Собрание редких и малоизвестных стихотворений Игоря Кобзева. Здесь мы сохраняем тексты, которые ищут реже, но они дополняют картину его поэтического наследия и подходят для детального изучения творчества. Больше известных текстов — на главной странице поэта.
* * *
Вечерние тени
Ты сегодня скучаешь опять как вчера,
Значит, время потеряно даром…
А за окнами синие вечера
Догорают осенним пожаром…
От лиловой луны, от цветных фонарей
По земле растекаются тени.
И похожи они на людей, на зверей,
На узорные стебли растений.
Можно долго бродить – любоваться на них,
Потому что как звуки и числа,
Как страницы старинных, потрепанных книг
Тени полны глубокого смысла!..
Нам бы ночи не спать,
Чтоб будить тишину,
Чтоб шуршала листва под ногами,
Чтоб две тени, сплетенные светом в одну,
Неотступно скользили за нами…
Рыцари из романов
Рыцари из романов
С гонором боевым
Нежно и неустанно
Служили дамам своим.
Если же сердце дамы
Охладевало вмиг,
Рыцари из романов
Не упрекали их.
Рыцари из романов
Умели все понимать:
Дамы непостоянны
Что же их упрекать?
Чтобы в глазах у дамы
Вновь обрести почет,
Рыцари из романов
Шли в далекий поход.
Бились с ордою вражьей,
Гибли в боях лихих
С именем той,
что даже
Не вспоминала их!..
Предчувствие
Чуть лишь утро лучом изумруда
Мне в окошко ударит, звеня,
Ожиданье какого-то чуда
До краев наполняет меня.
Вот пропел над вершинами ветер,
Вот петух прокричал озорно.
Что-то важное будет за этим,
Где-то чудо случиться должно!
Все бывает: и боль, и остуда,
И тоска, и незваная грусть,
Но и в горе предчувствие чуда
Все равно бередит мою грудь.
Как не верить, что чудо случится?
Вот уже приближается весть!
Вот сейчас кто-то в дверь постучится…
Только б счастье суметь перенесть!
Я не умею быть счастливым
Я не умею быть счастливым,
Я легче трудности несу.
Так часто людям некрасивым
Костюм нарядный не к лицу.
Мне петь бы песни в день удачи,
А я всё думаю, чудак:
«Быть может, рядом кто-то плачет…
Мне весело, а им-то как?»
Как можно, чтоб меня машина
Несла на мягких тормозах,
А кто-нибудь смотрел мне в спину
С обидной завистью в глазах?!
И на пирах я счастлив не был;
Меня смущает там одно:
Ещё есть в мире дом без хлеба,
А я пью хлебное вино!
Всегда, когда я рад бываю,
Мне трудно скрыть неловкий вид,
Как будто я сижу в трамвае,
А рядом женщина стоит.
Звуки вальса, как морские чайки
Звуки вальса, как морские чайки,
Падали и подымались вверх.
Гости были влюблены в хозяйку,
Нам она казалась лучше всех.
В комнате звенело и сверкало,
Абажур качался над столом.
Вспыхивали искорки бокалов…
Кто-то с кем-то спорил о Толстом.
И, возможно, не было б вопросов,
И не нужно было бы грустить,
Если б я с потухшей папиросой
Не зашёл на кухню прикурить.
Я увидел, что, пока мы сами
Шумным спором были заняты,
Мать-старушка с сонными глазами,
Сгорбившись, стояла у плиты.
Я был лишним на такой пирушке.
Сколько помню, с самых малых лет
Я ломал красивые игрушки,
Если в них разгадывал секрет.
Веря в настоящее веселье,
Я искал отзывчивых людей…
Я ушёл, укутавшись шинелью,
Слушать шум московских площадей.
По садам, по тихим перелескам
По садам, по тихим перелескам,
С лунным блеском, птичьим переплеском
Майская метелица прошла.
И в пылу весеннего задора
Сохнущая вишня у забора
Напоследок буйно зацвела.
Не смущаясь возрастом закатным,
Вся оделась жемчугом окатным,
Чтобы надивиться не могли.
Ветерок играет в белой чёлке,
Меж густых ветвей пируют пчёлки,
И гудят небритые шмели.
А в саду, раскидистом и пышном,
Молодые вишни еле слышно
Шепчутся губами лепестков.
Суд рядят над старою соседкой,
Называют «праздной пустоцветкой»,
Говорят: «Не даст она плодов!»
Для чего над старою злословить?
Молодость не ветром унесло ведь.
Час заката к каждому придёт.
Жизни срок ненадолго даётся.
Хорошо, что вишня не сдаётся,
Хорошо, что всё-таки цветёт!
В кафе, где стены с зеркалами
В кафе, где стены с зеркалами,
Где грохот джаза дразнит плоть,
В углу валялся под ногами
Ржаной поджаристый ломоть…
Корить кого-нибудь нелепо
За то, что мир разбогател
И что кусок ржаного хлеба
Никто поднять не захотел.
Но мне тот хлеб, ржаной, «немодный»,
С обидой тихо проворчал:
«Забыли, чай, как в год голодный
Я всю Россию выручал?!
Когда война в дома ломилась,
И чёрный ветер мёл золу,
Тогда небось во сне не снилось,
Чтоб хлеб валялся на полу!
Добро, что люди сыты ныне,
Что столько праздничных судеб.
Но, как заветные святыни,
Нельзя ронять на землю хлеб».
Я протянул поспешно руку
И подобрал ржаной кусок —
Как поскользнувшемуся другу
Подняться на ноги помог.
Ночной фарватер лампочки зажёг
Ночной фарватер лампочки зажёг.
Москва-река блестит в вечернем платье.
Речной трамвай, как белый утюжок,
Морщинки волн неторопливо гладит…
Плывут, обнявшись, двое над водой,
Над зыбкими цветными зеркалами,
И ночь им шепчет лунной красотой
Всё то, что им не выразить словами.
И мне знакома шаткая скамья,
И этот плёс, и даже эта лунность.
Не знаю чья — чужая иль моя —
В июньский сумрак уплывает юность…
Сбежать бы снова с резвостью юнца —
Рука в руке — к реке, напропалую!
И плыть вдвоём — до ночи, до конца,
До Кунцева, до первых поцелуев.
Белые ночи
Белые ночи… Белые ночи…
Белые ночи — как белые дни.
Кажется, будто бы белые ноги
Моют в заливе ночные огни.
Людям не спится. На лицах веселость.
Громко мальчишки кричат во дворе.
Странная, сладкая невесомость
Есть в этой гулкой весенней поре.
Белою ночью счастливые сказки
Бродят по улицам городским.
Белою ночью стыдливые ласки
Дарят подружки любимым своим.
В небе — неоновое сиянье.
Все в мире призрачно, как в кино.
Ветер разлуки и ветер свиданья
Рвутся в распахнутое окно…
Берестяная грамота
Мне чудится: над Волховом
Светла заря горит,
И весь Великий Новгород
В колокола звонит…
А я сбираю ягодку,
По травушке брожу.
Берестяную грамотку
Любавушке пишу:
«Любезная, пригожая, –
Попутал душу бес! –
Забудь про церковь божию,
Пойдем со мною в лес!
Там в роще белостволице
На зорьке птичий зов –
Почище всякой звонницы,
Звончей колоколов.
В осиннике, в орешнике,
В березовом краю,
Крамольники да грешники,
Мы будем – как в раю.
От зверя оборонимся
Рогатиной в руках,
А от людей схоронимся
В калиновых кустах…»
В зоопарке
Среди Москвы стоит забор.
Грозясь стальными стрелами,
И там, вся в бликах, как фарфор.
Гуляет лебедь белая.
Плывет меж лилий без труда
(Вода не заволнуется!)
И в чистом зеркале пруда
Сама собой любуется…
Мне кажется,
пока средь вод
Скользит она в сиянии,
У диких тигров спор идет
Из-за ее внимания.
И хитрых замыслов полны,
Взирая с возвышения,
Хотят прельстить ее слоны
Высоким положением.
Жираф ей машет, обнаглев
(Беда с таким верзилою!),
И рыкает надменный лев:
<Возьму красотку силою!>
…Мне очень страшно иногда:
А вдруг и вправду станется —
Твоя лебяжья красота
Такому льву достанется?!
В любви так много печального
В любви так много печального.
Пускай же еще не раз
Не тайными, а случайными
Будут встречи у нас.
Пусть дольше живет желание
Пугаясь любви своей,
Искать свиданий в компании
Веселых шумных друзей.
Пускай глаза будут чистыми.
Чтоб нам не пришлось в гостях
Скрываться контрабандистами
С тайным грузом в сердцах.
Пусть я — без излишней патоки, —
Придя к тебе, буду рад
Не на руки взять, а за руки
И — в бурю, под снегопад!
И пусть папа с мамой в панике
«Погибшую» ищут дочь,
А мы с тобой… о ботанике
Проговорим всю ночь.
В осеннем парке
Ноябрь – плохое время для влюбленных,
Но молодость не помнит ни о чем.
Под потолком из желтых листьев клена
Им, видимо, неплохо здесь вдвоем,
У поцелуев горький привкус дыма.
И парень не стыдится повторять:
– Я очень счастлив быть твоим любимым,
Но я свободу не хочу терять.
Ей верилось, что будет все иначе,
Что им «свобода» станет ни к чему.
Как сложно все! Она едва не плачет,
А все же нежно тянется к нему…
А день какой!.. Раскаявшись в угрозах,
Ноябрь весенней свежестью запах.
Намека нет на близкие морозы,
И почки набухают на ветвях.
Доверчивые, глупые растенья!
Ей стало жаль их попросту до слез:
Чуть солнышко – у них уже цветенье,
А впереди – декабрь, зима, мороз…
В поезде
В вагоне молодые пассажиры
Знакомятся легко как старожилы.
Болтая о погоде и о чае
Они о чувствах говорят очами.
Вот раздает постели проводница,
Они ложатся спать, но им не спится.
Его гудки томительные будят…
Она под простынь робко прячет груди…
И оба, хоть давно уже темно,
Все смотрят, смотрят в черное окно.
А поезд мчит, отсчитывая шпалы.
Чуть-чуть дрожат стаканы на столе.
И у окна большой букет фиалок
Отчетливо зеркалится в стекле.
А там, нежным этим отраженьем,
Проносится ночная темнота,
Огни вокзалов, зоны отчужденья,
Посадки, перелески, омута…
В пути
Люблю, скажу по совести,
Обычай я такой,
Чтоб из окошка поезда
В пути махать рукой.
Оно пустяк, а все же я
Скажу о пустяке:
Знать, что-то есть хорошее
В той дружеской руке.
Девчонка взглядом встретится,
Вся с виду, как гроза,
Махнешь ей – и засветятся
Улыбкою глаза.
Душевным взором ласковым
Одарит на ходу –
И вновь под гордой маскою
Укроет доброту…
В тот день
В тот день с понурыми плечами
Я долго мокнул под дождем
И постигал, что от печали
Мне не укрыться под плащом…
Бухгалтер-память шрифтом четким
Вела подсчет обид и бед,
И становился черным-черным
Весь ненадежный белый свет!..
В тот день спасла меня девчонка,
Тонюсенькая, как дитя:
Она мой груз печали черной
Взяла отважно на себя.
Она обиды не боялась,
Сама мой тяжкий крест брала:
Ходила рядом и смеялась,
Врала, что счастлива была!
Она звала: «Забудь про горе!
Тоску веревочкой завей!»
А я же хмурился доколе
Сквозь грусть не улыбнулся ей.
В тот день я понял, что не лечат
Неразделенную любовь,
Ее швыряют с плеч на плечи,
И кто-то дальше тащит вновь…
Трагическая эстафета
Идет по жизни без конца.
…Я слышал, что девчонка эта
Разбила многие сердца.
Воспоминанье (Скупыми днями поздней осени)
Скупыми днями поздней осени
Я вспоминаю все светлей:
Как мы с тобой на горном озере
Из рук кормили лебедей…
Не разобрать: в воде ли, в небе ли,
На фоне отраженных гор,
Как стебли трав, качались лебеди.
Как белый шелковый узор.
Курчавый пар вздымался клубами,
А птицы плыли по волнам;
Они пластмассовыми клювами
Доверчиво тянулись к нам.
Какая грусть была в их трепете?
Какая тайна красоты?
Нам что-то лепетали лебеди,
Чего не знали я и ты.
Два сердца
Весь вечер девушка ждала напрасно:
Он не пришел. А сам ведь так просил!
Весь мир, доныне правильный и ясный,
Вдруг пошатнулся на своей оси.
А как она спешила на свиданье,
Боясь, что он уже грустит в саду!
Как радостно в зеркальных окнах зданий
Себя оглядывала на ходу…
Ну, ладно, если бы случилась ссора!
Но им вдвоем так было хорошо,
Так много было долгих разговоров,
Веселых слов! И вот — он не пришел…
Сдавила сердце грустная усталость…
А люди ходят, шутят, говорят…
Как будто все по-прежнему осталось,
Как будто можно все вернуть назад…
Что делать ей? И кто ей объяснит:
Как может он уйти, смеясь, с другою?
Ведь поцелуй его еще горит, горит,
И кудри спутаны его рукою…
……………………..
…На свете есть два непохожих сердца.
Не примирить им помыслы свои.
От одного огня им не согреться.
Не захмелеть им от одной любви.
У каждого из них — свои законы.
Свои обычаи, свой суд и бог.
Одно живет для верности влюбленной.
Другое — для исканий и тревог.
Нет хуже, если эти два созданья,
Случайно заплутавших в темноте,
Хотя б на краткий срок сведет желанье,
Беспечное в природной слепоте.
Одно из них наплачется жестоко
От злой обиды за мечты свои
И долго будет мерзнуть одиноко
В холодном доме собственной любви.
Другому горем станет эта ревность,
Тягучая, как черная смола,
И даже нежная святая верность
Ему, как камень, станет тяжела.
Им вместе быть не нужно ни минуты:
Они друг друга изведут тоской.
Они из разных стран. Но почему-то
Одно к другому тянется порой.
Когда по трезвым расчетам
Когда по трезвым расчетам
Ты станешь чужой женой,
Ты вспомни о запрещенных
Наших встречах с тобой,
О том, как в тепло вокзалов
Мы прятались от зимы,
Как в чинных музейных залах
Тайком целовались мы,
Как в сумраке улиц снежных
Бродили мы без конца
И та запретная нежность
Грела наши сердца.
Как вздрагивали от взглядов
Как мокли мы под дождем,
Как нам хотелось быть рядом
В теплом доме, вдвоем…
Ключ
Ценнее всех ценностей мира,
Прекрасней, чем солнечный луч,
Был нам от безлюдной квартиры
Доверен хозяйкою елюч.
Нам некого стало бояться:
Приют был надежным вполне.
Но страшно вдруг стало остаться
Впервые наедине…
Казалось: сердца не вместили
Неистовой радости той,
Невольно глаза загрустили,
Как будто перед бедой.
И стало вдруг тихо в квартире,
Где даже часы не стучат,
Где только одни в целом мире
Два сердца колотят в набат,
Где губы бормочут «Не надо»,
А руки уже говорят,
Что этой ненужной пощады
Они ни за что не простят.