Дорогие деревья мои,
Мной спасённые клёны и ёлки,
Протяните мне ветки свои
И свои голубые иголки.
Вы, мои пожилые коты
И последняя в жизни собака,
Дайте лапы — и будем на ты,
Будем вместе до смертного мрака.
Не позволю себя увезти
Ни в сиротский приют, ни в больницу:
Это значит и всех извести,
Это значит навеки проститься.
Дорогая моя ребятня,
Размещайся у печки на ужин.
Вы спасёте любовью меня,
Никому-то я больше не нужен.
Я покидаю этот мир
Я покидаю этот мир:
С меня хватило.
Отыгран кон, окончен пир —
Судьбу на мыло.
Страны исчезнувшей кумир
И враг халтуры,
Я покидаю страшный мир
Литературы.
Идут по улицам стада,
Стада овечьи.
До скорой встречи, господа,
До скорой встречи.
Я все канаты обрубил,
И пир оплачен.
Я покидаю этот мир…
Не надо сдачи.
Что-то я намудрил
Что-то я намудрил,
Осознать не могу, не умею,
Что-то я натворил
Всей судьбой,
всею жизнью своею.
В неуютные дни
Даже окна меня раздражали,
И ночные огни
Надо мною смеялись и ржали.
И рождалась тоска,
Тяжело и подспудно рождалась,
И была высока
К дуракам бескорыстная жалость.
Было жаль червяка,
И жука,
и кобылу худую,
И того чудака,
Что бормочет и пишет впустую.
Было жаль палача
На картинке в старинном журнале,
Было жаль стукача,
Трепача, и рвача, и так далее.
А потом воскресал,
Говорил широко и свободно,
Словно камни тесал, —
И себя заявлял всенародно.
Много песен сложил —
Жаль, немногие выбились в люди…
Много служб сослужил
По любви, по судьбе, по причуде.
Знал позор и провал.
Думал: крепче любого металла, —
Много дров наломал,
А теплее на свете не стало.
Иду — морально устаревший
Иду — морально устаревший,
Повинно голову несу,
Душой и телом ослабевший,
Порой пускающий слезу.
Понятна присказка простая:
Коль совесть есть, то денег нет.
Так кто ж такие — эта стая,
Откуда вылезли на свет?
Мордасты, наглы и богаты,
Закон один — воруй и бей.
И если это — демократы,
Тогда и я алжирский бей.
Откат
Не отмечена ничем в календаре
Вереница этих дат и этих чисел:
На моря Россия вышла при Петре,
А вернулась восвояси — при Борисе.
И теперь на всех окраинах — прогресс
По-румынски, по-литовски, — по-нацистски:
Панихиды по дивизиям «СС»
И порушенные наши обелиски.
И неведомо ни Польше, ни Литве,
Да и внукам победителей едва ли,
Что подонки со звездой на рукаве,
А не русские поляков убивали.
И уже им слова лишнего не кинь,
Ни намёка на великую державу:
Им запомнилась проклятая Катынь,
А не тысячи погибших за Варшаву.
Что-то сгинуло и кануло на дно,
Может, вера в бескорыстие России?
Только вам — пути иного не дано,
Как бы вы на все лады ни голосили.
Жаль могил и наших русских деревень,
Что остались за чертой, за перевалом…
Вами будут помыкать, кому не лень,
Так не раз уже в истории бывало.
Я писал, как писалось
Я писал, как писалось,
Как хотел выступал.
Не моя это шалость —
Мир, в который попал.
Ничего, кроме ада,
Ничего, кроме дна.
В этом мире отрада
Только пьяным дана.
Ничего не решают
Все прозренья мои.
Этот мир разрушает
Сам себя изнутри.
Сам себя разрушает
И танцует при том
Этот маленький шарик,
Превращённый в притон.
Наша глупая смелость
Не нужна никому.
Зря писалось и пелось
В обречённом дому.
Разрасталась Россия
Разрасталась Россия, —
размах и восторг,
Закипали сердца под тулупами.
Все пути,
Что на Север, на Юг и Восток
Густо выстланы русскими трупами.
Нашей крови
примешано в каждый исток,
Где тротилом поля изувечены.
Все народы,
И Север, и Юг, и Восток,
Замостили пути до неметчины.
Но не знал и не помнил
Взбесившийся век,
Сколько пало
на лесоповалах,
Что под каждой из шпал
Для надёжности — зек,
И рядами — в бетонных каналах.
Что вралИ и убийцы,
cтреножив страну,
С лютым страхом,
с неистовым смехом
На два фронта
вели мировую войну,
На втором — с неизменным успехом.
Это взрыв на полмира,
застлавший глаза,
Это белое пламя безумное…
Испарилась, вскипев, молодая гроза,
Стала грязью,
безвременно шумная.
Много надо спасительных чистых дождей,
Или даже всемирных потопов,
Чтоб смести и замыть постаменты вождей,
Сгладить шрамы могил и окопов.
Птиц возня, листвы неразбериха
Птиц возня, листвы неразбериха,
А по окнам — тенью повитель.
Как мы жили хорошо и тихо, —
Яблоки валились на постель.
И была та радость неподсудна,
Слишком безоглядна и чиста…
Ночь мертва, округа беспробудна,
Звёздами пробита чернота.
Страшно в этом доме одиноком,
Больно от беззвучия ушам.
Истины рождая ненароком,
Мысли расползаются по швам.
Смолоду в скиты податься мне бы,
Выжить в вере, плача и моля…
Море отошло, не вышло с небом
И давно наскучила земля.
Нашу жизнь под корень подкосило,
Понесло половой по стерне.
Больше нет поэзии в России,
В чумовой зачуханной стране.
Ложь — от страха,
Выдумка — от скуки,
Горе, как известно, от ума.
На себя накладывает руки
Старая история сама.
Улица темна и нелюдима,
Чьи-то фары — будто невпопад…
И судьба моя необратима
И неотвратима, как распад.
Мне бы слово, сказанное добро,
Хоть какой-то маленький уют.
Мне бы город, где не бьют под рёбра,
Мне бы дом, где в душу не плюют.
Ты сам поймёшь, когда нагрянет старость
Ты сам поймёшь, когда нагрянет старость,
И в прошлом разберёшься неспеша,
Что в молодости жизнь твоя осталась,
Там поселилась вечная душа.
Там мотоциклы, лошади и дети,
Там васильки полмира замели…
Вот потому-то в самом юном цвете
На суд придут все мёртвые Земли.
Полтретьего
Полтретьего…
А я ещё не пьян,
Хотя бутылка к завершенью ближе.
И я уже, пожалуй, ненавижу
Снующих по экрану христиан.
В них веры нет,
Хотя на всех — кресты,
Слюнявы рты, медоточивы речи.
Не столько ли добра и красоты
В куске дерьма, аборте и увечье?
Мочой и спермой пахнут за версту
Их схимники, лелеющие тело.
Они тишком примазались к Христу,
Как мафиози приобщились к «делу».
И не поймут, совсем осоловев,
Что ложь и придурь —
Их мольбы и драмы,
Что только в душах воздвигают храмы,
А души их — курятник или хлев.
Им места нет и в свите Сатаны.
Кто поднял их?
Кто их возвёл на царство? —
Не может быть у веры государства,
Министров, эшафотов и казны.
По воле Бога или с недогляда,
Мне братьев во Христе таких не надо,
Мне радостней бутылка с коньяком.
Наверно, я, — жена моя, прости, —
Окончу жизнь беспечно и порочно,
Тогда — сожги, а пепел опусти
В какой-нибудь колодец водосточный.
Где сыро и темно — мой вечный дом.
Вот там и пообщаемся с Христом.
Чистописанье нам не привилось
Чистописанье нам не привилось,
Как мы ни бились аттестата ради.
А сколько мук изведать привелось
И сколько слёз пролито на тетради!
На тех тетрадях, сбоку, на краю, —
Вот уж чего не ожидали сами! —
Мы набело писали жизнь свою
Неровными, но звонками стихами.
В дни школьной скуки, времени чернил,
Нас лишь на те каракули хватило, —
Казалось, каждый что-то очернил,
А только это правдою и было.
А бабы по привычке продолжают
А бабы по привычке продолжают
Любить и жить в истерике страстей.
О, Господи!
Зачем они рожают
Обугленных Чернобылем детей?
Иль, думают, что их слегка пугнули? —
Врёт радио, ведь так заведено.
Их обманули, что ли?
Обманули
Давным-давно,
а бабам всё равно.
Уже и так повсюду эти рожи
Физических и нравственных калек.
Нельзя таких!
Нарушен образ Божий.
Опомнитесь!
Мутант не человек.
Все умерли
Все умерли,
А мы ещё живём.
Какая неуютная планета!
Но всё же легче коротать вдвоём
Глухие ночи, поздние рассветы.
Замкнулся круг —
И снова ты моя.
И нет обид,
И я уже не каюсь, —
По осени проходит колея,
По ней и ковыляем, спотыкаясь.
Куда же нас дорога завела?
Всё то же иль другое мирозданье?
Ну, как дела?
Какие там дела!
Усталые одни воспоминанья.
Ты близко к сердцу их не подпусти,
Нет прошлого, а будущего — мало,
И видится уже конец пути
Подобием бездонного провала.
Давай возьмёмся за руки,
Пора!
Последнюю мелодию дослушай
И в дальний путь — ни пуха, ни пера.
Как хорошо!
Крылаты наши души.
Вот и дожил я до понятья
Вот и дожил я до понятья,
Что не копится злоба впрок, —
Все мне стали друзья и братья,
Кто под клёны ещё не лёг.
Для обиды закрыта дверца,
Опустело моё село.
Если б злоба копилась в сердце,
То его бы разорвало.
Простят ли нам страх и усталость
Простят ли нам страх и усталость?
Ведь всё же не наша вина —
Россия, какая досталась,
Какая случилась, война.
Совсем не об этом мечталось,
Но приняли, словно в бреду,
Свободу, какая досталась,
Какая случилась, беду.
Мы так и не поняли Бога,
Но Им суждена и дана,
Какая случилась, дорога,
Какая досталась, жена.
Ещё не записаны даты,
Но выпадут нам под конец,
Какая случится, расплата,
Какой заслужили, венец.
То ли нервы, то ли нравы
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта? А. Пушкин
То ли нервы, то ли нравы,
То ль не правы мы с Петром *:
Отступаем из под Нарвы,
Севастополь предаём.
Кровью политы обильно,
Русской кровью, те края.
Где вы Ревель, Рига, Вильно —
Вся Прибалтика твоя?
И не всадник ты чудесный —
Бомж, не выпивший с утра:
Эрнст какой-то — неизвестный —
Сляпал нового Петра.
Или тот грузин столичный,
Иль Шемяка — негодяй, —
Непристойно, неприлично,
Разберёмся погодя…
И «Персона восковая»,
И похмельный этот псих
Промолчали, не вставая
С мест насиженных своих.
Только третий, что на гребне
Набегающей волны,
Самый дерзкий, самый гневный
Страшно глянул с вышины.
На торгующих людишек,
Рэкетиров и дельцов,
На звереющих мальчишек
И чиновных подлецов.
Конь повёл зелёным ухом.
Царь вскипел: — Едрёна мать!
Город Санктом-Петербурхом
Запрещаю называть! —
Глянул Пётр на всю Россию,
От Камчатки до Карпат,
И позора не осиля,
Стал сутул и виноват.
Над прославленной рекою
Он поник и загрустил,
А потом махнул рукою…
Конь копыта опустил.
______________
* Пётр I
Слушай меня, Распятый
Слушай меня, Распятый,
Знающий, что к чему,
Я говорю в закаты,
Я говорю во тьму:
Ты расторопно начал,
Гибель готовя мне
Матери смерть назначил,
Третий удар — жене.
Мало Тебе казалось,
Или такой закон,
Чтобы, теряя жалость,
Брать матерей и жён?
Жизни перебирая,
Ты перегнул слегка.
Может, переиграем?
Выбор-то есть пока.
Ты убери охрану
И отвори пути,
Сам я к тебе нагряну,
Женщин — пожить пусти.
Очень проста задача,
Эти слова тихи:
Пусть обо мне поплачут,
Пусть перечтут стихи.
Пусть приберут могилу,
Пусть разведут цветы…
Бог, Твоё имя — Сила,
Или бессилен Ты?
Брели мы разными путями
Брели мы разными путями:
Кто плыл, кто шёл, кого везли,
Срывались, падали,
Локтями
В грязь упирались и ползли.
Любили девушек несмелых —
Сердца калили добела,
Любили женщин оголтелых
За их ухватки и тела.
Деньгу ковали, водку пили,
Не зная страха и узды,
На взлёте души укротили,
Чтоб только не было беды…
Загнуться —
Как на свечку дунуть,
И будет так в конце концов.
И не простить,
А просто плюнуть
Свирепой вечности в лицо.
Родина
Родина!..
Ветер и дым,
Даль полевая, сквозная…
Стоило жить молодым,
Дальше не знаю…
Не знаю.
Стоило бить по мордам
Самых дебильных и прочных,
Гробить порядочных дам
И возвеличить порочных.
Стоило ставить на кон
Голову, сердце и душу,
Только небесный закон
Не обходя и не руша.
Горькую песню сложить,
Тратить по-глупому силы…
Стоило, стоило жить!..
Но и меня не хватило.
Родина!..
Сабельный свист,
Переходящий в ракетный…
Хрупкий осиновый лист —
Красный под осень
И светлый.
Катьке
Я прав во всём
А вы — почти ни в чём,
Вы спорите со мною — ни о чём.
Вам просто больше нечего сказать
И дара не дано — иносказать.
Я прав во всём,
Мои слова чисты,
Иль сожжены
иль вымыты мосты,
Все, кто со мной,
Они и там, и тут,
Неправедно
и праведно живут.
Я прав во всём:
Нет права у времён,
Зависящих от скуки похорон,
От пошлости
Женитьбы и сумы,
Религии,
расстрела и тюрьмы.
Я прав и в том,
Что будущего — нет,
Другим, не нам —
Распад или расцвет,
А мы усеем
нашими костьми
Лишь эти придорожные кусты.
Лишь этот пёс
Лизнёт ладонь мою,
Лишь этот май
у смерти на краю,
Лишь эта осень
в близости конца,
Лишь эта тройка около крыльца.
Ты, Дух святой, Отец
и даже Сын —
Мне не помог при жизни ни один,
Так пусть уносят в пляске бубенца
И жизнь, и смерть,
И радость — без конца!