Кафе
Без паники!
Сжигайте корабли!
Здесь торжище,
Здесь лезут вон из кожи,
Как лисьи дыры
в зелени земли,
Глаза зияют,
и лоснятся рожи.
Киношный мальчик песенку свистит,
С достоинством поглаживает ёжик…
С чего я начал? —
Господи прости! —
С кулачных стычек
и прыжков с подножек.
И нечего припомнить, хоть заплачь!
С чего мы начинали?
Начиняли
Артиллерийским порохом пугач
И по ночам бесчинства учиняли.
Мы пили клевер,
Ели лебеду,
Не голодали,
нет, не голодали.
Мы просто ту
военную беду
В глаза видали,
да, в глаза видали!
Без паники!
Уплачено сполна!
Так почему же пасмурно и тошно?
Нерадостно от красного вина,
Невесело от песенки киношной.
Я плохо понимаю:
Что со мной?
Зачем всё время
думаю об этом?
Всё кажется, что ходят за спиной
И мне в затылок целят пистолетом.
Срывая календарные листки
Срывая календарные листки
В той коммуналке, за перегородкой,
Ростки сознанья, слабые ростки,
Вы заливали водкой, водкой, водкой.
Вот так и доживали до седин
Похмельные,
под песенку блатную,
И впитывался в души никотин,
И радио врало напропалую.
Под старость,
обалдев в очередях,
Изверившись в движеньях и починах,
Вы что-то говорите о вождях,
Вы судите о войнах, о причинах.
Трагедия всей жизни и комизм
Лишь в том, что даром —
выпивки не вволю.
Когда-нибудь объявят коммунизм,
И возликует алкоголик Коля.
Застава
Мне снятся фиолетовые чащи,
Мне снятся танки,
чёрныё, рычащиё,
Вода в траншёях,
гильзы на пёскё,
Запёкшаяся струйка на виске.
И вот я поднимаюсь с пистолетом,
Зажатым в кулаке моём воздетом,
Ору «ура», атаку тороплю,
Палю в броню — от ужаса воплю:
Я вижу,
как — во сне ли, наяву ли —
Отскакивают, сплющиваясь, пули
И кто-то, улыбаясь сквозь прицел,
Кричит:
«Сдавайся, красный офицер!»
И очередь…
И я бегу упруго
По берегу заиленного Буга,
Бегу — и спотыкаюсь на бегу
И всё-таки стреляю по врагу!..
Но две обоймы —
это слишком мало.
Ревущая громадина подмяла,
Сломала, изувечила меня
Чужая маслянистая броня.
Мы до конца стояли — по уставу,
Лицом к реке
легла моя застава,
Лицом к реке,
на гусеничный след…
В моей руке — отцовский пистолет.
По мне прошлась тяжёлая броня,
Хотя убили там
и не меня.
Курганы
Струится Вожа,
травы шевеля,
Теряясь узкой лентою в пространстве.
И с двух сторон Рязанская земля
Раскинулась в ромашковом убранстве.
И плещет в берег тихая вода,
И по лугам туман плывёт ночами.
Здесь в первый раз
татарская орда
Попятилась под русскими мечами.
И русские,
когда прошла гроза,
Присыпали землёй родною раны
И здесь воздвигли —
много лет назад —
Над воинами павшими курганы.
Струится Вожа,
травы шевеля,
Теряясь узкой лентою в пространстве.
И с двух сторон Рязанская земля
Раскинулась в ромашковом убранстве.
Шумит берёз вечерняя листва,
Росой покрыты буйные отавы, —
Стоят курганы,
словно острова
В великом океане русской славы.
На плечах холщовая рубаха
На плечах холщовая рубаха,
Ровной скобкой волосы легли.
Снится мне,
что я славянский пахарь,
Вольный пахарь дедовской земли.
Догорают зори,
догорают.
Гаснут одинокие лучи.
Скоро песни в избах зарыдают,
Бабы затоскуют у лучин.
А когда погаснут хлебозоры,
А когда нагрянут холода,
Вновь
через замёрзшие озёра
Налетит монгольская орда.
Соберу я дружную ватагу,
Навощу тугую тетиву,
До рассвета
в ельнике залягу
У лесной дороги на Москву.
Совы насмехаются и плачут,
Точат ели горькую смолу…
Если бьёшь из лука
наудачу,
Не вернуть певучую стрелу.
Свищет по-разбойному татарин, —
Некогда подсчитывать грехи…
Странно,
что потом какой-то парень
Про меня придумает стихи.
От моих разграбленных селений
До его садов и площадей
Сотни войн,
десятки поколений,
Тысячи непройденных путей.
За его великую Россию
Выходя ватагой на врага,
Мы своею кровью оросили
Древние, дремучие снега.
Пусть не знает он,
как дымный ветер
Пляшет под копытами коня, —
Всё равно передо мной в ответе
Он за землю, взявшую меня.
Был мир неузнанным и странным
Был мир неузнанным и странным,
Война — картиннее игры,
Князья сидели по курганам,
Справляя тризны и пиры.
Тогда Земля ещё не круглой —
Продолговатою была.
На остывающие угли
Смотрели боги из угла.
Богато было шкур и леса,
Пеньки, и рыбы, и смолы, —
Из драгоценного железа
Лишь наконечник у стрелы.
В те годы
жили не по средствам:
Полмира брали «на ура», —
Но не придумали наследства
Важней коня и топора.
Хмельное пили,
песни пели,
Бросали в реки невода, —
Своим врагам прощать умели,
Врагам России — никогда…
В нас та же кровь
и та же сила.
И нет дороже для меня
Моей земли,
моей России,
Степного ветра
и коня.
Вы говорите
Вы говорите — сила в ней,
В моей строке,
в моей натуре, —
Я просто чувствую верней
Листвы смятенье
перед бурей.
Вы говорите — строгость строф,
Созвучья, образы и краски, —
А я сидел у всех костров
От Подмосковья
до Аляски.
Вы говорите: повезло,
Другим намного тяжелее, —
Я просто жил
себе назло,
Судьбе назло —
и не жалею.
На клумбах
I
На клумбах — вялые гвоздики,
Худые ветки в синеве.
Я так соскучился по дикой,
По непричёсанной траве.
Чтоб не зелёные массивы,
А просто лес
и просто луг.
Чтоб не хвалёные маслины,
А просто яблоки вокруг…
II
Меня Москва не принимает,
Не принимает, хоть убей.
Получки в праздник пропивает,
По будням кормит голубей.
Весь день толкует на бульварах
И в кулуарах,
и в гостях
О назначеньях, гонорарах,
Разводах, драках, должностях.
На кухнях плачет и судачит,
Достаток прячет от гостей, —
Живёт, как сплетница на даче —
От новостей
до новостей.
Нет, я не хаю,
не ругаю
И не вышучиваю зло, —
Я знаю,
что Москва — другая, —
И просто мне не повезло.
Сидят, нахохлившись, якуты
Сидят, нахохлившись, якуты,
Полдня играют в домино.
Бывают странные минуты,
Когда на свете
всё равно.
Сияет солнце в синей глуби
Не первый,
не последний год.
Не всё ль равно,
кто ждёт и любит,
А кто не любит и не ждёт?
Всё в жизни правильно и мудро:
Вари кулеш,
седлай коня…
Но будет утро,
будет утро —
И солнце встанет без меня.
Ну что ж?..
И ничего такого,
Не стоит мучиться и дня.
Быть может,
твой избранник новый
Похожим будет на меня.
Я водку пил в командировках,
В девятку сутками играл,
Влюблялся трудно и неловко,
А потому — не идеал.
Так пусть,
шагая по планете,
И ясноглазы, и чисты,
Твои улыбчивые дети
Не знают этой пустоты.
Пусть, возвратившись из маршрута,
Под песни пьют они вино,
Пусть не наступит та минута,
Когда на свете всё равно.
Им будут неизвестны свойства,
Какие мы в себе несли,
А счастьем станет
беспокойство
За судьбы жизни и Земли.
Хожу по улицам, посвистываю
Хожу по улицам,
посвистываю,
Смеюсь — то весело, то зло.
Её, тревожную,
неистовую,
Мне повстречать не повезло.
Ей надо жизнь свою устраивать,
Гнездо от ветра и дождя.
А мне — внимание утраивать,
Тоску, как ветку, отводя.
Ей жить,
как женщинам завещано:
Хранить тепло и тишину.
А мне — проваливаться в трещины
И прорываться в вышину.
Поэзия — работа страшная,
Здесь миг значительнее дня,
Сметает истины вчерашние
Порыв слепящего огня.
Ищу своё предназначение
Средь мишуры
и чепухи,
Чтоб вместо правил — исключения.
А вместо праздников — стихи.
Меня разбудят необычно рано
Меня разбудят необычно рано:
Я завтра уезжаю далеко…
Там лошади
на тропах каравана
Шатаются под тяжестью вьюков.
Там новичков охватывает робость,
Ломает тени вздыбленный гранит.
Наш проводник,
поплёвывая в пропасть,
Погоду равнодушно материт.
А сам идёт к зазубренным вершинам —
И даже стыдно крикнуть — подожди!
Под нами,
по распадкам и лощинам,
Проносятся короткие дожди.
Мы возвратимся к стриженым деревьям
На улицы знакомых городов,
Забудем дым далёкого кочевья
И ровный блеск высокогорных льдов.
Но, по привычке
просыпаясь рано,
Нащупываешь лямки рюкзака —
И долго удивляешься дивану
И белому квадрату потолка.
Письмо
У вас в Москве
Сейчас бушует лето,
Бензином обжигает тополя, —
Со всех эстрад
свирепствуют поэты,
Сердитыми бровями шевеля;
И лабухи наяривают лихо,
И на асфальте
тополиный снег, —
А здесь так тихо,
Так темно и тихо,
Что хочется спросить;
Который век?
Я здесь живу
негордо и немудро.
Над сеновалом — крыша из коры.
Но к первому
Ко мне приходит утро
Тремя лучами
через три дыры.
Здесь всё не так,
Здесь всё наоборот:
Простые люди нервничают редко.
Бывают схватки
лишь за огород
Между моей хозяйкой и соседкой.
Я никого уже не украду
И никуда отсюда не уеду, —
Слегка пишу,
обычаи блюду,
Всегда иду,
когда зовут к обеду.
А к вам в Москву
черёмуху везут,
Прямые ливни пляшут на панели,
Плывёт по лужам радужный мазут,
И голуби от солнца ошалели…
Хочу спросить:
Как вам живётся там?
Какое горе встало за плечами?
Кто ходит там
за вами по пятам?
О ком тихонько плачете ночами?
Не обо мне, конечно…
Ну так что ж,
Помиримся —
не маленькие вроде…
Сегодня колос выметала рожь
И кончилось сраженье в огороде.
Я живу, даже делаю что-то
Я живу,
Даже делаю что-то,
Даже в гости куда-то хожу.
Но тебе по секрету скажу,
Что уже не спасает работа.
А друзья проявляют заботу:
Пишут письма,
звонят по ночам,
И при встрече тузят по плечам:
«Плюнь на всё!
И пойдёт — как по нотам!» —
Как по нотам,
Мне жить неохота, —
Не затем я тебя разыскал,
Не затем я слова расплескал
В эту ночь по страницам блокнота.
Сквозь года,
Сквозь казённые роты,
Сердце нёс,
как свечу к эшафоту:
— На, бери!
Я кидаю — лови!… —
Не взяла,
Подарила — живи!