Архив стихотворений Ивана Козлова

Бросая на державы гром,
Он, не страшась судьбы удара,
Исчез в бореньи роковом,
Как дым московского пожара;
Но прежних бита победный шум,
Быть может, — дерзость тайных дум,
Им удивленные, скрижали
Неслись чрез дальний океан
К нему на гробовой курган —
И тень колосса утешали;
Теперь он безотраден стал,
Теперь в могиле он узнал,
Как бедный сын его увял,
Как молвил он, стеснен тоскою,
Потомство ведя пред собою:
«Увы! лишь скажут про меня,
Что родился — что умер я!»

Шотландский бард — певец любимый
Прекрасной дикой стороны,
Чей нам звучит напев родимый,
Святое милой старины!
Прости, что дерзостной рукою
Я, очарованный тобою,
Несу в венок блестящий твой
Фиалки, ландыш полевой!

Тогда, как горя звук унывный
Мою всю душу бунтовал,
Твой гений светлозарный, дивный
Броженья сердца услаждал.
Так — прежде всех певец природы,
И волн шумящих, и свободы,
В сияньи чудной красоты,
Как бездна пламя и мечты,
С своими буйными страстями,
С печалью, с гордыми слезами,
Любви в губительном огне
Вдруг Чилд-Гарольд явился мне.
Крушим душевною грозою,
Мятежной омрачен тоскою,
Он мне сердец страданья пел —
Свой тайный горестный удел, —
А я дрожал, я пламенел,
Внимал душою муки голос, —
И слезы градом, дыбом волос;
Я то кипел, то замирал, —
Увы! я сам любил, страдал.
Он пробудил мои мечтанья,
Мне в грудь втеснил воспоминанья,
И пыл его — моих страстей
Тревожил дух во тме ночей.

Но так, как после бури рьяной
Зари вечерней луч румяный
Лелеет взор и гонит страх,
Надежду кажет в небесах,
Так усладили мрак печали
Твои отрадные скрижали
Их романтической красой;
А звуки арфы золотой
Мне тихо душу волновали.
Елена, Дуглас, Мармион,
И с привиденьем бой чудесный,
И паж несчастный и прелестный,
Матильда… Но кто не пленен
Твоими звонкими струнами?
Волшебник, кто не удивлен,
Когда, явясь меж мертвецами,
Ты нам их кажешь в виде том,
С тем чувством, как в быту земном
Они в старинных замках жили,
Мечтали, ссорились, любили,
И как, платя пристрастью дань,
За Джемсов возникала брань,
И вера вару угнетала,
И месть злодейства покупала?
Ты рассказал нам, дивный бард,
Как Сердце Львиное-Ричард
Сражался, дел, и как томилась
Лилея гор, звезда любви,
Которой блеск потух в крови.
Тобой от нас не утаилась
Дней прежних правда. Но, певец,
Как ни дивит, как ни пленяет
Меня бессмертный твой венец,
Другое сердце восхищает:
Ты миру доказать умел,
Как радостен того удел,
Кто любит- пламенной душою
Всё то, что должен он любить,
Кто хочет истиной святою,
Наукой ум свой просветить.
Взгляни, как ты семьею нежной
Почтён, утешен и любим,
Какой подпорою надежной,
Как много ты на счастье им!
Ты в родине твоей свободной
Стал драгоценностью народной;
Кто там ни встретится с тобой —
Он друг тебе, он твой родной.

Как часто я в мечтах веселых,
От мыслей мрачных и тяжелых,
В тенистый Аббодс-форд лечу, —
С тобой, мой бард, пожить хочу,
Хочу смиренно быть свидетель,
Как небо любит добродетель!
И что ж? и мечтании моем
Уж я давно в саду твоем
С тобой хожу и отдыхаю,
Твоим рассказам я внимаю, —
Со всех сторон передо мной
Места, воспетые тобой:
Вот там Мельросская обитель,
Где часто бродит по ночам
Убитый рыцарь Кольдингам;
Вот мост Боцвеля, — он хранитель
Преданий страшных; всё кругом —
И крест холма, и дуб косматый,
И пруд под башнею зубчатой —
Оживлено твоим пером.

Иль вдруг, вечернею порою,
В приветном замке мы с тобою;
Там дети, внуки, вся семья —
Отрада милая твоя —
Бегут, шумят, тебя встречая,
И места нет почти друзьям,
А дочь — хозяйка молодая —
Янтарный чай готовит нам;
Всё негой, радостью светлеет.
Кто здесь с весельем не знаком?
И ты, певец, пред камельком,
Где уголь дымный жарко тлеет,
В красе серебряных кудрей
Сидишь с детьми твоих детей;
То учишь их, то забавляешь,
Им сказки, были поминаешь,
То речь ведешь о мертвецах,
О ведьмах, о ворожеях;
Иль, в знак бесценной им награды,
Поешь родимые баллады;
Иль вдруг уже, не тратя слов,
Резвиться с ними ты готов;
На их веселых, ясных лицах
Ты видишь счастье вкруг себя, —
И блещут слезы на ресницах,
Почтенный старец, у тебя;
Но уж пред сном, в час тихой лени,
К тебе взобравшись на колени,
Младенцы начали дремать;
Будь с ними божья благодать!
Тогда беседуешь с друзьями,
С приезжими; твой ум живой
Дивит небрежной остротой,
Пленяет сладкими речами.
О, как благословен твой век,
Великий… добрый человек!
Ты озарил перед собою
Твой путь душевной чистотою;
Не до тебя коснется страх,
Что думы слышны о небесах.

Тебе подобно, бард, меж нами
Еще недавнею порой,
Владея нашими сердцами,
Жил муж, украшен добротой,
Любовь и честь земли родной,
Боготворим детьми, женою,
Друг верный, нежный семьянин,
Мудрец с младенческой душою, —
То был наш светлый Карамзин,
С глубоким чувством ум правдивый;
Он жизнью тихой и счастливой
Был наш высокий образец,
Что счастье в чистоте сердец.

Привет, быть может, дерзновенный
Прости мне, старец вдохновенный!
В живом восторге я хотел,
Чтобы к тебе он долетел.
Увы! в томленый вечной ночи
Забыли свет печальны очи;
Но сердце помнит, — я люблю
Мечтать и думать, я пою.
С моей женой, с детьми, с друзьями
Мой дух не устрашен бедами.
Утешен верою святой,
Мой мир почти уж не земной,
Но чувство истины со мною.
Стремлюсь умом и сердцем жить
И неостылою душою
Везде прекрасное любить.

В душистой тме ночных часов
От звезд далеких к нам слетая,
Меж волн сребристых облаков
Мелькает пери молодая,

И песнь любви она поет, —
И нам мила той песни сладость,
И в грудь она невольно льет
Тревогу чувств, тоску и радость.

Подобно ей, явилась ты
С ее небесными мечтами,
И в блеске той же красоты,
С ее улыбкой и слезами.

Восток горит в твоих очах,
Во взорах нега упоенья,
Напевы сердца на устах,
А в сердце пламень вдохновенья.

Скажи! зачем, мечтатель юный,
Зачем умолкли так давно
Твои приманчивые струны?
Ужель в порывах стеснено,
Мой друг, твое воображенье?
Огнем бессмертным зажжено
В душах святое вдохновенье;
Храни его! Сей дивный жар
Творца доброт любимый дар.

Когда, град пышный покидая,
В приюте сельском и родном
Ты, взор на волны устремляя,
Сидишь на берегу морском;
Когда безмолвно пред тобою
Волна несется за волною
Или, встревожена порой,
То зашумит, то засверкает, —
И невозвратно утекает,
Как радость жизни молодой;
Когда, явясь из тайной сени,
Луна мерцает в небесах,
И, может быть, усопших тени,
Мелькая, вьются в облаках,
И к нам от них эфирный шепот,
Как будто веет томный ропот, —
Ужели сердце не дрожит?
Ужель младой певец молчит?

Ты цвел душой, ты наслаждался,
С утратой, с горем ты встречался;
Ты в юных летах обмечтал
Неверной жизни идеал;
Ты разлучен с сестрою милой,
Так рано схваченной могилой. —
Ее, мой друг, младая тень
Еще мрачит твой светлый день;
Так солнышко хотя сияет
И тучи бурные прошли,
Но молния видна вдали
И о грозе напоминает.

Увы! на радость кто глядел
Сквозь слезы, — знай, того удел —
Поэзия; в тиши безвестной,
Она объемлет мир чудесный
Прекрасных дел, злодейств, страстей;
Она сердечной жизни повесть,
Минувших и грядущих дней
Урок, таинственная совесть.
Будь озарен ее красой,
Воспоминай, люби и пой!

Когда же, скоро ль, друг далекой,
В родимый край примчишься ты?
Как часто в скуке одинокой
К тебе летят мои мечты!
Как часто горе убеждает.
Меня в той истине святой,
Что дружбой бог благословляет
На то, чтоб в доле роковой
Сердца не вовсе унывали,
Чтоб мы сквозь слезы уповали!
О! где же ты? Когда печаль
Наводит томно мрак угрюмый, —
Забыв безжалостную даль,
Тебя ищу обычной думой;
Но, друг, обманута рука, —
И лишь душа к тебе близка.
Что ж делать в грусти? — Час веселый
Вперед себе воображать,
Петь песни с ношею тяжелой,
Желаньем время обгонять.
Так! рано ль, поздно ль, но с тобою
Мы будем жизнью жить одною;
Наступит нам желанный срок.
Из края в край судьбой носимый,
Бесценный друг и гость любимый,
Приедешь ты в мой уголок;
Родными окружен сердцами,
Найдешь ты с теми же друзьями
Душистый чай и огонек;
И наш Жуковский будет с нами.
Друг, без него, ты знаешь сам,
Полна ли жизнь обоим нам!
И в час свиданья тень святая
От звезд далеких к нам слетит
И, тихо думы услаждая,
Беседу нашу освятит.
Всё так же жить, всё видеть то же
Теперь в уделе, друг, моем,
А ты — разлукою дороже;
Ты нам расскажешь обо в<сем:
И как ты жил среди народа,
Где всё и славно, и чудно,
Где власть, законы и свобода
Слились в великое одно;
И как в ущельях ты скитался
Той романтической земли,
Где пламенный Дуглас сражался,
Мария розою любви
Цвела, резвилася, любила —
И кровью плаху оросила.
Но верный ум и блеск речей
Как много б нас ни увлекали, —
Священный жар твоей печали
Проникнет в душу к нам скорей.
Мой друг, не мешкай! Дань терпенью,
Поверь, давно заплачена;
Ценой — утрата наслажденью;
Но радость часто неверна!
Летучим прахом дни несутся;
Ужасно сердцем обмануться!
Кто знает, новою зарей
Что будет с нами и с тобой?
Так, возвратятся в степь родную,
Нашел аравитянин в ней
И ключ, и пальму вековую, —
Но прежних не нашел друзей.

«Giovanni di Procida»

Хор певцов

Уж не холодный ветер веет,
Проникло солнце в тень лесов;
Зачем так пышно зеленеет
Земля измученных рабов?

Поля, где кровь текла рекою,
Где тлеют кости сыновей,
Одеты жатвой золотою —
Твоей добычею, злодей!

Затмись, Италии прекрасной
Лазурный свод, — покройся мглой!
О, не свети так солнце ясно
Над притесненною страной!

Весна природу оживляет,
Но не пробудит мертвецов:
Их страшен сон, их попирает
Стопа надменных пришлецов.

Певец

Как Этна, погибель во мраке свершая,
Готовит не пламень, который блестит,
И к небу стремится, ужасно сверкая,
И в бездну родную обратно летит,
Но лаву, текущую с грозной вершины
Путем неизвестным безмолвно в долины,
Где всё сокрушает в порыве немом
И губит беспечных внезапным огнем, —
Так гнев справедливый, готовясь на мщенье,
За край наш родимый мы станем таить,
Чтоб видом спокойным в сердцах подозренье
У буйных злодеев скорей усыпить.

Хор

И девы сицильянские,
Скрываясь от врагов,
Венками не украшены!
Из горестных цветов,
Взлелеянных тем воздухом,
Которым Франк дышал,
И в той земле рожденными,
Где он, наглец, ступал;
Но кудри свои черные
Фиалками увьют,
Когда они в кровавый день
К свободе расцветут.

Я не видал твоих очей,
Я не слыхал твоих речей;
Но звезды ночи помню я
И помню песни соловья.

Я знаю, ты мила, ясна,
Как белоснежная лилея,
В речах ты прелести полна,
Умом и чувством пламенея.

И я знаком моей мечтой
С твоей пленительной красой,
И голос нежный знаю я;
Он слышен в сердце у меня.

Так узник в мрачной тишине
Мечтает о красах природы,
О солнце ярком, о луне,
О том, что видел в дни свободы.

Уснет ли он — в его очах
Леса, река, поля в цветах,
И, пробудясь, вздыхает он,
Благословляя светлый сон.

Твоя красою блещет младость;
Ты на любовь сердцам дана,
Светла, пленительна, как радость,
И, как задумчивость, нежна;
Твой голос гибкий и прелестный
Нам веет музыкой небесной,
И сладкой томностью своей
Любимой песни он милей.

Но что так сильно увлекает?
Что выше дивной красоты?
Ах! тайна в том: она пленяет
Каким-то чувством доброты.
В лице прекрасном, белоснежном
И в алых розах на щеках —
Везде всё дышит сердцем нежным;
Оно и в голубых очах,
Оно в улыбке на устах;
И, как румяною зарею
Блеск солнца пламенной струею
Бросает жизнь на небеса, —
Так чистой, ангельской душою
Оживлена твоя краса.

И часто, о тебе мечтая,
Тебя я вижу на пирах,
Где ты, о фея молодая!
У всех и в думах, и сердцах.
Я вижу взор очей огнистых,
И волны локонов душистых
На беломраморных плечах;
Иль вдруг стремлюсь я за тобою
К зеленым невским островам,
Брожу в раздумье по садам,
Смотрю, как ты, порой ночною,
По зыбкой, дремлющей реке,
Осеребренной уж луною,
Летишь в уютном челноке, —
И твой челнок волна лелеет,

И ветерок приветно веет,
И светит радостней луна —
Тобой любуется она.
Но знай, любимое мечтанье,
Моей души очарованье,
Тебя в тот час воображать,
Как, всё забыв, младая мать,
С твоим младенцем ты играешь,
Его ты к сердцу прижимаешь;
А он, невинностью цветя,
Смеется, милое дитя, —
И у тебя взор нежный блещет
Сквозь слезы радостью живой,
И грудь лилейная трепещет
Любовью тихой и святой.

Когда ж в приют уединенный
Тебя к нам дружба заведет
И мне смычок твой вдохновенный
На сердце радость наведет?
Когда же вьёлончель твой дивный,
То полный неги, то унывный,
Пробудит силою своей
Те звуки тайные страстей,
Которые в душе, крушимой
Упорной, долгою тоской,
Как томный стон волны дробимой,
Как ветра шум в глуши степной?
В них странные очарованья, —
Но им, поверь, им нет названья;
Их ропот, сердцу дорогой,
Таит от нас язык земной.

И как прелестною игрою
Ты, овладев моей душою,
Мой темный мир животворишь!
По звонким струнам ты бежишь, —
А я печали забываю,
Я в невозвратное летаю,
И наслаждаюсь, и терплю,
Я вновь мечтаю, я люблю;
Мелькает память дней бесценных,
Весельем, -горем незабвенных, —
И под напев волшебный твой,
Откинув саван гробовой,
В могилу раннюю влекомый,
Полумертвец, душе знакомый,
Вдруг предстает перед меня —
Былая молодость моя.

О неизменная, родная,
Минувших дней мечта святая!
Опять, как прежнею порой,
Явилась ты, — побудь со мной!
Ты есть, была, ты будешь вечно
Моей отрадою сердечной,
В бессонной, грозной тме ночей
Звездой приманчивой моей.
Стеснен мятежною судьбою,
Не расставался я с тобою,
Небесный жар умел хранить,
Умел я пламенной душою
Одно желать, одно любить,
Страданий век не ужасаться,
Идти вперед, не возвращаться,
Стрелой за призраком лететь,
По сердцу жить иль умереть.

Тогда, как буря бушевала,
Когда надежда исчезала, —
На бездну смело я глядел;
Спастись кой-как я не хотел;
Я не молил, волной носимый,
Чтоб дал пощаду бурный ток, —
Но чтобы дерзкий мой челнок
Разбился об утес любимый.

И мрак пловца не погубил;
Луною море озарилось, —
И сердце радостью забилось,
И я любовь благословил.

Приди ж скорей, очарователь,
Чудесных струн дай слышать звон, —
Приди — и горестный мечтатель
Откинет дум тревожный сон!
Душа внимать тебе готова;
Моя печаль исчезнет снова,
Приди — и светлою струей
Воспоминаний рой летучий,
Как радуга над черной тучей,
Опять заблещет надо мной.

Сегодня год, далеко там, где веет
Душистый пар от Средиземных волн,
Где свежий мрак по их зыбям лелеет
Любви младой дрожащий, легкий челн,
И свод небес безоблачно синеет,
И где эфир волшебной неги полн,
Где Уголин во мгле вкруг башни бродит,
Когда над ней полночный месяц всходит, —

Далеко там она с себя сложила
Судьбы земной печаль, ярмо и страх;
Тяжелый крест прекрасная носила,
Цветы любя, с улыбкой на устах;
Прижав к груди, детей благословила
И, может быть, вздохнула о друзьях,
Невольно взор на Север устремляя,
Где блещет ей звезда ее родная.

И нет ее, — и над ее могилой
Трава и дерн лишь смочены росой;
Туда нейдет в раздумье друг унылый
Мечтать, грустить, сливаться с ней душой;
Бесценный прах и сердцу вечно милый
Как бы один лежит в земле чужой,
И плачу я, и дух мой сокрушенный
Тоска влечет к могиле незабвенной.

Мечта иль сон, но мне она предстала,
Сама собой во тме озарена,
И радостью небесною дышала,
И на челе святая тишина;
Она меня безмолвно утешала
И облаком была унесена.
О, сколько слов в немом ее привете!
И нет такой улыбки в здешнем свете!

С младым Беверлеем кто равен красой?..
Стрелою несется с ним конь вороной,
Он скачет бесстрашно, он скачет один,
С ним только меч острый — надежда дружин;
В любви всех вернее, а в битвах смелей,
Меж витязей славен младый Беверлей.

В лесу нет преграды, утес невысок,
Бушует ли буря — он вплавь чрез моток;
Но в Нетерби витязь на горе скакал:
Невеста склонилась — жених опоздал!
Соперник бездушный с Матильдой твоей
Идет уж венчаться, младый Беверлей!

Он в замке, он видит: пирует семья,
Шумят, веселятся родные, друзья;
Жених торопливый, бледнея, молчит;
За меч ухватяся, отец говорит:
«У нас ты на свадьбе как друг иль злодей?
На брань иль на танцы, младый Беверлей?»

— «От вас мне награда в любви не дана;
Любовь рекой льется, кипит, как волна;
Мила мне Матильда, — но с вами равно
Готов я на танцы, готов на вино;
Есть много пригожих; невесту нежней,
Быть может, достанет младый Беверлей».

Бокал с поцелуем у девы он взял,
Вино выпил разом — и бросил бокал.
Невеста вздохнула, огонь на щеках,
Улыбки искала, а слезы в очах;
И мать хоть сердилась, — взяв руку у ней,
Ведет ее в танцы младый Беверлей.

И вое любовались прелестной четой:
Его ловким станом, ее красотой;
Родные же смотрят с досадой на них, —
С пером своей шляпы играет жених;
И шепчут подруга: «О, если бы ей
Прекрасный был мужем младый Беверлей!»

Он жмет ее руку, он что-то оказал, —
И вдруг оба вышли, а конь поджидал.
Проворно он с нею вскочил на коня:
«Теперь не догонят злодеи меня!
Матильда, друг милый, навек ты моей!» —
И вихрем помчался младый Беверлей.

В погоню гналися по рвам, по холмам
И Мюсгрев, и Форстер, и Фенвик, и Грамм;
Скакали, искали вблизи и вдали —
Пропадшей невесты нигде не нашли.
В любви всех вернее, а в битвах смелей —
Таков был отважный младый Беверлей!

Разбросанные локоны
Упали к груди белой,
И руки крестно сложены,
И лик уж побледнелый, —
Лежит она, страдалица,
Взор к небу возведен.

Замолкнул плач; все молятся,
Возникла песнь святая,
И, пеленой холодное
Чело навек скрывая,
Очей лазурных набожной
Рукою взгляд смежен.

О! не тоскуй, прекрасная!
Забудь любовь земную!
Дай в жертву страсть всевышнему
И смерть прими святую!
Не здесь — за жизнью долгому
Терпенью жди конца!

И, горю обреченная,
Вседневно умоляла:
Забыть о том, что, бедная,
Томясь, не забывала;
Теперь — свята мученьями,
У бога и отца!

Увы! в часы бессонные,
В келейном заточеньи,
Во время пенья инокинь,
Пред алтарем в моленьи
Всё память ей мечталася
Тех невозвратных дней,

Когда судьбы обманчивой
Измен она не знала
И в светлой франков области
Так радостно дышала,
Явясь всех жен салических
Прекраснее, милей;

Когда, златые локоны
Усеяв жемчугами,
Смотрела травлю шумную
И как, над поводами
Склонен, чрез поле чистое
Власистый царь скакал;

И пылко кони борзые
Неслись, и гончих стая
Металась, рассыпалася,
В кустах едва мелькая,
И бор кабан щетинистый
Тревожно покидал;

И кровью зверя дикого
Долину обагряла
Стрела царя, — и нежная
К подругам обращала,
Бледнея, взор: за милого
Дрожит младая грудь…

О ты, ключ теплый ахенский,
О Мозы ток гремучий,
Где, скинув броню тяжкую,
Державный вождь могучий
Любил, явясь из лагеря,
Привольно отдохнуть!

Как зноем опаленную
Траву роса лелеет
И ствол зеленых стебелей
Студит, — и зеленеет
Опять трава, и весело
Душистая цветет, —

Так сердце, сокрушенное
Огнем любви мятежной,
В томленьях освежается
Приветом дружбы нежной
И к наслажденью тихому
Как будто оживет.

Но только солнце красное
Взойдет, огнисто рдея, —
И в неподвижном воздухе
Зной дышит, пламенея,
Опять трава расцветшая
Им к долу прижжена;

И скоро из минутного
Забвенья возникает
Опять любовь бессмертная, —
И сердце ужасает;
Душа мечтами прежними
Опять отравлена.

О! не тоскуй, прекрасная!
Забудь любовь земную!
Дай в жертву страсть всевышнему
И смерть прими святую
В земле, в которой скроется
Навек твой нежный прах!

В ней спят тоской убитые
Страдалицы другие,
Меж жен, мечом развенчанных,
Невесты молодые
И матери проколотых
Младенцев в их очах.

И ты из притеснителей
Враждебного семейства,
Число которым — доблестью,
Предлогом — их злодейства,
И право — кровь, и славою —
Безжалостно губить!

Ты промыслом несчастия
Сама из притесненных,
Оплаканной, спокойною
Засни меж погубленных!
Дерзнет ли кто, невинная,
Твой пепел укорить?

И будь твой лик бесчувственный
Так ясен, как был прежде,
Когда ты счастью верила
И в радостной надежде
Девичьи думы светлые
Являлися на нем.

Так солнце заходящее
Из бурных туч выходит;
Оно на запад пурпурный
Дрожащий блеск наводит;
И будет путник набожный
Утешен светлым днем.

Вчера в лесу я, грустью увлечен,
Сидел один и сердцем сокрушен.
Когда мой дух волнуется тоской,
Отрадно мне беседовать с душой.
Везде кругом дремала тишина.
Мне веяла душистая весна;
Едва журчал ленивый ручеек,
И на цветах улегся мотылек;
Хор нежный птиц, вечерний пламень дня
И запах трав лелеяли меня.
Но я на всё без радости смотрел, —
Развеселить я горя не хотел;
В смятеньи дум не тягостна печаль,
Расстаться с ней душе как будто жаль.
Мой дух кипел, я спрашивал себя:
Что я теперь? что был? чем буду я? —
Не знаю сам, и знать надежды нет.
И где мудрец, кто б мог мне дать ответ? —
В какой-то тме, без цели я лечу,
И тени нет того, чего хочу.
Мятежных чувств губительный обман
Вкруг падших нас бросает свой туман, —
И я кружусь, обманут ложным сном,
В дыму сует, как в облаке густом.
Как от меня далек вчерашний день!
Промчался он — я с ним пропал, как тень…
И если мне еще до утра жить,
Кто окажет, где и чем и как мне быть? —
Уже тех волн мы в море не найдем,
Которые в нем раз переплывем…
И человек, лишь мы расстались с ним,
Не тем, чем был, но встретит нас иным…

И разум мой сомненье облегло;
Лета сребрят усталое чело.
А знаю ль я, зачем рожден на свет?
Что жизнь моя? — Те дни, которых нет…
Как бурный ток, пролетная вода,
Теку — стремлюсь — исчезну навсегда.
Удел мой — гроб; сегодня — человек,
А завтра — прах. Ужели прах навек?
Иль в смерти жизнь нам новая дана?
Надежда льстит, но тайна мне страшна.

О! кто же ты, бессмертием дыша,
Откуда ты, нетленная душа?
Ты божестве являешь мне в себе;
Откинь порок — и верю я тебе.
Кто чистый дух мот в тело заключить?
Кто мертвеца велел тебе носить? —
Я сын греха — и божий образ я!
Сними же цепь, влекущую меня;
Услышать дай таинственный привет;
Но тма теперь, — а завтра будет свет,
И будешь ты сгораема огнем
Иль в небесах пред богом и отцом, —
И там сама, как ангел чистоты,
Увидишь всё, и всё узнаешь ты…

Я так мечтал, — и вдруг мой страх исчез.
Настала ночь, и я оставил лес;
И на пути в приют укромный мой
То сам себе над здешней суетой
Смеялся я, то вновь смущал мой ум
Минувший мрак его тревожных дум.

Il tuo canto n’el anima si sente.*

Вчера ты пела, — голос нежный,
Рассея мрак мой безнадежный,
Небесной дышит чистотой;
Он веет радость надо мной,
Он веет сладкое томленье, —
И сердцу он напомнил вновь
Бесценное души волненье —
Младую, первую любовь.
Я изумлен… мой дух трепещет…
Твой голос нежности привет;
В нем что-то радужное блещет;
В нем то, чему здесь имя нет.
Как звуки дивные играют,
Дробятся, льются, замирают
На свежих, розовых устах!
С какою силой выражают
Всё, что горит в твоих очах!
В тех звуках мир непостижимый,
И нега чувств, и пыл страстей…
Им быть навек мечтой любимой
Плененной памяти моей!
_____________________
* Твое пение отдается в душе (итал.). — Ред.

Краса Тавриды, ужас ханов,
Здесь замок был; теперь лежат
Обломков груды, и торчат,
Как череп неких великанов,
Приюты гадов и ужей
Иль, их презреннее, людей.

Взойдем на башню, — там заметны
Гербов остатки на стенах;
Ищу я надписи заветной
Иль имя храброго в боях;
Оно в пыли развалин хладных,
Как червь меж листьев виноградных.
Здесь грек на камне высекал;
В монголов часто генуэзец
Железо гибели бросал,

И Мекки набожный пришелец
Намаза песнь в тиши певал;
Теперь же ворон чернокрылый
Лишь облетает здесь могилы, —
Один на башне вестовой
Так черный флаг уныло веет,
Когда от язвы моровой
Страна прекрасная пустеет.

Роскошные поля кругом меня лежат;
Играет надо мной луч радостной денницы;
Любовью дышат здесь пленительные лицы;
Но думы далеко к минувшему летят.

Напевом милым мне дубравы там шумят,
Байдары соловей, сальгирские девицы,
Огнистый ананас и яхонт шелковицы —
Твоих зеленых тундр, Литва, не заменят.

В краю прелестном я брожу с душой унылой:
Хоть всё меня манит, в тоске стремлюся к той,
Которую любил порою молодой.

Он отнят у меня, мой отчий край! Но милой
О друге всё твердит в родимой стороне:
Там жив мой след, — скажи, ты помнишь обо мне?

Взгляни на пучину, в ней небо лежит:
То море, и ярко пучина блестит.
Убитая громом, не птица ль гора
Крыле распустила в той бездне сребра?
Сам радужный очерк тесней в небесах,
Чем мачтовых перьев на синих волнах.

И островом снежным под дикой скалой
Оделися степи лазури морской;
Но остров сей — туча, и черная мгла
Полмира объемлет с крутого чела.
Огнистую ленту ты видишь на нем?
То молния. — Едем, и первый с конем
Я кинусь, — а путник, смотри на меня,
И бич свой, и шпоры готовь для коня.
На край тот отважно и в конскую прыть
Чрез бездну нам должно с размаха вскочить.
Чалма ли заблещет на той стороне,
То я; не робея ты бросься ко мне;
Но если не узришь ее пред собой,
Знай: людям не ехать дорогою той.