Архив стихотворений Михаила Герасимова

Я, отрок, рос в железном храме,
Свечей горел стальной кристалл,
Я видел в прокопченной раме
Виденье звездного креста.

Как жертвенник неугасимый,
Доменный пылал колосс
Явился в горне лик незримый
В сиянья огненных волос

В одеждах пламени и дыма,
Шелками шлака шелестя,
Огнем и верою палима,
Мечом и знаменем блестя.

Молниевидным жалом
Проявила покой,
Неумолимо сердце сжало
Испепеляющей рукой.

Согбенную расправил спину,
Мгновенно волю закалял,
Свое я сердце с силой вынул,
В тисках железных опилил.

И с этих пор в нее влюбленный
Всей глубью тайною души,
Ее я голос слышу в звонах
Неумолкающих машин.

Ее глаза — в блистаньи стали,
Улыбка — в скачущем луче.
Тоскующее сердце стало
Калиться в пламени печен.

Ты — знаменем кроваво-красным
Благословившая меня.
Я стал баян восстаний властных,
Поэт железа и огня!

Я пришел с «Вешними зовами»
И цистерной буквенных зерн,
Громовыми песнями новыми
Вздувать потухающий горн.

Рассеял солнечное семя
В глыбы синих блуз,
«Железных цветов» беремя
Сбросил светлый груз.

Я писал на листах котельных,
Макал в вагранку трубу,
Меня лишь птицы хмельные
Звали в даль голубую.

Земля зельями тлений
Была еще напоена,
Но вот расцвел мой «Завод весенний»,
Мимозой и маем душа пьяна.

Солнце светлой лапой
В ветви ржавых труб.
Железные жолуди капал
Огненный дуб.

От шлака корявые строки
Рашпилем сердца пилил,
Солнечный свиток соки
В чернила моя пролил.

Когда с «Монной Лизой»
В осенних туманах брел,
Сжигая звездные ризы,
«Октябрь» мой маем расцвел.

Я растопил кровью железной
Пласты залежалых слов.
Черпай, черпай чудесный
Колчедан чеканных стихов!

Я не один, нас много, много
С поэмами на «Фронт труда»
Выходим огненной дорогой,
Где пламенеют города.

И над полями тощими,
Где раньше чахли пустыри,
Прорастают стальными рощами
Красные богатыри.

Мельканья молний смелых
Над лесом труб и голов,
Это — стрелы
Наших огненных строф.

Работы нет, брожу бродягой
По терниям чужой земли.
А сердце колючей бодягой
В шоссейной кружится пыли.

Живое тело голод гложет,
Бьет ливень ледяной клюкой,
У замкнутых ворот прохожий
Стою с протянутой рукой.

Иду тропами неизменными,
Песок прибрежный прилипает,
Лишь море лепестками пенными
Мои лохмотья осыпает.

За гроздью винограда вором
Лезу на чужие зады,
А тут без терний и заборов
Мои раскинулись сады.

Стихов пылающих мимозами.
Серебряным звоном миндаля,
И ритмов скачущими козами
Мои усеяны поля.

Ищу ночами, в дни туманные
Какой-то небывалый клад,
А тут потоки караванные —
Богатства от моих палат.

Иду в столицы и селения,
Качаюсь в каменной волне,
И слышу золотые пения
Сокровищ, спрятанных во мне.

В плесканьи зорь н крыльях птицы,
В лепете павилик,
Ищу железные странном
Никем не зарожденных книг.

Ты весь закованный во брони,
А дымом в небо вознесен,
Туда, где заревые кони,
Где тает твой железный звон.

Зачем в варю твои зарницы
Взлетают призраком седым,
Звезд золотистые ресницы
Отравный раз’едает дым.

Гляжу на них в решетку рамы
Сквозь пыль и кружево тенет,
Как вольны золотые храмы —
Судьба к ставку их не пригнет..

Напрасно к ним горю любовью,
Горячий сдерживаю плач.
Труба — облитый ржавой кровью
И преградивший вход палач.

Моя душа — ночная искра,
Из дыма отлетев на миг,
Кружит, кружит меж звезд и быстро
Угасший опускает лик.

Завод вонзил два рога
В седое брюхо туч,
От раненого бога
Сочатся красный луч.

Он с облачной перины,
Пронзенный, без ребра,
Спустил свой лик старинный
В окладах серебра.

Лазоревый и горний
Упал в машинный ад,
Мы переплавим в горнах
Серебряный оклад.

Мы в шахтовых туннелях
Глухую грудь земли,
Чтоб кровью закипела,
До сердца просверлим.

Мы брызнем красной лавой
Из наших синих вен,
Вздыбим бунтарской славой
Униженных с колен.

Довольно ныть в плакать
И горбить горы спин,
С России сбросил лапоть
Советский исполин.

Мы брызнем динамитом
На тихие поля,
Пусть прогремят гранитом
Восставшая земля.

Ночей полярных оси
Пожаром обольем,
Бомбой землю бросим
С кометным фитилем.

Огнем залижем тучи.
Разбухшие в слезах.
Осколками проищем
Святые небеса.

Мы — красные пророки,
В грядущие века,
Завод железнорогнй
Вонзили в облака.

Как вольно над Москвой-рекою
Взлетают вешние стрижи.
А Минин с поднятой рукою
Стоит у роковой

Глядит на главы золотые,
На эти раны лобных мест,
Россия, как в года седые,
Пригвождена на красный крест.

Он слышит колокола вече
Огнемерцающий набат.
Как волны возгласы и речи
Толпы у каменных палат.

Он видит в зареве кольчуги,
Как встарь, богатыри встают
И на мечи, серпы и плуги
Стальные мускулы куют.

Народ восстал из диких хижин,
Из недр одебренных лесов,
И каждый, подвигами движим,
Летит на веча вольный зов.

Рабочих волн прибои чудесен,
Краснеет стягами земля,
И сколько силы, сколько песен
У стен зазубренных Кремля!

Грохочут труб заводских зовы.
Рабочих рек гудящий вал.
Пред каждым горном Минин новый
В железном пламени восстал.

Победно грани рабства минем.
Смелей рубинный стяг развей,
Пусть каждый будет, словно Минин
Советской родины своей

Вот солнце красный марш запело.
Звенит лучистой тетивой,
Стрижей мелькающие стрелы
Поют над каждой головой.

Мы кричим:
Нет, не легко распались
Каменные вериги Кремля!
Раны и опухоль не опали,
И в кровавых подтеках земля.
Не листопадными бульварами
Иссечено тело Москвы
И предместий,
То кнутовыми язвами старыми
Сочится до каменных костей.
Еще много безликого,
Разлагаясь,
Копошится по гранитным нарам,
И колокол Ивана Великого
В непогодь стонет о старом.
В’елась в мясо и душу гангрена
Неизлечимой болезни,
Раз’едает ржа заводскую сирену
Даже на Красной Пресне.
Нетрудно и по коже прелой
Навести румяна.
Заклеить пластырем раны
И нарывы старого тела.
Нет, довольно мазать иодом
Дома и людскую кожу,
Коммуна, четвертым годом
Бери хирургический нож!
Не бинты бумажные на раны
Ленив приклеивать станет,
Только из электрической ванны
Русь обновленной воспрянет!

Я вижу пламенные ризы,
В них дымный город облачен,
Он молниями сквозь пронизан.
Закован в орудийный звон.

Летят как демоны гранаты,
Весь город ими окрылен,
Их пляской здания об’яты
Скрипучий испускают стон.

Зияют жутко в крышах раны,
И ребра сломанных стропил.
Дома — как будто великаны,
На землю павшие без сил.

Горит и тает город мертвый,
Пустыни улиц — без людей.
Лишь сотни трупов распростерты
На красных плитах площадей.

Бушуют огненные волны,
Вздымаясь в ропоте глухом
На черный остов колокольни
С поникшим гальским петухом.

В окопах кажется печальней
Осенний златокудрый лик
И золото березки дальней
И тихий лепет павилик.

Жужжанье-шелест мушки синей
На светлом острие штыка.
И аромат могильных пиний
Как-будто льется свысока.

Над разоренною долиной,
Над кладбищем знакомых мест
Я вижу плавно журавлиный
Колышется в лазури крест.

Ласкающим благословеньем
Далекой матери родной
Их крик преображенным пеньем
Растет и тает надо мной.

Кровавый клен мне шепчет: «милый»,
Он тихой грустью озарен,
Над незасыпанной могилой
Листвой осенней плачет он.

Окопы — скорбь в пустынном поле.
Чело морщинистое нив,
Я не могу смотреть без боли
На змеевидный ваш извив.

Синичка милая, бездумная
В окно влетела, как стрела,
И от стола, где книги умные,
К курганам мысли увела.

Их возвышенья, словно головы,
Уснули на степной груди.
Река извивная из олова
Орлу лепечет — не буди!

И он вскрылил в пространства синие,
Парит, от солнца изнемог,
Там облаков белеет скиния,
Смеется сам лазурный бог.

Цветами белыми оснежены
Переливают ковыли.
Весною стрепеты разнежены
Купались в голубой пыли.

Кусты черемух дароносицы
Цветов плеснули дивий мед.
Душа пчелой аз улья просится,
Стряхнула вьюг колючий лед.

Синичка светлая, бесшумная —
В окно впорхнула синева.
Я позабыл страницы умные,
Все изреченья и слова.

Люблю часы, когда на землю
Нисходит синяя роса,
Недремлющие чутко внемлют
Фиалок влажные глава.
В воздухе улыбкой стынет
Последний и прощальный луч,
А солнце — золотая дыня
На черноземе туч.
С завода вольный и без блузы
Лечу в небесные бахчи,
Где звезд серебряных арбузы
И гроздья млечные алчи.
Лечу, лечу, свободный путник.
Зарею плечи окрыля,
И все таинственней, уютней
Земля и звездные поля.
Хочу я с млечной пылью слиться,
Сиять в космических лучах.
Душа, как стрельчатая птица,
Вонзилась в небо сгоряча.
Застыв в заре, так чутко внемлю
Земли далеким голосам.
Люблю часы, когда на землю
Нисходят ясная роса.

Такою радостной и хрупкой
Влетела на заводский двор,
Но вот — испуганнной голубкой
Глядишь на бешеный мотор.

Он мечет голубые искры,
Рычит, как небывалый зверь,
А за тобой легко я быстро
Захлопнули стальную дверь.

С неиссякаемою верой
Рубиновый струила свет.
Горячий дым горючей серой
Все перекрасил в желтый цвет.

Поблекли пурпур и рубины,
У горнов вся завяла ты,
А некто золотой дубиной
Разбил высокие мечты.

В жилете банковом насильник
Тебя с насмешкой целовал,
Твой заревеющий светильник
Из поднятой руки сорвал.

И вот, как все, ты в клетке тоже,
Напрасна юная слеза!
Что день печальнее я строже
Твои весенние глаза.

Такая светлая и с пеньем
Ты прилетела к нам в тюрьму,
Теперь печальным привиденьем
Я не узнал тебя в дыму.

Когда в душе все сновиденья
Куда — то отлетают вдруг,
Тебе внезапные моленья
Я приношу, далекий друг.

Я покидаю город звонкий,
Иду в простор немых полей,
Где образ призрачный и тонкий
Подруги плачущей моей.

Там влажною от слез щекою
Ласкаю белую кору
И прядь зеленую беру
Своею грубою рукою.

Вздрогнув весь от сладкой боли,
Молитву странную шепча,
Когда погаснет в дальнем поле
Зари венчальная свеча.

А ты затихнешь, как живая,
Немую грусть мою поймешь
И, ветку нежно нагибая,
Слезу ненужную смахнешь.

В кровь зацелован топкой жаркой,
Измят об’ятьями котла,
Выскакиваю из кочегарки
Под палубные вымпела.

Как чудесно и напевно
Поют текучие пола.
Море — голубая царевна —
Нервно дышит у руля

Вижу косы в лунном инее,
Ресниц испуганных мельканье.
Моя возлюбленная s синем
Пришла на первое свиданье.

Мне так невыразимо сладки
Об’ятья влажные твои,
Твои светящиеся складки
Огонь зеленый напоил.

Впиваюсь в девственные губы,
Тону в бездонной глубине.
Лишь сердце трепыхалось грубо
На убаюканной волне.

Забыл я трюм и кочегарку
И угля черное лицо,
Фантазия по жилам жарко
Текла расплавленным свинцом.

Город,
Прочисть труб каменные уши
И таинство посева слушай.

Весна, весна,
Как страстно она во мне горит
Каждой веткой, каждой пушинкой.
Я чую ее огненной наседкой, —
Белое яйцо земли
Она согрела
Под красным крылом зари.
Лопается скорлупа льдов
И тает в снежнице.
Тут и там
По полям
Проклевываются
Зеленые ресницы.

Я — пыльный мужик,
Но я сильно живу.
Я вижу вскрытые жилы,
В них вскипает
Черная кровь земли,
Кипит и лижет
Мой плуг, лапти
И вороные копыта
Под солнцем вешним
Над пашнею взрытой.
Ни коня вороного ни гривы
Не вижу над черною нивой.
За взмахом взмах.
Нас взмыла и движет
Незримая сила простая.
Мы плывем
Под вздутыми парусами рубах.
Плещут чернопенные
Гребни борозд.
Все растворилось,
Все растояло —
Люди, скотина,
Птичьи стаи.
И я упорно растаял
Над бездною черной,
Растекся на миллионы десятин
Темных как ночь.
В морщинах борозд и пылинках,
В нечислимых почках,
В былинках и зародышах —
Тайное зачатие сил во мне
И каждом камне.
Так ясно и просто.
Земляные лучи по венам струятся
И птицы поют во мне.
Пузырится черноземная пена,
А в ней
Осколки огней,
Искры и звезды —
Золотые зерна
Разбрызганной пшеницы и проса, —
Огненный дождь семян!
Я весь пронизан весенним светом
И соком солнца напоен.
Хрустя в зубастых кустах,
Тает снежная кутья,
И под гребнями борон
В черных бородах борозд.

По незримым дорогам
Радостно выходит один
И многие.
Единым взмахом
По всей России
И дальше, за океаны,
Разбрызгивают лианами рук
Миллионы золотых радуг
Со вспышками мускульной силы.
Капли пота и семян.
Звени и журчи,
Зерно за зерном.
Резче капай
С мозолистой лапы
Сгущенные лучи солнца!
А кони чешут и чешут
Стальными гребнями борон
Душистые пряди
Черноземных полос
И рыжесуглинковые косы.
В голубом
Дружным голубем плещет
Ворон зимнестужных дум.
Пульс солнца чаще, чаще,
Пьяны я и оно,
Из котловинной чаши
Пьем снежное вино.
Пронизана таинством величья
И журчаньем птичьих пений,
Купалась моя душа мужичья
В черноземной пене.
То к солнцу взносила сила,
То снежинкой таяла она,
То жеребенком резвилась
В черно-золотых волнах.

Город,
Открой ушей каменные зевы
И внемли таинствам посева.

Петушиные песни —
Утренние гудки над селом,
Зорька колышет
Розовым крылом.
Песнь от насеста
Ярка и остра,
Вспыхивает лепестками костра.
Плеснул петушиный смех
В соломенную бороду
Растрепанных застрех.
Бодрой улыбкой застряла
С золотой гребенкой заря.
Гордо петушиные песни горят.
Гудки вперебой говорят:
В снах не блуждай,
Пробуждайся, народ.
Солнце выходит из огненных ворот.
Гудит величавое мычанье
Под навесами соломенных колоколов,
Подойников журчанье,
Всплески голосов и слов.
Музыка доения,
Дождь молока —
Неумолкающее пение.
Пенятся облачные крынки.
Серебряный подойник облаков
Молочные капли звезд пролил…
И все кумачевей твоя косынка
Над темной юбкою земли.

Не тебя ли ждал я, милая,
У заревешних ворот.
Пока ты огненными вилами
Вспарывала сумерек смуглый живот?
Не мои ли слезы росой
Вылились из черной ночной головы,
А теперь, перед звонко поющей косой,
гадостно смеются под ногою босой
па зеленых ресницах травы.
Нахохлившийся рыдван проснулся,
Зевнул
И сочно расхохотался в рыжей пыли,
Где пестрыми букетами
Стада расцвели,
Где озеру роскосому
Лепечет влюбленно ручей;
Вызванивают косами,
Под золотыми смолянками лучей.
Искрится сила в непомерных взмахах.
Заря, косари
И солнце в красных рубахах.
А по кудрявым кустам спозаранок,
В посконной юбке невеста,
Хлюпко месит розовое тесто
Ноздреватого тумана.

Слышим утренние песни
И петушиные гудки над селом,
Где горька колышет
Огненным крылом.

Философ, социолог, гений,
Рожденный меж фабричных труб,
Пророк невиданных стремлений,
Живых лесов могучий дуб.

Великий Маркс! С набатной силой
Твой голос бьет, могуч и стрему
Над буржуазною могилой,
Над дряхлым миром трубит в рог.

Твой голос там, где гул машины,
Проклятье нищенской судьбы,
Рабочих согнутые спины
Ты распрямляешь для борьбы.

Ты первый, кто взлетел над бездной,
Чей дух над фабрикой витал,
Один проник в «закон железный»,
Постиг всесильный капитал.

И не проклятья, не молитвы,
Не жертвенный кадильный дым,
Зажег ты буйно пламя битвы
Над миром дряхлым и седым.

Учитель, мужественный, мудрый,
Ты другом был в тяжелый час,
Твой образ, лик твой среброкудрый
У баррикад бодрили нас.

Мы верили — за этой кровью,
За троном Биржи и Царя,
Весь мир труда одев любовью,
Взойдет вселенская заря.