Архив стихотворений Михаила Светлова

Я годы учился недаром,
Недаром свинец рассыпал —
Одним дальнобойным ударом
Я в дальнюю мачту попал…

На компасе верном бесстрастно
Отмечены Север и Юг.
Летучий Голландец напрасно
Хватает спасательный круг.

Порядочно песенок спето,
Я молодость прожил одну, —
Посудину старую эту
Пущу непременно ко дну…

Холодное небо угрюмей
С рассветом легло на моря,
Вода набирается в трюме,
Шатается шхуна моя…

Тумана холодная примесь…
И вот на морское стекло,
Как старый испорченный примус,
Неясное солнце взошло.

На звон пробужденных трамваев,
На зов ежедневных забот
Жена капитана, зевая,
Домашней хозяйкой встает.

Я нежусь в рассветном угаре,
В разливе ночного тепла,
За окнами на тротуаре
Сугубая суша легла.

И где я найду человека,
Кто б мокрою песней хлестал, —
Друзья одноглазого Джека
Мертвы, распростерлись у скал.

И все ж я доволен судьбою,
И все ж я не гнусь от обид,
И все же моею рукою
Летучий Голландец убит.

Товарищ устал стоять…
Полуторная кровать
По-женски его зовет
Подушечною горою.

Его, как бревно, несет
Семейный круговорот,
Политика твердых цен
Волнует умы героев.

Участник военных сцен
Командирован в центр
Па рынке вертеть сукном
И шерстью распоряжаться, —

Он мне до ногтей знаком —
Иванушка-военком,
Послушный партийный сын
Уездного града Гжатска.

Роскошны его усы;
Серебряные часы
Получены благодаря
Его боевым заслугам;

От Муромца-богатыря
До личного секретаря,
От Енисея аж
До самого до Буга —

Таков боевой багаж,
Таков богатырский стаж
Отца четырех детей —
Семейного человека.

Он прожил немало дней —
Становится все скучней,
Хлопок ему надоел,
И шерсть под его опекой.

Он сделал немало дел,
Немало за всех радел,
А жизнь, между тем, течет
Медлительней и спокойней.

Его, как бревно, несет
Семейный круговорот…
Скучает в Брянских лесах
О нем Соловей-разбойник…

Век наш короток, да долги ночи,
Хлопотливы и быстры дни,
Наработаешься — ночью хочется
Ласку теплую и грудь рабочую
Ночью хочется соединить.
Поработаешь, и делать нечего,
Молодую не сдержишь прыть…
Оттого-то люблю я вечером,
Напирая на эти плечи вот,
Люблю я вечером поговорить.
Разговоры считать подите-ка,
Сосчитайте-ка говорунов…
Тут и девушки и политика,
В разговоре веселом вытекут
И политика и любовь…
Сердце мячиком тревожно прыгает
До двенадцати. А потом
Баловство я из мыслей выгоню
И засяду за теплой книгою —
«Капитала» последний том.
Небо глянет зажженным месяцем —
Бабьим цветом пестрит бульвар…
Я — подальше. Я до лестницы,
Где у клуба гуртом разместится
Комсомольская братва.

В широких просторах родимой земли
Немало расскажут былин,
Как сто горизонтов солдаты прошли,
Как шёл батальон на Берлин.

Пожаром легла боевая пора
На зелень украинских трав,
Когда, рассекая течение Днепра,
Мы шли сквозь огонь с переправ.

Над нами знамёна побед шелестят.
Пылают сражений огни,
За нами бобруйские ночи горят
И жаркие брестские дни.

Крещёные порохом, дымом, огнём,
Мы наши знамёна несли,
За Минском — Варшаву, Дунай — за Днепром,
За Вислою Одер прошли.

Друзья, наполняйте бокалы полней
За наших бойцов дорогих,
За вечную славу погибших друзей,
За громкую славу живых!

Переживший долгое зимовье,
Аккурaтно, в кaлендaрный срок,
Зaжурчaл нa склонaх Подмосковья
Дрaгоценный русский ручеёк…

Помнишь ли, водa, своё нaчaло —
День, когдa в стрaне богaтырей
Ты петровский ботик зaкaчaлa
Нa большой поверхности своей?

Крепости полнa многовековой,
Южные избороздив крaя,
Привелa к победе Ушaковa
Сильнaя твоя струя.

А теперь военный и грaждaнский,
Огибaя мaтерик, плывёт
Северный и Тихоокеaнский,
Черноморский и Бaлтийский флот.

До чего стaновится богaтой
Биогрaфия твоя, водa!
Мощный, добродушный экскaвaтор
Не жaлеет для тебя трудa.

Через незнaкомые рaйоны,
Кaк всегдa, прозрaчнa и светлa,
Нaми поднятa — от Волги к Дону
Ты сегодня посуху пришлa.

Слaвно потрудились нaши руки!
И, людей зa труд блaгодaря,
После миллионa лет рaзлуки
К Кaспию придёт Аму-Дaрья.

Ты тогдa предстaнешь пред нaродом
Не совсем обычной, не простой
Дружбой кислородa с водородом,
А союзом действия с мечтой.

Кaк немой, бесформенный векaми,
Оживaет мрaмор под резцом,
Стaнешь ты под сильными рукaми
Озером, рекою, ручейком.

Не один случaйный гость приезжий,
Не однa стрaнa — весь шaр земной
Будет умывaться нaшей свежей,
Животворной русскою водой.

Казалось, в этой нищенской семье
Мечтать бы о каком-нибудь пирожном,
А у меня — другое на уме,
А я мечтал о чём-то невозможном.

И мне всегда казалось — Гулливер
Снял комнату плохую у соседки,
А Лизу бедную я провожаю в сквер
И с нею полночь провожу в беседке.

Казалось, я владетель всех высот,
Казалось, дети, как пророки, зорки, —
Не мог я знать, что мой герой придёт
В простой, обыкновенной гимнастёрке.

Доверчивый ребёнок не поймёт,
Романтика подводит нас порою.
Не сабля и не меч, а пулемёт —
Вот верный спутник моего героя.

И пусть уже прошло немало лет,
Но понемногу, как и все, старея,
Его прекрасный воинский билет
Я вижу в Третьяковской галерее.

Не Суриков его нарисовал,
(Что, может, тоже было бы неплохо).
Его нарисовал девятый вал,
Меня поднявший в уровень с эпохой.

Далёкий мир за гранью облаков
Становится всё менее огромным.
Мой пулемётчик Федя Чистяков,
Мой мальчик дорогой, тебя я помню, помню!

Я до сих пор живу не как-нибудь,
И я не стану жертвою забвенья.
Я голову кладу тебе на грудь,
Мне слышится твоё сердцебиенье.

Мы научились точно козырять,
Ты на войне солдат, а не посредник,
А вот сейчас усердия не трать —
Я не майор, я просто собеседник.

Зима. Скрипит берёза на ветру,
Мы веточку любую помнить будем.
Нет, ты не умер! Я скорей умру.
Мы оба не умрём! Так нужно людям!

Нет, мы не мёртвые! На кой нам чёрт покой!
Наш путь не достижений, а исканий.
И пусть моей дрожащею рукой
Твой светлый профиль будет отчеканен.

Забыть я не хочу и не могу,
С тобой брожу по северным болотам,
И вижу снова я, как по врагу
Мальчишка русский водит пулемётом.

Внимание! Враг в тридцати шагах,
Не очень уж большое расстоянье.
Всё воскресает, и в моих ушах,
Как выстрелы, трещат воспоминанья.

Как хочется немного помолчать,
Не говорить о прошлом и о смерти,
Но времени тяжёлую печать
Увидел я на траурном конверте.

Не исчезает прошлое из глаз.
Пусть я не верю в вечную разлуку,
Я всё же помню, как в последний раз
Пожал твою слабеющую руку…

Двадцатилетие… ты очень далеко,
Но всё ж светиться ты не перестало!
Пойми: стихотворенью нелегко,
И потому оно коротким стало.

Дети нищих! Вы помните, в складчину
Мы купили у грека халву!
Это вами, вами назначенный,
Я — поэт. И вот так живу.

Дети нищих! Многие, многие
Были вы не во сне, наяву.
Не во имя идеологии,
А во имя вас я живу!

Дети русские, дети Индии,
Дети всех континентов и стран,
Я состарился, но не заиндевел,
Я — рассветный тёплый туман.

Как мечтал я о чернобровой,
Ожидающей у моста,
Но не девочкой, женщиной вдовой
Ты приходишь, моя мечта!

Вспоминая мечты свои детские,
Старики признаться должны:
Мы советские, старосветские,
Люди лучшей гражданской войны.

Какой это ужас, товарищи,
Какая разлука с душой,
Когда ты, как маленький, свалишься,
А ты уже очень большой.

Неужто всё переиначивать,
Когда, беспощадно мила,
Тебя, по-охотничьи зрячего,
Слепая любовь повела?

Тебя уже нет — индивидуума,
Все чувства твои говорят,
Что он существует, не выдуман,
Бумажных цветов аромат.

Мой милый, дошёл ты до ручки!
Верблюдам поди докажи,
Что безвитаминны колючки,
Что надо сжирать миражи.

И, сыт не от пищи терновой,
А от фантастических блюд,
В пустыне появится новый,
Трёхгорбый счастливый верблюд.

Как праведник, названный вором,
Теперь ты на свете живёшь,
Бессильны мои уговоры —
Упрямы влюблённые в ложь.

Сквозь всю эту неразбериху
В мерцанье печального дня
Нашёл я единственный выход —
Считай своим другом меня!

В каждой щелочке,
В каждом узоре
Жизнь богата и многогранна.
Всюду — даже среди инфузорий
Лилипуты
И великаны.

После каждой своей потери
Жизнь становится полноценней —
Так индейцы
Ушли из прерий,
Так суфлеры
Сползли со сцены…

Но сквозь тонкую оболочку
Исторической перспективы
Пробивается эта строчка
Мною выдуманным мотивом.

Но в глазах твоих, дорогая,
Отражается наша эра
Промелькнувшим в зрачке
Трамваем,
Красным галстуком
Пионера.

Между глыбами снега – насыпь,
А по насыпи – рельс линии…
В небе дремлющем сумрак синий,
Да мерцающих звезд чуть видна сыпь.

Заяц вымыл свой ранний наряд
И привстал на задние лапочки
Посмотреть, как в небе заря
Разбегается красной шапочкой.

Дальний лязг застучал угрозой,
Вниз по насыпи заяц прыжком,
Увидал: за отцом–паровозом
Стая вагончиков поспешает гуськом.

Зазвенели стальные рельсы,
Захрипел тяжело гудок…
– Осмелься
И стань поперек!

…А там, где прошли вихри,
Прижавшись тесно друг к другу,
Рассказывал заяц зайчихе
Про вьюгу.

Вон там, в скучающих полях,
Сошлась и не уйдет земля,
И небо в черный час над городами
Выбросило звездную рекламу,
И только изредка вдали
Завод огнями шевелит.
Он должен, хмурый и угрюмый,
Вести полей такую уйму,
И жалуется мне обычно,
Что тяжело,
но что привычно;
И впереди полей – его обоза –
Дымит его труба,
словно труба паровоза,
И вспомнилось мне:
бежит паровоз от погони
И сорок вагонов гонит,
И пусть бы их было не сорок, а сто,
а более ста,
Паровоз бы бежал,
Паровоз бы спешил,
Паровоз бы устал,
но бежал.
Так и ты, завод!
Наяву и во сне
Гонишь в дождь и в снег,
Гонишь в ночь и в день
Беспрестанный
состав
деревень.

На большом перекрестке трамвайной сверкающей линии,
Где кондуктор, спеша, проверяет билеты,
Ванька Синий
В первый раз увидал Лизавету,
Ванька Синий, больной, изнуренный венерик.
Всеми крохами чувств своих грязных безумно влюбился…
Лизавета ушла в чьи–то жадно раскрытые двери.
С Лизаветою Ванька простился.
Там, где линии рельс загибаются вправо куда–то,
Ванька Синий попался, забравшись в чужие карманы.
Будет Ванька теперь щеголять в арестантском халате,
Будет плакаться пьяный…
Выйдет ночью с парнями гулять Лизавета,
Милым полную грудь подставляя,
Там, где юркий кондуктор, спеша, проверяет билеты,
Где уходят направо трамваи…

Гудками ревут,
Буферами бряцают
Вошедшие в ночь поезда;
И смотрит на землю,
И тихо мерцает
От нечего делать звезда.

Мосты и тоннели,
Холмы ц отроги,
Равнины и солончаки…
И поезд проходит,
И профиль дороги
Колеблет его позвонки.

В грязи по колено,
Готовый к морозам,
Высоких столбов эскадрон
Нам вслед посылает
За азбукой Морзе
Фарфоровых чашечек звон.

К рассвету со всех четырех сторон
Пение птиц, и солнечный звон,
И шелест мокрых акаций.
Солнце вовсю освещает район
Сплошной коллективизации.
И сразу в размеренный скрип колес
Врывается хриплым шумом овес,
Он солнце себе намотал на ус,
Земля хороша и крепка на вкус!

Пшеница бушует
На тысячи га
От Днепропетровска
До Кременчуга,
Колосья сошлись
И, склоняясь упруго,
Как звери,
Обнюхивают друг друга.
________

Республика вышла к полям от застав
И, зерна в колосьях своих сосчитав,
Берет меня тихо
За правую руку,
Чтоб пульс мой считать
По высокому стуку.

Клонится, к осени отяжелев,
Республики нашей
Густой посев…
Людям идти
И песням цвести
На откровенном
Ее пути!

Живёшь ты, ничего не ожидая.
Ну разве может людям быть близка
Мечта твоя, такая молодая,
Заснувшая в объятьях старика.
Какие б тучи снова ни нависли,
Ты слышишь среди вспышек грозовых
Негромкое посапыванье мыслей
На жёстких койках клеток мозговых.
Будь тишиной в обыкновенном громе
И громом стань в зловещей тишине!
Ты не считай, что счастья нету, кроме
Всего того, что уж давно в цене.
Не две любимые – одна необходима,
Две радости всё ж меньше, чем одна.
Не половинчатость, не двойственность.
Ты мимо
Пройди, и станет жизнь тебе ясна!

Пальма на море глядит,
Ловит солнечные пятна…
У черкешенки в груди
Две волны из моря спрятаны.
Эти волны моряка,
Знаю, к вечеру погубят…
С неба сброшенный закат
Опрокинулся на губы.
Пальма жалобно гудит,
Пальмы жалоба близка нам…
У черкешенки в груди
Волны пляшут ураганом.
Горы дрогнули на миг,
Лаской месяца согреты…
Подойди и обними
Пролетарского поэта.
За станком и у сохи
Мои песни страстью славятся…
Почитай мои стихи,
Полюби меня, красавица.
Там, где сотни городов
К небу трубами подвешены,
В криках раненых гудков
Я слыхал тебя, черкешенка.
У заводов впереди
От свинца чуть не погиб я…
Две волны сменились зыбью
У черкешенки в груди.

1

Трубы, солнцем сожженные,
Хрипло дымят в закат.
Думаешь: легко Джону
У станка?

Льет завод расплавленный камень…
Видишь: молот – и ему лень…
Где же Джону с двумя руками
По двенадцать часов в день?

2

Джон в восемнадцать лет
Первый бунтарь в заводе…
Забастовочный комитет
Сегодня митинг проводит.

Мутно–свинцовую грязь
Трубы устали выбрасывать,
Сегодня в заводе праздник
Пролетарский,
Классовый.

3

Крылья зарев машут вдалеке,
Осторожный выстрел эхом пойман,
А у Васьки в сжатом кулаке
Пять смертей затиснуты в обойму.

В темный час ленивая изба
Красный флаг напялила с опаской…
От идущей нечисти избавь,
Революция антихристова, Ваську!

Под папахой мокнет черный чуб,
Бьется взгляд, простреленный навылет.
Сумерки, прилипшие к плечу,
Вместе с Васькой думу затаили.

Стынет день в замерзшей синеве,
Пляшет дружно хоровод снежинок,
Да читает окровавленный завет
Ветер – непослушный инок.

4

Джоном получен приказ
Собрать молодежь завода…
Каменной шее станка
Джон свои руки отдал.

Джона года
Ждали машины…
Если надо, душу отдаст
В порядке партийной дисциплины.

5

Месяц в небе задумчив и строг.
Стелет синий ковер на порог,
У порога месяц прочел
Незнакомое: «Комсомол».
Ветер гладит и чешет сосну,
Хорошо бы сосне соснуть…
Чью–то грусть сберегла тишина…
Хорошо бы Ваське узнать,
Хорошо бы винтовку с плеч,
Под лучи голубые лечь.

6

Джон и Васька вдвоем идут…
В небе, на туче прохожей,
Пятигранную стелет звезду
Коминтерн Молодежи…

Ласковым в дружбе, в споре разгневанным –
Будто я видел вас только вчера,
Будто сидите вы с Борею Левиным
И разговариваете до утра.

Будто на общем собрании клуба
Вы обращаетесь с речью к нам –
Завоевавший алмазный кубок
Первенства СССР по стихам.

Будто встречаемся – только реже,
Будто – непогребённый поэт –
В гости пришли вы – такой же, прежний –
К нам – постаревшим на десять лет.

Громким оркестром, музыкой медною
В марше прошло по часам и по дням
Время, в бессмертье своём незаметное,
Время, которое дорого нам.

Но времени нет и разлуки нету –
Жив Маяковский! Он не ушёл –
Вечный поэт, над вершиной планеты
Громко читающий «Хорошо!»

Мне неможется на рассвете,
Мне б увидеть начало дня…
Хорошо, что живут на свете
Люди, любящие меня.

Как всегда, я иду к рассвету,
И, не очень уж горячи,
Освещают мою планету
Добросовестные лучи.

И какая сегодня дата,
Для того чтоб явилась вновь
Похороненная когда–то,
Неродившаяся любовь?

Не зовут меня больше в драку,—
Я — в запасе, я — просто так,
Будто пальцы идут в атаку,
Не собравшиеся в кулак.

Тяжело мне в спокойном кресле.
Старость, вспомнить мне помоги,—
Неужели они воскресли,
Уничтоженные враги?

Неужели их сила тупая
Уничтожит мой светлый край?
Я–то, ладно, не засыпаю,
Ты, страна моя, не засыпай!

В этой бешеной круговерти
Я дорогу свою нашел,
Не меняюсь я, и к бессмертью
Я на цыпочках подошел.