Твой правый гнев
Твой правый гнев.
Мой тоже правый гнев
Таков уж гнев —
Неправым не бывает
Душа, как при отливе, убывает.
И гриву ощетинивает лев.
И отмели синеют под луной,
Как синяки под гневными глазами
Останови лавину тормозами
И оглянись во гневе.
Черный глаз, удлиненный страданьем
Черный глаз, удлиненный страданьем,
И тонки и беспомощны руки.
Вот оно, голубое свиданье,
Как начало великой разлуки.
Улыбнутся, как будто заплачут,
И в начале последнего круга
Два скитальца еще помаячат,
Головами склонившись друг к другу.
У тебя справедливость твоя
У тебя справедливость твоя,
У меня справедливость моя.
Не друзья они, нет, не друзья —
Справедливость твоя и моя.
Приглядись, в этой вечной войне
Море право, а берег вдвойне
Прав героя безоблачный лик
И победы разгул и разбег.
Победители правы на миг,
И погибшие правы навек.
Уж сколько нам даров дано в дорогу
Уж сколько нам даров дано в дорогу,
Лишь дар провиденья не дан нам, слава богу
И я кричу: «Мгновенье, ты прекрасно!» —
Когда, быть может, и шептать опасно,
Когда, быть может, оглянуться жутко,
Когда мне жизни может стоить шутка
Все может быть. Но, отнимая вечность,
Судьба взамен нам жалует беспечность.
Шуршали травы и песок
Шуршали травы и песок,
И шарили по небу ветки.
Был мир взъерошенный, как стог.
Когда под самым темным ветром,
Когда лишь силуэт деревни
На самом краешке земли…
В нем жили люди и деревья,
И лошади, и корабли.
Эта странная повесть
Баллада о страхе
(над книгой Достоевского)
Ему не к лицу пробираться тайком,
В нем есть благородство движенья
Он стал мне-советчиком и двойником,
И вечным моим отраженьем.
Мне слово не вымолвить, дрожь не унять,
Пока усмехаясь с дивана,
Мой гость не спеша поучает меня,
Как некогда брата Ивана
Но я сгоряча не хватаюсь за нож,
Напротив, берусь за вязанье
Теперь уж я знаю, его не уймешь,
Пожизненный срок наказанья.
Мы рядом, как имя и отчество,
И мне не грозит одиночество.
Береза
Себя не мучая,
Стоит ничья.
Уж коль плакучая,
Так в три ручья.
Заиндевелая,
Один костяк
Я в горе белая,
А мне никак.
Не выдам слезы вам.
Хожу одна
В лесу березовом
Черным-черна.
Декабрь
Итак, конец осенней смуте
И время доблестей иных.
Все сведено до черной сути,
До комбинаций из прямых,
Не бесконечных, а отрезков
На небе светлом и пустом.
Здесь шелест сокращен до треска
Случайной ветки под кустом.
О, эта стройность повторенья,
О, обезличенный каркас —
Боюсь тебя, как откровенья
Тяжелых бабушкиных глаз,
Куда глядеть — избави господи…
Не трогаю твоих ветвей,
Стою непринятою гостьей,
Поскольку здесь не до гостей.
Идиллия
Родник
Я вгоняла содержанье
Я вгоняла содержанье,
Точно зверя, в форму клетки.
Вот он, грустный мой зверинец —
Смерть естественного чуда,
И воскресная забава,
И души моей погибель.
Я все ждала, и ты чего-то ждал
Я повторяю, сердце остужая
Я повторяю, сердце остужая:
«Здесь дом чужой и улица чужая,
Чужое море под чужой горой,
И юноша — совсем не мой герой…»
И пыл его, и щедрость — все насмарку,
Я ухожу, едва пригубив чарку.
Иду одна по ветреному пляжу.
Босой ногой босую гальку глажу.
И в пятый раз, а может быть, в двадцатый
Твержу я тост его витиеватый.
Я сегодня не скоро усну
Я сегодня не скоро усну.
Я стихами тебя помяну.
И обиду свою оброню,
Протянувши ладони к огню.
Ляжет в рифму родная рука,
И под нею прогнется строка.
После губы твои очерчу
И потом до утра замолчу.
И начнет розоветь не спеша
Надо мною родная душа.
Я из окон больницы гляжу на завод
Я из окон больницы гляжу на завод
О, какой отвлеченною жизнью живет
Мой железобетонно-стеклянный сосед,
Так привычно собой заслоняющий свет.
В ранних сумерках вдоль анфилады палат
Я парю запахнувшись в больничный халат
Запах дыма вдыхаю сквозь хлорку и бром,
Убаюкав конкретную боль под ребром
Мой сосед, он не груб и не ласков ко мне,
Просто мы дополняем друг друга вполне
Он- железный хребет, я — минутный каприз.
Но без голубя мертв заоконный карниз.
Я не летний твой гость
Вечер памяти Заболоцкого
Вечер памяти
В Доме писателя.
А на сцене
Все старые-старые
На подбор,
Будто дерево к дереву
Где-нибудь
В золотом заповеднике.
В их очках
Отразились юпитеры,
Блещут Марсы
В их рифмах отточенных.
В Доме писателя
Место памяти —
В сердце, в предсердии.
По мотивам Куприна
Памяти моей бабушки
Лидии Григорьевны Гампер
Я была снисходительна к Вам,
К Вашим тихим скрипучим словам,
И кивала в ответ головой,
Не вникая в их смысл роковой.
А когда от палящего дня
Ваша тень заслонила меня,
Я очнулась, но поздно, увы, —
Стали ласковым деревом Вы.
И гляжу я без слов и без сил,
Все гляжу и гляжу до сих пор,
Как морщинок знакомый узор
На древесном стволе проступил.
Раздумье после кинофильма «Король Лир»
Эти голые стволы
Эти голые стволы
То лиловы, то белы,
То пунцовы, то черны
И с лица, и со спины
Здесь давно пожухли травы,
Все пороша замела
И так царственно корявы
Эти голые тела.