Но вдруг сколь сладкое преображенье
Произошло. — Лязг, топот, и пожар
Растаяли туманом в отдаленьи,
И замолчало пение фанфар;
Прохладою целительной смененный,
Оставил грудь мою смертельный жар.
Я поднял взор и встретил взор влюбленный
Прелестной девы. Светлой тишиной
Все было полно, лишь прибой бессонный
Звучал вдали, блистая под луной.
Ветер колеблет колкий
Ветер колеблет колкий
Шляпы моей края.
Перелетают пчелки
В зелени у ручья.
Пыля, идут богомолки,
Хотел бы уйти и я, —
Туда, за дальние елки,
В синеющие края!..
Но как же книжные полки
И дом, и сад, и скамья?
Ах, снова в висках иголки
Задвигали острия…
Шарманщик
С шарманкою старинной
(А в клетке — какаду)
В знакомый путь, недлинный,
Я больше не пойду.
Не крикну уж в трактире, —
Ну, сердце, веселись!
Что мне осталось в мире,
Коль ноги отнялись.
Хоть с койки не подняться
Больничной — никогда,
А каждой ночью снятся
Бывалые года.
С утра ж — другая лямка
Растит мою тоску:
Достанется шарманка
Жиду-покупщику.
Пойдет он весью тою,
Где прежде я певал,
Под чуждою рукою
Завсхлипывает вал.
Любимая, я вяну, истомлен
Ужели никогда нас утро не застанет
В объятиях любви?..
Пушкин
Любимая, я вяну, истомлен
О днях былых безмерною тоскою.
Ты ныне страстью тешишься другою,
А я в тебя по-прежнему влюблен.
По-прежнему… Нет, опытом разлуки
Научен я любить тебя вдвойне.
И с каждым днем в сердечной глубине
Страсть множится и возрастают муки.
Любимая, я вяну… Лишь одна
Дает мне жизнь надежда золотая:
Забудусь я в вечерний час, мечтая,
И мне блеснет прошедшая весна!..
Ты томишься в стенах голубого Китая
Ты томишься в стенах голубого Китая.
В разукрашенной хижине — скучно одной.
В небесах прозвенит журавлиная стая,
Пролепечет бамбук, осиянный луной.
Тихо лютню возьмешь и простая, простая,
Как признанье, мольба потечет с тишиной…
Неискусный напев донесется ль на север
В розоватом сиянии майской луны!
Как же я, недоверчивый, — сердцу поверил,
Что опущены взоры и щеки бледны,
Что в прозрачной руке перламутровый веер
Навевает с прохладою пестрые сны.
В вагоне
Снова вагонной тоски
Я не могу превозмочь.
В тусклом окне — огоньки
Мчатся в весеннюю ночь.
Серых диванов сукно —
Трудно на нем засыпать!
То, что забыто давно,
Припоминаю опять.
Поезд бежит и бежит,
Гонит нечаянный сон.
Сердце мое дребезжит
Или разбитый вагон!
Боже! — что будет со мной,
Скоро ль подымет заря
За занавеской цветной
Синий огонь фонаря.
Поблекшим золотом и гипсовою лепкой
Поблекшим золотом и гипсовою лепкой
Здесь разукрашен невысокий потолок.
Прилавок с пальмами, с Венерою-калекой,
И стонет граммофон у выщербленных ног.
Олеографии отличные на стенах, —
От дыма вечного они старинный вид
Приобрели. Из разноцветных кружек пена
Через края на мрамор столиков бежит.
Все посетители пивной сегодня в сборе:
Пальто гороховые, в клетку пиджаки.
Галдеж неистовый кругом, — и в этом море
Я, за бутылкою, спасаюсь от тоски.
Здесь я не чувствую ее (непобедимой!)
Воображение туманно и пестро.
Не страшно мне среди бродяг, ругательств, дыма:
Ведь я не гость. Я свой. Я уличный Пьеро!
Луна, как пенящийся кубок
Луна, как пенящийся кубок,
Среди летящих облаков.
Тоска томит не зло, не грубо,
Но легких не разбить оков.
Я пробовал — забыть томленье,
Портьерою закрыв луну,
Но знаю, — коль возьмусь за чтенье, —
Страницы не переверну.
Все помню: фонари на шторах…
Здесь — рот, глаза, дрожанье плеч
(И разноцветных писем ворох,
Напоминающий, — не сжечь!).
Вы где теперь — в Крыму ли, в Ницце!
Вы далеки от зимних пург,
А мне… мне каждой ночью снится
Ночной, морозный Петербург.
Из окна
Запад в багровом тумане,
От заревого огня.
Рыжебородый крестьянин
В море купает коня.
Треплется черная грива,
Точно из стали — узда.
В крепкие мышцы — игриво
Пенная плещет вода.
Конь и хозяин достойны
Кисти и бронзы равно!
(Ветер прохладою хвойной
Дышит в мое окно…)
Вот уж оседлан и взнуздан
Топчется конь и храпит…
Скачут! Зеленая, грузно
Пена слетела с копыт.
Холодно. Руки озябли.
Запад одет в полутьму.
Окна закрою и капли
От малярии прийму.
У пахоты протяжный рев вола
У пахоты протяжный рев вола
Усталого, со взглядом оловянным.
Над лесом золотистым и багряным
Птиц к югу распростертая стрела.
Рука рабочая бессильно затекла
И стал покой мучительно-желанным,
Но маслом налитая деревянным,
Лампада тихая горит, светла.
Марии лик мерцающий и строгий
К окошку обращен. Все видит взор
Божественный, — и желтые дороги,
И в поле дымно блещущий костер,
И на траве в одной из дальних просек
Пастушкою оставленный волосик.
Озеро
У озера все ясно и светло.
Там нет ни тайн, ни сказок, ни загадок.
Прозрачный воздух — радостен и сладок
И водное незыблемо стекло.
Во всем разлит торжественный порядок,
Струится мысль в спокойное русло.
Днем не тревожит дерзкое весло
Сияния в воде дрожащих радуг.
Но в час, когда петух поет зарю
И ветер движет аромат рассвета,
Я — трепетом сомнения горю.
И верит мозг, что близится Комета,
Что все подвластно Черному Царю,
А озеро — зияющая Лета.
Килипокорос
Вольное подражание А. Скалдину
Детям Латоны хвалу бедный поэт воссылая
В звучных стихах — оные мне посвятил.
Я, смущенный зело, у него вопрошаю — за что же?
Грязи великой по тротуаров Градопетровских
Шли медлительно мы. Ах, лавры клонятся не
Улиц этих среди. И тусклы огни изрядно.
Я помяну еще о саме с усами вирши,
Кои сплетали мы, впредь как к трамваю тащиться.
Вирши весьма плохи, — исключая первые строки.
Мирно пиши, поэт, свою Страховую отчетность,
Вакса твоих сапог да смердит благовонной розой,
Я ж нашатырным спиртом травиться вовсе раздумал.
Вы уронили веер
Вы уронили веер. Я поднял.
Вы мне шепнули: «В среду, в пять…»
Ах, только четверг сегодня,
Целую неделю придется ждать.
Целую неделю, целую неделю…
Ну что же, мне сладостна эта боль!
Только зачем Вы платье надели
Такого цвета, как любит король…
Песенки
1. Приказчичья
Я иду себе, насвистывая,
Солнце льется на меня.
Вижу — блузочка батистовая
Замечталась у плетня.
Не модистка и не горничная,
Гимназисточка скорей.
Лейся, лейся, пламя солнечное,
Пуще душу разогрей!
И плетень толкаю тросточкою,
И улыбка мне в ответ:
Миловидного подросточка я
Поцелую или нет?
2. Девичья
Рассвет закинул полымя
И в горницу мою.
Я с птицами да с пчелами
Ранехонько встаю.
Уж звезды утром всполоты,
Шумит вороний грай,
И скоро божье золото
Польется через край.
Зовет меня околицей
Чуть слышный голосок.
Иду — и ноги колются
Босые о песок.
Ах, все забыть готова я
От сладостной тоски!
Кругом сады фруктовые
Роняют лепестки…
Майская баллада
Принцесса, больная скарлатиной,
Убежала вечером из спальной
И, склонясь над розовой куртиной,
Прислушивалась к музыке дальной.
Посинел золотистый вечер,
Но трещал еще кузнечик шустрый…
За дворцовыми окнами зажглись свечи
И хрустальные люстры.
И принцессе было странно,
Что болит у нее голова и горло…
Голубые крылья тумана
Наступающая ночь простерла.
И стояла над розовой куртиной
Принцесса, сама не зная,
Больна ли она скарлатиной
Или это шутка Мая.
Вэрлену
Сонет
Мой друг Вэрлен! Вы мэтр, я — ученик,
Но оба мы любовники и братья
Того, чье имя — лунное проклятье,
Чей странный пламень жег вас каждый миг.
И я, как вы, с мольбою сладкой ник
Пред розами старинного распятья
И сколько раз (не в силах сосчитать я)
Искал Мадонн под складками туник.
Меня еще безгрезье не сломило,
И я живу, а вы уже давно
Увенчаны бессмертьем и могилой.
Но думаю, что отдых вам приятен:
Как сладостно в Эдеме пить вино
Запретных взоров — черных виноградин.
Элегия
— В воде погасли брызги янтаря,
И в тверди золотой
На западе туманная заря
Горела одноцветною косой.
Я знал, что завтра снова в облаках
Родится свет.
Зачем же душу мучил тайный страх,
И сердце не могло найти ответ?
Зажглися звезды. Месяц в небе стал
И разлилась печаль.
Багряный пламень стаял и пропал
И дымкою подернулася даль.
Ах, пронзена была душа моя
В вечерний час!
Все время в светлых звездах видел я
Огонь давно умерших милых глаз…
……………………….
Угасли звезды… Месяц доцветал…
Родился свет.
Я все мечтал, все о любви мечтал…
И сердце не могло найти ответ.
Объявления
Ах, как сладко читать объявления
В какой-нибудь столичной газете:
Лучшего средства для усыпления
Не найти на целом свете.
«Ежедневно свежие пирожные…
Большой выбор дешевых граммофонов..
Электричеством болезни накожные
Излечивает доктор Семенов.
Получена японская парфюмерия…
Замечательное средство даром…
В кинематографе необычайная феерия:
Похищение одалиски гусаром.
Молодая дама интересная…
На все за пять рублей готова…
Вдова из себя полновесная
Экономкой хочет быть у пожилого…
«Крем Реформ»… Голова опускается…
«Для мужчин»… Сладко ломит спину…
«Высылаю»… Веки смыкаются,
И глаза уже не видят — «Угрина».