Старость, крадучись, приходит
Старость, крадучись, приходит
В мягких туфлях по песку,
Белой краскою обводит
Волосок по волоску.
Бьется медленнее сердце,
Кровь струится тяжелей,
Гнева против иноверца
Нет уже в душе моей.
И любовью оскудела
Одинаково душа
И, познав во всем пределы,
Все вкушает не спеша.
Стал безвкусней и скупее
Жизни жгучий эликсир.
Иль глаза мои слабее,
Иль бесцветней божий мир.
Так легко, легко и просто
Твои глаза так пепельно-серы
Твои глаза так пепельно-серы,
В них еще много наивной веры,
Но щеки, как кожа спелых гранат,
От страсти пылают и рдяно горят.
Ты словно уголь под слоем пепла,
Сила души твоей еще не окрепла,
Ты уголек золотой, золотой
Под серебряной, матово-серой фатой.
Я смешанных красок люблю сочетанье,
Багряных отсветов в серебре трепетанье,
Они вспыхнут, погаснут и вспыхнут вновь,
Как твоя багряная, густая кровь.
Тебе дано, как Божья благодать
Тебе дано, как Божья благодать,
Сквозь маску, что лишь знают все другие,
В оцепененье жутком летаргии,
Во мне живую душу увидать.
И ты один способен угадать
В лице измученном — черты благие:
Лик ангела, презревшего стихии
И небеса стяжавшего, как тать.
И раз тебя не могут оттолкнуть
Ни Божий гнев, ни близкой смерти жуть,
Ни всё, что осуждали лицемерно
Другие, от чего устала я,
Хочу, чтобы признательность моя
Была, как доброта твоя, безмерна.
Тебе, душа, со мной сплетенная
Тебе, душа, со мной сплетенная,
Ко мне склоненная душа,
Я отдаю слова влюбленные
И с робкой дрожью и спеша.
Всей прелестью неполнозвонною,
Всей тихой радостью дыша.
Ты озеро мое глубокое,
Ты тайнопевная моя,
Чужая, близкая, далекая,
Я наклонюсь, шурша осокою,
Прильну к чуть видному истоку я
Волн неумолчных бытия.
Тот, кто видел мир сквозь слезы
Тот, кто видел мир сквозь слезы,
Знает, как горят светло
Феерические розы
Сквозь их влагу и тепло.
Как волшебен блеск павлиний,
Как лучист его алмаз
Через легкий, через синий,
Через теплый иней глаз.
Ты на Риальто помнишь торг базара
Ты на Риальто помнишь торг базара?
И я в душе торги веду. Скорей
За локон локон! Груза кораблей
Он мне дороже. Нет ценней товара.
Как при явленье муз в стихах Пиндара,
Смоль черных иссиня твоих кудрей
Вся отливает блеском, звезд светлей,
И пышет зноем солнечного жара.
Не блеск ли то лаврового венка?
Мой поцелуй, вернее чем рука,
Его пленит и закрепит украдкой.
И будет долго твой бесценный дар
В тепле уютном спать на сердце сладко,
Пока не оскудеет жизни жар.
Ты радость вешняя
Ты радость вешняя, ты цвет и прелесть мира,
О, неужели ты грустна, больна,
И неуютна и тесна твоя квартира,
И вкруг тебя холодная страна!
Судьбы тяжелые, уверенные цепы,
Чтоб вымолоть для жизни нам зерна,
Бьют по цветам и по колосьям слепо,
Как будто радость васильков нам не нужна.
Ты светлый дух, чьи крылья белые
Ты сегодня сладостно прекрасна
Ты сегодня сладостно прекрасна,
Я тебя такою не видал.
Образ твой дрожит неясно,
Как сквозь призрачный кристалл.
Сердце полно грустною тревогой,
Знаю я, что скоро ты уйдешь
Потаенною дорогой
И меня с собой не уведешь.
Я останусь плакать над могилой.
На могилу приносить цветы,
Забывать твой образ милый,
Вспоминать лишь тень мечты.
Ты спишь неслышно рядом
Ты спишь неслышно рядом,
Дай дверь приотворю.
На миг одним хоть взглядом
На тебя посмотрю.
Ни шороха, ни слова!
Но так мне в тишине
Спокойно от родного
Дыханья во сне.
Слегка оправлю косы,
Едва коснусь волос…
Как будут свежи росы
Утром у роз!
Ты хочешь, чтоб я выразить сумела
Ты хочешь, чтоб я выразить сумела
Мою любовь к тебе, найдя слова,
Чье яркое пыланье наши два
Лица, как факел, озарило б смело?
Роняю я рукою онемелой
Его к твоим ногам. Любовь жива:
Пылает дух, но гаснет слух, едва
Ее поверю речи неумелой.
Пусть женственность, в молчанье облачась,
Тебе внушит к моей любви доверье.
Еще стою я робко у преддверья,
Проникнуть в новый мир не пробил час.
Такая затаилась в сердце горечь,
Что лишь любовью ты ее растворишь.
Тяжело идти
Тяжело идти, тяжело идти,
По земным путям тяжело брести,
Вот еще уклон, еще поворот,
Вот еще подъем, и тот, и тот.
Пыль и острые камни знойных дорог,
Тяжесть ног, утомленных, свинцовых ног,
Раскаленное олово с небесных полей
На усталые головы, Солнце, не лей!
Если бодрый товарищ с тобою идет,
Если милая женщина рядом поет, —
Легче ношу нести, идти веселей
По просторам скудных земных полей.
Если ж бросит женщина посредине пути, —
Сил не станет идти, идти, идти,
И в душе одно желанье — прилечь,
Сбросить, сбросить котомку с усталых плеч.
У деревьев весною кору надрежь
У деревьев весною кору надрежь,
У клена, у белой березы, —
Сладкий ток потечет, упоительно свеж,
Как внезапные светлые слезы.
Сердце, сердце поэта любовью рань, —
От весенней, томной болезни,
С тяжкой болью, — душа, трепетать перестань
Источатся светлые песни.
У заката сегодня краски роз
У заката сегодня краски роз,
Вянущих чайных роз,
Тех роз, которые кто-то принес
И случайно забыл на столе.
И смятые чайные розы лежат,
И какой-то теплый струят аромат
В усталой и алой мгле.
У Тютчева учась слагать свой стих
Увесили вы берег
Увесили вы берег
Над озером розами
И желтыми цветами,
О, милые лебеди;
И в безумии страсти
Погрузили голову
В священную, трезвую воду.
Увы мне, где обрету я,
Когда зима настанет, цветы
И сияние солнца,
И тень земную?
Стены стоят
Безмолвны и холодны, под ветром
Треплются флаги.
Уйди
Уйди! Но я тебя не позабуду,
Я буду жить как бы в тени твоей.
Не запереть мне наглухо дверей
Моей души — в ней замкнутой не буду.
Вот руку подыму на солнце — в ней
Твое пожатье чувствую, как чудо.
Пусть рок разделит нас — с тобой я всюду.
В груди двойное сердце всё больней,
Быстрее бьется. В каждом дне и сне
Моем и ты. Так запах есть в вине
От гроздий, различить в нем можно лозы.
Когда молюсь я Богу о себе,
Твое Он имя слышит в той мольбе,
В моих глазах твои Он видит слезы.
Холодный ветер в лицо нам веет
Холодный ветер в лицо нам веет
Соленой влагой — идем, идем!
Над нами чайка в лазури реет
И рассекает ее крылом.
Под ветром платье как парус бьется,
Все против ветра — с тобой вдвоем,
Куда — не знаю, нам даль смеется,
Все дальше, дальше идем, идем!
Хотя бы ты ушел, мне суждено судьбою
Хотя бы ты ушел, мне суждено судьбою
Дышать в твоей тени. С тех пор, как мой порог
Ты раз переступил, мой гордый дух не мог
Уйти в свой скрытый мир и быть самим собою.
И если руку я, под твердью голубою,
Ликуя, окуну в лучей живой поток,
Ладонь мою пронзит мучительный ожог, —
Сознанье, что она не стиснута тобою.
Нет бездны, что могла б нас разделить вполне.
И сердце я твое в моем всё глубже чую, —
Что бьется за тебя и за меня вдвойне.
Ты растворен во мне, как виноград в вине.
И если о себе порой мольбу шепчу я,
Бог слышит имя то, что затаил мой дух,
И в каждой зрит слезе, как плачу я за двух.