Рожден я таким, таким я уйду
Рожден я таким, таким я уйду,
Я сам натянул на себя узду.
А жизнь лошадиная нелегка,
Телега скрипит, и кладь высока,
Хозяин суров. Но хозяйка слаба –
Со мною простаивает у столба.
Хозяин орет, он из бывших вождей,
Удавкой затянута пара вожжей.
Страх
Вот и люди надоели
Утром розовая птица
Утром розовая птица
Прилетает погостить
И глядит, как шевелится
Спички пламенная нить.
Смотрит, смотрит, улетает,
Утром вновь в окне стоит,
Что-то эта птица знает,
Чиркну спичкой — улетит.
Я связан с ветром
Слышу звонки ниоткуда
Слышу звонки ниоткуда,
Слышу звонки в никуда,
Так за секундой секунда,
Так за годами года.
Все легковерное сбросил,
В путах раздумий сижу
Кличет ненастная осень,
Что я ей в трубку скажу,
Что я скажу ниоткуда,
Что я скажу в никуда?
— Худо, старик, тебе, худо?
— Худо, — ответствую я.
На крылышках бессмертья
На крылышках бессмертья
Прекрасна жизнь раба,
Рука долбит отверстья,
И режется резьба.
Он больше не бастует,
К чему ему возня?
И пьет он и ворует
Свободнее вождя.
Что людям ни приснится
Что людям ни приснится!
Мне снятся лагеря.
Из проволоки граница
И тусклость фонаря.
Ко мне отец приходит,
Ко мне приходит мать.
Велят конвой и ходики
Свидание кончать.
Я требую начальника,
Конвойному грожу
И плачу от отчаянья,
Что ни за что сижу.
Но если повториться
Жизнь хоть во сне вольна,
Война должна мне сниться.
Не снится мне война.
Усы
Для того,
чтобы обрасти усами,
не обязательно
шевелить мозгами,
усы
вырастают сами.
Но прежде,
чем придать им
форму сабли или стрелы,
небесполезно подумать
об истории
своей страны.
Свободен я
Свободен я — в своей стихии.
Как улицу перехожу.
Свободен я — пишу стихи я.
И в них себе принадлежу.
Ни перед кем я не в ответе,
Ни перед кем я не солгал.
Свободен я, как только дети,
И в этом весь мой криминал.
Вдоль забора у собора
Вдоль забора у собора
Плачет черная вдова.
Двое пьяных тянут хором
Препохабные слова.
В пику пьяным окаянным
Раскричалось воронье…
Нищая с пустым стаканом
Прячет личико свое.
Купол золотой над всеми
Скрыт кладбищенской листвой,
И звонарь не вспомнит время —
Санитарный. Выходной.
Всех прошу вас, Бога ради
Всех прошу вас, Бога ради,
Сохранить мои тетради.
Может, как-нибудь они
В книжные воспрянут дни.
Из машинописных строк
Глянет на обложки Бог.
И среди небесной сини
Свет мелькнет мне благостыни,
И слова заговорят,
Став на полке в светлый ряд
Кланяться тебе, прохожий,
Может, встрече будешь рад.
Все же книга — дело Божье.
Гудят, шумят окрест
С камнями легче говорить
С камнями легче говорить,
С ветвями легче говорить,
С землею легче говорить,
И говорю я с ними.
Оставлю вздох густым ветвям,
Оставлю слух глухим камням,
Оставлю речь сырой земле –
Меня она услышит.
Надо выдумать биографию
Лист, прибитый к панели дождем
Лист, прибитый к панели дождем,
Ты не в силах с асфальта подняться,
И блестишь под ночным фонарем,
И вода в твоих крохотных пальцах.
Древо то, что тебя родило
И не может поднять тебя с полу,
Сколько рук золотых размело
По Крещатику и Подолу.
Ты не бойся меня, мы — не врозь.
Не ступлю на тебя в подворотне,
Я на древе таком же возрос,
И нисколько тебя не свободней.
Как в усыпальнице я дома
Как в усыпальнице я дома
И ждать не смею перемен.
Без похоронной и без стона
Прижился в вакууме стен.
Меж фотографией дочерней
И плоскостью пустой стены,
Кладя меня во гроб вечерний,
Роятся сумерки, черны.
И словно тени невесомей,
Как по отсекам нежилым,
Несут меня в погасшем доме
И все не вынесут к живым.
На что ни обратишь свой взор
Что разум сеял, чувство размело
Что разум сеял, чувство размело.
И разум сник, и победило чувство.
Ты стал теперь прозрачным, как стекло.
Таким и быть должно твое искусство.
И не учи других, а сам учись,
Раскрыв свои тетради, у себя же
И от себя, как от чумы, умчись,
Не то раздавит собственная тяжесть.
А где тебе нйти свои крыла,
Никто не скажет, и не жди совета, —
Ты сам себе и море, и скала,
И облако блуждающего света.