать глыбами минут,
Без сна ворочаясь в постели…
Какой мучительнейший труд —
Моё протяжное безделье!
Гулять, обедать — просто так
(Отягощённый сам собою).
А белый лист — как белый флаг
Опять проигранного боя.
Рванись, строка, из-под пера,
Вернись же снова, вдохновенье,
Моя счастливая пора,
Мой отдых до изнеможенья!
Афиши
Иду
под липами
нависшими,
Где стынет утренняя тишь…
Москва обклеена афишами,
И всюду ты глядишь с афиш.
Твоё лицо,
так сладко спавшее
Под утро на моей руке.
И, вдруг
повсюду замелькавшее,
Ловлю вблизи и вдалеке.
То там,
где правила движения,
То у табачного лотка,
Хоть не имеешь отношения
Ты к производству табака.
Киоски,
парки,
учреждения —
Твоё лицо.
И оттого
Похож весь мир на день рождения,
На день рожденья твоего.
У входа в зал толпа расплещется,
Её ты снова победишь.
Но вот
идёт к тебе расклейщица
Со связкой новеньких афиш.
Она спешит.
Ей медлить некогда,
Афиши держит на весу
И вдруг привычно,
как бы нехотя,
Проводит кистью по лицу.
А я за ней слежу растерянно:
Ладони маленькой нажим —
И ты
зачёркнута,
заклеена
Внезапным именем чужим…
Где вы, афиши,
собиравшие
Когда-то нас на праздник свой,
Давно минувшие,
опавшие
На этой самой мостовой!
Нет,
с ними облик твой не вяжется.
В метро,
у входа в Лужники,
Твоя улыбка вновь покажется,
Под утро встав с моей руки.
И всё же, всё же мне мерещится
Тот самый день,
тот самый час,
Когда лицо твоё
расклейщица
Сотрёт с афиш в последний раз.
Люблю писать в дороге
Люблю писать в дороге!
На встречный тополёк
Люблю
повесить
строгий
Служебный
табелёк.
Начать
свой день рабочий
С румынских дальних троп
И этот день
закончить,
Въезжая в город Чоп.
Рассветный лес
не скаред —
Вглядись в его листву,
И он тебе подарит
То краску,
то строфу.
Благодарю природу —
Она
средь бела дня
Любую строчку
с ходу
Допишет
за меня!
Ты тщетно ищешь
слово.
Ни мысли в голове,
А у неё
то слово
В зелёном рукаве.
Что тары-растабары!
Уж если честным быть,
Я должен
гонорары
С ней
поровну делить.
Люблю писать в дороге!
Пусть нету книг в пути,
Мой стих
меня ж
в итоге
Научит мудрости!
И посреди планеты,
У вербы,
у ольхи,
Как университеты,
Кончаю я стихи!
Пусть слава подойдет к столу
Пусть
слава
подойдёт
к столу, —
За нею
гнаться
я не буду,
В стихах
не буду
бить посуду,
Чтоб прогреметь
на всю страну.
Пусть
слава
подойдёт
к столу, —
Хочу
услышать
похвалу.
Заметь
меня,
старик Державин.
Но хоть я
дьявольски
тщеславен,
Пусть
слава
подойдёт
к столу, —
А подойдёт
она
к столу,
Я крикну ей,
коль рядом
встанет:
— Не отвлекай,
я делом занят!
Постой за шкафом,
там,
в углу,
А после
подойдёшь
к столу,
Когда мой гроб
украсят
розы.
Свободный
от стихов
и прозы, —
Я буду
ждать
твою хвалу, —
Пусть
слава
подойдёт
к столу!
Стихи о себе
Со мной
хорошо тебе,
Коля?
Сегодня совсем ты другой.
Не знаю я,
что ты такое,
Не знаешь ты,
кто я такой.
Нет,
зеркало нас не сближает.
Стою
перед этим стеклом —
Как будто
состав
отъезжает,
А ты,
за вагонным окном.
Всё дальше ты,
всё отдалённей,
И всё непонятнее мне,
Чужой
и совсем посторонний
В стеклянной своей глубине.
Я знаю,
кто этот прохожий,
И кем
родила его мать,
Но кто ты —
плохой ли,
хороший —
Вот этого
мне не узнать!
Умён ли ты,
мне неизвестно,
Силён ли ты,
мой дорогой?
Поэтому
так интересно
И так мне печально
с тобой.
Ищу тебя
снова и снова
Пером,
что острее, чем глаз.
Скажи мне,
хоть строчка,
хоть слово
Останется ли после нас?
И нет нам
друг с другом
покоя,
На кладбище
будет покой, —
Не знаю я,
что ты такое,
Не знаешь ты,
кто я такой.
Мой критик, пишешь ты сердито
Мой критик, пишешь ты сердито,
Хотя, быть может, и умно.
В твоих статьях порою скрыто
Рациональное зерно.
Но тон казённого приказа
Своею строгостью крутой
Меня отпугивает сразу
От справедливой правды той.
Подумай, критик мой, о тоне,
Чтоб я с тобой был заодно,
Чтоб я клевал с твоей ладони
Рациональное зерно.
Лукич
К его улыбке я привык
И часто знаю наперёд,
О чём приветливый старик
Рассказ любимый поведёт.
Он помнит карцер, кондуит —
Тот давний век. И оттого
Порой цыгарка чуть дрожит
В руке медлительной его.
Он носит валенки всегда,
Потёртый форменный картуз,
И голова его седа,
И поржавел от дыма ус…
Но скоро опустеет класс,
И связкою ключей звеня,
Швейцар Лукич в последний раз
Из школы выпустит меня.
Настанет день — и класс пустой
Вновь заживёт, шумлив и юн,
И сядет ученик другой
За парту крайнюю мою.
И этот новый ученик
Знать тоже будет наперёд,
О чём приветливый старик
Рассказ любимый поведёт.
Любой из нас большой актер
Любой из нас большой актер,
Что самого себя играет.
Большой актер,
Но до тех пор,
Пока он сам того не знает.
Хвали меня как можно реже
Хвали меня как можно реже, —
Не то забудешь свой престиж
И не себе, конечно, мне же, —
Мне завтра это не простишь.
Поверь, ты хочешь не ее вернуть
Поверь, ты хочешь не ее вернуть,
А то, твое, что с ней тебя связало:
Порыв твой, благородство, в этом суть, —
Вернуть свое прекрасное начало.
Девушке, которой восемнадцать
Когда б любила ты меня всей силой юности своей
И захотела б мне Судьбу свою доверить,
Тебе б поверил я, но юности твоей
Я не могу в мои года поверить.
А как мне стать ровесником твоим?
Отдать все года, прожитые мною,
Стихи, что стали именем моим…
Как страшно, если был бы я любим
Такою непосильною ценою!
Поднимаются ночью
Поднимаются ночью,
Тайком от семьи,
И мостят
Свои строки тернисто.
И тайком от семьи
Тратят средства свои
Не на девушек —
На машинисток.
Шют свои бандероли
Опять
И опять,
И не спят,
И рискуют,
И смеют.
Как им нужен
Божественный дар —
Не писать,
Но они
Не писать
Не умеют!..
Как обидно и горько звучит:
Графоман —
Для поэта и для музыканта!
Графоман —
Это труженик,
Это титан,
Это гений,
Лишенный таланта.
Мысль начинается не с мысли
Мысль начинается не с мысли.
А с чего?
С неизъяснимости волнения первичной,
С обиды, с гнева, с нежности обычной.
У мысли с чувством кровное родство.
Холодный ум, он вовсе невелик,
Мысль чувственна, и тем она прекрасна,
Лишь в муках чувства вдруг, в какой-то миг
Рождается ребенок мысли ясной.
Опять
Опять
В щенка
смирил я
львенка.
С послушной нежностью
притих.
Твои глаза как два ребенка,
Никак нельзя обидеть их!
Куда-то ехал
Куда-то ехал,
С кем-то пил,
Кого-то яростно любил.
И молод был,
И счастлив был
В той дружбе откровенной,
Общался с Музою самой…
Как это страшно, боже мой, —
Вся жизнь, что прожил до тебя,
Была тебе изменой.
Каким-то странным свойством обладаю
Каким-то странным свойством обладаю.
Как хочешь это назови, —
Я не слабею, ощущая слабости свои,
А дьявольскую силу обретаю.
Муза
Ни на кого б ее не променял.
Я тщетно звал ее ночами, как светило,
Когда ж я ей с другими изменял,
Она ко мне влюбленно приходила.
Мое безделье
Мое безделье — виноватость
Перед людьми, перед собой,
Чтоб обрести потом ту радость,
Когда ты отдаешь с лихвой.
Необходимо мне такое забытье
Необходимо мне такое забытье.
Чтоб мысли отрешенные, вчерашние,
Вчерашнее молчание мое
Вдеть нынче утром в тапочки домашние.