Ты понимаешь
Ты понимаешь, понимаешь,
чего я говорю?
Ты не обманешь, не обманешь,
что это всё не плод ума лишь?
Я чую, слышу, зрю
и густоту, и редкость речи,
нагруженной на эти плечи
случайные, мои,
как воин, кликнутый на вече,
оставивший бои.
Из Пиндемонти
И на ощупь, как полено,
и на вкус
это право, это лево
на дискурс,
отвоеванное право
сотрясать
бедный воздух невозбранно
и плясать
на открывшемся просторе
площадей,
где вчера в чуме и море
жгли людей.
Ты гражданин?
Ты гражданин?
Живи один.
А ты, поэт,
на целый свет
иди обнять
людскую рать,
тьму тем, и свет
неси, поэт,
в ладонях двух,
чтоб не потух.
Два стихотворения
Слова плывут туда, сюда ли, мимо
Слова плывут туда, сюда ли, мимо,
как стайка потревоженных утят,
нахохлен стих, как ворон возле млына,
и, как листовки, ласточки летят.
Ой, на горе жнут жнецы
Ой, на горе жнут жнецы
на полях баталий жниво,
что жило — уже неживо,
вжикнул серп, пришли концы.
В чернозем и солонцы
истекает крови жила,
от режима до режима
скачут в трауре гонцы.
Ой, на горе на горе
на заре и по жаре
свистнул, вжикнул и обуглил —
все, что было жаром сердц,
сжал нежалостливый серп,
загребая сажу в угол.
Ты знаешь край
Ты знаешь край
(у бездны),
ну так сигай,
любезный,
ну так лети
на камни,
маши, крути
руками,
порхая, тре-
пыхаясь,
втопя свой трепет в хаос.
10 = 9
(памяти обериутов)
…писали бы ямбом…
Где в ореоле черных солнец,
вещей глаголом переполнясь,
они шутили, как гасконец,
по русским скачущий снегам,
там их за ямбы ждал червонец,
и за хореи ждал червонец,
и за верлибры ждал червонец
без переписки — девять грамм.
И вдохновения святые
И вдохновения святые,
и запятые, запятые,
и обуянный дух мечтой,
и снова точка с запятой,
и ах! — и страстный, как Испанья,
через препоны, препинанья
Пегас домчится всем назло
в свое покойное стойло.
Неузримый при свете
Неузримый при свете и
прозреваемый в темноте,
Ты почти междометие
на меже между этим и тем.
Вдох и выдох — зазором ли
продыхаешь кругло-кругло
меж морозов узорами
выходящее к свету стекло…
И у круга трамвайного
не сойти мне, а повернуть.
Не оставь, не отдай, не замай меня,
между рельсами тесен мой путь.
Из автобуса выходя
Из автобуса выходя,
на Ворота Святого Гвоздя
я гляжу — ни гвоздя, ни ворот,
так сказать, от ворот поворот.
Но пройди по-над кольцевой,
под немолкнущий вой грузовой,
и очутишься сразу по ту
грань и сторону, вся в поту.
Руку вытяни, мельком глянь
на тобой перейдённую грань,
где и воздух жарок и рыж,
где остался город Париж.
Господа-товарищи
Записки ветерана «Холодной войны»
Мы были дети
И мы — мы были дети,
и попадали в сети,
ловушки и силки.
И к нам — под лампой с книжкой,
с термометром подмышкой —
слетались мотыльки.
И с нас когда-то спросят,
куда нас ветер носит,
куда мы во всю прыть
несемся? В догонялки,
в колдунчики да салки…
И все ж — куда нам плыть?
Ты, человек, ты, Божий образ
Ты, человек, ты, Божий образ,
ты изобрел нам всем автобус
(сказать не смею — мне одной).
И я вхожу, я, образ Божий,
со всеми схожий и несхожий,
и предъявляю проездной
как пропуск бормотать невнятно,
кругом французам непонятно,
да и себе понятно ли?
Оставь, оставь маршрут свой косный,
мой першерон шестиколёсный,
и как захочется рули…
А я всегда всем современницей была
А я всегда
всем современницей была
и, как вода,
по всем изгибам русла протекла.
И, в море впав,
осталась, как и все, без прав,
не миновал
меня ни первый, ни девятый вал.
Волна волне
я говорю: «Чего мы ждем?
Пора и мне
свои верховья увлажнить дождем».
Девятый день
Вот она я
Вот она я —
еду — поедем — поехали,
и в водопаде наяд
стайки заахали эхами.
Вот оно то,
к чему через рвы, ухабы
тащились плащи, манто,
хламиды, робы, рубахи.
И вот они мы в Нем,
неловкая в Слове пословица,
и в водопаде огнем
с разбегу вода остановится.
Уединён и уединен
Уединён и уединен,
заснежен и зальдён, зальдинен,
стоишь, как столпник на столпе,
как вызов, брошенный толпе.
Но толпы — это человеки,
чело светло и тяжки веки,
чаяний полны и забот,
в детсадик, в офис, на завод
они бегут и байки бают,
и огибают, обегают
твой столп, воздвигнутый вотще,
москвич в Гарольдовом плаще.
Как от Крыма до Рима
Как от Крыма до Рима
ветр играет волною.
Если я одержима,
то хотя бы не мною.
Как из присказки сказка
пробивается стойко.
Если с чем я согласна,
с токованием только.
Как от urbi до orbi
речи тлеют немея.
На горбу и на морде
донесу что имею.
Ничего не учив
Ничего не учив,
не уча по складам,
даром дар получив,
даром дар и раздам.
Чуть навязчив мотив,
теребящий струну:
даром дар отхватив,
не упрячу в суму.
Даром дар, не дары,
только этот один
средь кромешной жары
и нетающих льдин.
Раздралась завеса, и тьма
На двух ногах, четырехглазый
На двух ногах, четырехглазый,
скорей колеблется тростник,
чем мыслит. Странною заразой
затронутый, увял, и сник,
и снит в неведомой долине
невидимые миру сны,
и выплывают удалые
на Млечный путь его челны.
Рынки, торжища, базары
Рынки, торжища, базары,
будки, шапито, вокзалы,
улица, фонарь, аптека,
кто там ищет человека
днем с огнем?
Кто взошел из утлой бочки,
прорастил на пальцах почки,
в почву запустил коренья,
расцветая не ко время
старым пнем…
Жаворонки прилетели
Жаворонки прилетели,
жаворонки.
Травы старые в постели
ржавы, ломки.
Травы старые подстилкой
новой травке,
как песчаник палестинский
нашей Пасхе.