Да, в жмурки все играем мы на свете,
И слепоты нельзя нам миновать;
У всех людей есть призрак на примете,
Его хотим мы ощупью поймать.
Но все идем напротив назначенья,
И целый свет навыворот идет.
Тому дан дар, а надобно именье,
И он свой дар — карману в дар несет.
Иной в глупцы был посвящен судьбою,
Но в знать попал и в умники шагнул.
Другой рожден с прекрасною душою,
А злобный рок в крючок ее согнул.
Иной весь век в пыли газетной рылся,
Писал, корпел и лекции читал
И думает, что славы он добился, —
А он, увы! лишь время убивал!
Тот торговал и вдруг проторговался.
Что ж, обеднял? — Нет, нажил капитал!
Другой чудак за почестью погнался…
А вдруг вдову с мешочками поймал.
Иной в звезде, а кажется всё мало;
Он генерал, да ловит аксельбант, —
А между тем супругу генерала
Затянутый прельщает адъютант.
Да, в жмурки все играем мы на свете,
И слепоты нельзя нам миновать;
У каждого свой призрак на примете,
Все ощупью хотят его поймать!
И жмурки здесь ни прозой, ни стихами
Философам никак не истребить,
Пока бежит фортуна перед нами,
А мы ее не знаем как схватить.
Куплеты Терции
В связях с аптекой лекаря;
С тузами тот, кто ищет знати;
С чужими женами — мужья;
С секретарем — судья в палате.
Есть старичок (и не один)
В связях с дочерней гувернанткой,
И знатный русский дворянин —
С кордебалетной фигуранткой.
Купец привязан к барышам;
Поэт — к своим стихотвореньям;
Вельможа — к почестям, к чинам;
Повеса — к светским обольщеньям;
Привязан к музыке артист
И любит славой увлекаться;
А цензор, сыщик, журналист —
Ко всем готовы привязаться.
Свяжись-ка с судьями
Куплеты Фредерика из водевиля «Муж в камине, а жена в гостях»
Свяжись-ка с судьями поди —
В тюрьму запрячут и сиди…
А поддержать захочешь мненья,
Давай прошенье да именье.
Мне помнится, сказал Руссо:
Судья похож на колесо…
Скрипеть без сала вечно станет,
А как подмажешь — перестанет.
Куплеты Щекоткина
Начальник отделения —
Отдельная статья!
Его все чтут за гения,
И гений этот — я!
Не нужно уж Лизеточке
Дела мне подшивать;
Не будешь по котлеточке
В дежурство посылать!
Я десять лет всё кланялся,
Надломы есть в спине;
Зато теперь зачванился —
Покланяются мне.
Теперь головомытия
Сам стану учинять,
Без правил общежития
Пушить и распекать!
Могу столоначальнику
Задать я нагоняй,
А он мне, как начальнику,
И пикнуть не дерзай.
Чуть что неглижировано,
Чуть нету в ком пути —
Я тотчас же тово-воно…
Со мною не шути!
Жена, скажи племяннику —
Его я помещу;
И Ване место к празднику
Я теплое сыщу.
Теперь без затруднения
Ему проложим путь:
Начальник отделения
Ведь, брат, — не кто-нибудь!
Билетцы из пергамента
Мне всякий завезет,
Директор департамента
Обедать позовет.
Теперь все представления
Я сам начну писать,
(показывая на шею)
И здесь вот украшения
Уж мне не миновать.
Сошью салопчик норковый
Тебе я к рождеству;
Гуляй в мантилье шелковой
На радость торжеству!
Жена! теперь квартальница
Перед тобою — пас!
Отделенья начальница…
Целуй меня тотчас!
Любовь
Много дал бы я тому,
Кто откроет тайну —
Отчего и почему
Сердце любит так случайно?
Чуть взглянул — и сам не свой;
А мигнули глазом —
Так прощайся с головой:
Ум зашел за разум.
Жизнь и смерть, итоги лет,
Разность отношений —
Всё исчезло! Свет не свет
Без восторженных мучений.
Знать, пробил судьбины час!
Нет уж поворота!
Всё затягивает нас
Глубже в топкое болото.
Те твердят, что это кровь,
Те — духовная потреба…
О любовь, любовь, любовь!
Ты для нас загадка неба!
Неизбежное ты зло, —
Божество, хотя безбожно!
Жить с тобою тяжело,
Без тебя жить невозможно.
Кинжалы и яды
Монолог Трагивраля из водевиля «Страсть сочинять, или «Вот разбойники!»
Кинжалы и яды —
Вот наши отрады!
Все виды смертей,
Удары мечей,
И казнь палачей,
И когти чертей
Жалеть не должны мы!
Пусть будут казнимы,
Душимы, давимы —
Все лица тотчас!
Чем больше у нас
Погибнет народа,
Чем больше потеха,
Тем больше успеха,
Тем больше дохода!
Прославит нас свет!
На этот предмет
Даны нам: секиры,
Кинжалы, мортиры,
Топор, пистолет!
Итак, мой совет:
Душите, давите,
И режьте, и жгите!
Терзайте партер!
А мы, например,
Без дальних чинов,
Крича только: «Смерть им!» —
Себя обессмертим
Во веки веков!
Песня о царьке в городке
Из Беранже
Был городок и в нем царек,
В истории безвестный,
Вставал с зарей, хоть поздно лег,
А спал всегда чудесно,
Хоть не на лаврах — в колпаке,
Под фризяком, на сундуке.
То-то любо, то-то мило,
То-то славный был царек!
Без хрусталя он у стола,
Лишь было б чем напиться,
И сам потом седлал осла
По царству прокатиться.
При нем гвардейский часовой
Был пудель грозный и дворной.
То-то любо, то-то мило,
То-то мудрый был царек.
И не царем, а молодцом
Его красотки звали,
И поделом его «отцом»
Все слуги почитали.
И сколько там сирот и вдов
Спешило под его покров!
То-то любо, то-то лихо,
То-то дельный был царек.
Давал закон ко благу он,
Чтоб горе не нависло,
А не указ со всех сторон,
Всё числа, да без смысла.
И взяток у него не брал
Ни копиист, ни генерал…
То-то любо, то-то мило,
То-то правый был царек.
Он вел одну войну — сгонял
С плеши и мух, и мошек,
Бутылкам — спуску не давал,
А вешивал лишь кошек.
И умер он, когда в летах
Был еле-еле на ногах.
То-то любо, то-то лихо,
То-то добрый был царек.
И много лет царька портрет
В народе сохранялся,
И вывеской любви предмет
Под елкой красовался.
И кто ни взглянет, ни зайдет —
Царька невольно помянет:
То-то горько, то-то жалко!
То-то славный был царек!
Рано, цветик, рано ты
Романс из комедии «Деловой человек, или Дело в Шляпе»
Рано, цветик, рано ты
В поле распустился!
Рано с вами я, мечты,
В жизни подружился!
Рано, цветик, ты увял,
Не дождавшись лета!
Рано скорби я узнал
И обманы света!
Ты теперь едва цветешь
И поник главою,
На тебя и я похож,
Сдавленный тоскою!
Что роса и солнца жар?
Ты не взглянешь бодро!
И весна напрасно в дар
Посылает вёдро!
Так и мне теперь равно —
Что бы ни случилось!
Я желал, но уж давно
Сердце остудилось!
Я мечтал — но те мечты
Потеряли цену!
Я любил — и красоты
Я узнал измену!
Серенада
Вот угас огонь денницы,
Ветер воет меж ветвей,
В небе проблески зарницы:
Друг, впусти меня скорей!
Над скалами тени бродят,
Дух стесняется в груди;
Огоньки в болотах всходят:
Дева, в дом меня введи!
Отодвинь запор скорее,
Холод члены костенит;
Сердце ж бьется всё сильнее —
Как нагорный ключ кипит.
Или нет мне упованья?
Что так долго медлишь ты?
Иль сердечные страданья
Для тебя одне мечты?
Под полнощные удары
Пред священной тишиной
Я клянусь рассеять чары,
Овладевшие душой.
Разорву любви оковы —
И опять свободен я!
Ах, покинь твой нрав суровый,
Сжалься и впусти меня.
Башню знаешь над скалою…
Слышишь бездны дальний рев:
Коль отвергнут я тобою,
Там я брошусь в черный зев.
И безгробным привиденьем
Стукну в полночь у дверей;
Нет у мертвых сожаленья…
Ах, впусти меня скорей!
Хоть свет велик, а люди бьются
Финальные куплеты
Любской
Хоть свет велик, а люди бьются!
Дорога им не широка;
То до земли они согнутся,
То занесутся в облака!
Тот по прихожим только трется,
Тот по присутствиям живет…
И каждый из чего-то бьется
И тех, кто послабее, бьет.
Весельев
Тот бьется из каких-то планов,
Тот бьется, чтоб попасть в чины,
Тот около чужих карманов,
Тот около чужой жены.
И бейтесь, не жалея груди,
Со дня рожденья до могил…
Иной лишь тем пробился в люди,
Что мастерски баклуши бил.
Незацепин
Посмотришь, на земной планете
Что крику, толков и толчков!
Все добиваются на свете,
И бьются все из пустяков!
Всем цели разные даются:
Тот глуп, тот беден, этот плут;
Но из чего народы бьются
И много так народу бьют?
Любской
Все недовольны мы судьбою,
А нами недоволен свет;
Бессильным нет от нас отбою,
А нам от сильных мочи нет.
Одним всё сходит, удается,
Другим весь век — страданья нить;
Но каждый из того лишь бьется,
Чтобы карман себе набить.
Весельев
Иной начальник отделенья
Хлопочет, охает, кряхтит;
И всякий скажет, без сомненья:
«От дел он, чай, не ест, не спит!»
А он в душе над всем смеется
И припеваючи живет!
На службе из крестишка бьется,
А дома мух на стенке бьет.
Незацепин
От Сены до степей монголов
Известны Севера сыны!
Суворов, Дибич и Ермолов —
Вот слава русской стороны!
Дела их в вечность перельются
И миру в страх передадут,
Что русские недаром бьются
И если бьют, так больно бьют.
Финальные куплеты Дюкре
Поглядишь, на белом свете
Уж куда народ смешной!
Тот уважен, кто в карете
Разъезжает четверней.
Что же делать, мода эта
В знатном мире принята,
Хоть частехонько карета
Только на день нанята.
И во мненьи этом шатком
Судят часто сгоряча
По карете и лошадкам
О достоинстве врача.
Будь с башкою хоть пустою,
Но, ручаюсь наперед,
Если ездит четвернею,
Верно вчетверо возьмет!
Если ищете вы места
Или должности какой
Или сыщется невеста
С капитальной красотой,
Будьте сметливы и зорки!
Мой совет на этот счет:
Подъезжайте на четверке —
И вам верно повезет!
Тут секретарь одним присестом
Финальные куплеты из комедии с куплетами «Женская натура»
Арбузов
Тут секретарь одним присестом
Решает дело в целый том;
Там, пользуясь хорошим местом,
Дом пышный строит эконом.
Здесь греет печь без дров от стужи…
Там вновь придумана соха…
Всё это хорошо снаружи,
А изнутри — не без греха!
Папильоткин
Когда пред робким адъютантом
Героя корчит генерал,
Когда писателя с талантом
Бранит бессовестный журнал,
Когда вдова скорбит о муже,
А с страстным юношей — суха, —
Всё это хорошо снаружи,
А изнутри — не без греха!
Юлия
Мы, девушки, за туалетом
Что год, то лишний час сидим,
А между тем пред целым светом
Твердим, что замуж не хотим.
Браним замужство даже вчуже
И избегаем жениха…
Но это только ведь снаружи,
А изнутри — не без греха!
Княгиня
О вы, по милости Амура
Живущие под властью дам!
Скажите, женская натура
Во всем ли нравилася вам?
Не будьте строги, а к тому же
Заметьте эти два стиха:
Когда мы хороши снаружи,
Внутри не ищут в нас греха!
Все
Когда мы хороши снаружи,
Внутри не ищут в нас греха!
Цветок
Русская песня
Не жемчуг дорогой на цветочке блестит,
А росинка.
Не веселье в глазах у девицы горит,
А слезинка.
Пересажен цветок из поляны родной
В злую стужу;
Продана красота за мешок золотой
Злому мужу.
И цветочку в глуши эта божья роса
Полюбилась;
И с тоской и слезой на чужбине краса
Подружилась.
Пригорюнясь, цветок тяжело на листки
Опустился,
Блеск алмазный очей у красотки с тоски
Помрачился.
И цветочек больной только острой косы
Поджидает!
И румянец живой на щеках у красы
Увядает.
Знать, погибнуть тебе, мой цветок, по весне
В чуждом поле!
Не любить красоте на чужой стороне
И в неволе.
Я из бар попал в лакеи
Финальные куплеты из водевиля «Лакей невпопад»
Боклер
Я из бар попал в лакеи,
Хоть на свете без труда
Большей частью из ливреи
Попадают в господа.
Я от этого доходы
И невесту потерял, —
Будь лакей я от природы,
Верно б, промаха не дал!
Сенвиль
Здесь делец -с надсады груди —
В госпитале кончил век,
Там бездельник вышел в люди.
Хоть был прежде «человек».
Отчего ж дельцу невзгоды?
Подслужиться оплошал…
Будь лакей он от природы,
Верно б, промаха не дал!
Дестиваль
Роль приняв футур-министра,
Часто пошлый фанфарон
В гору лезет очень быстро,
Задавая всюду тон.
Неуч круглый, враг свободы,
Не умен он, не зубаст,
Да лакей он от природы,
Так уж промаха не даст!
Жак
Нынче модные затеи
Завелись во всех слоях.
Кто ж всё ладит? — Всё лакеи,
Только в разных галунах.
Бары все, справляя моды,
Разорилися, банкрут…
А лакеи от природы
Их именьями живут.
Эпиграмма на Воронцова
Могуч, величествен и грозен,
В клуб английский граф Воронцов вступил.
Хоть он Шамиля не сразил,
Зато теперь сражен им Позен.
Альпухара
Гранадская баллада (Из Мицкевича)
Замки маврские все пали,
Сарацины все в цепях;
Лишь один твердее стали,
Хоть чума в его стенах.
Непреклонна Альпухара,
Альманзор ей верный щит,
Но наутро ждут удара:
Под стеной уж крест блестит.
Чу! пальба, и вопль, и пламя!
Вот минута тишины…
На стене взвилося знамя,
На мечетях нет луны!
Но по трупам павших в брани
Альманзор, как гений сил,
Сквозь опасность, с саблей в длани,
Путь широкий проложил.
Горд испанский предводитель:
Меж развалин и гробов
Пенит кубки победитель,
Делит злато и рабов.
Но вот страж ему доносит:
«Стран далеких паладин
Говорить с героем просит,
Что низринул сарацин».
— «Пусть войдет!» И входит воин,
Потуплен смиренный взор —
То герой, что лавр достоин,
Щит неверных — Альманзор.
Альпухары вождь надменной
Презрел бегством. Наг и бос,
Он главу свою смиренно
Победителю принес.
«Вождь! — сказал он. — У порога
Я кладу мою главу,
Твоего признаю бога
И пророком назову.
Пусть несется весть, что братии
И Аллаха я забыл,
Что для вражеских объятий
Грудь могучую открыл,
Что гремевший мавров славой
Исламизма верный сын,
Под чужой склонясь державой,
Стал вассалом — сарацин».
Доблесть чтит прямой испанец,
Победитель гостю рад:
«Пусть он враг и чужестранец,
По мечу он нам собрат!»
И вот чествуют героя,
Обнимают, руки жмут
И, забыв упорство боя,
Лавр в венок ему плетут.
Весел мавр при новых братьях
Живоносного креста,
Он сжимает их в объятьях,
Он целует их в уста.
Бейте в бубны, ратны люди!
Вождь Испании, ликуй!
Мавр его жмет крепче к груди,
Дольше длится поцелуй.
Вдруг, окинув всё собранье,
Он недвижим, взор застыл,
Каждый мускул в содроганья,
На руках узоры жил.
Гнутся слабые колена,
Вот он с хохотом упал,
На губах клубится пена,
А в руке сверкнул кинжал.
«А, гяуры! что ж вы в страхе?
Я не в сече — на земле
Я простерт пред вами в прахе…
Смерть в груди и на челе!
Сарацин пришел с мольбою
И предательством в ваш стан,
Но он нес сюда с собою
Смерти верный талисман.
Посмотрите: я бледнею,
Корчи руки мне свели,
Но вы смертию моею
Отойдете от земли.
Плачет от чумы Гранада,
Для меня ж она бальзам:
Я гостинец черный яда
В поцелуях роздал вам.
Знайте ж, гяуры, — Востока
Правоверные сыны
Не срамят Коран пророка,
Не мрачат святой луны!»
Он замолк. И дикий пламень
Вмиг потух в его очах,
А рука вождя, как камень,
Замерла & его руках.
Но безжизнен мавр на месте,
Он не свел с врагов лица,
И усмешка злобной мести
На устах у мертвеца.
Опустела Альпухара,
Груда камней, груда тел:
Знать, от века божья кара
Ей назначена в удел.
И сбылося: что не смели
Снять мечи — взяла чума!
И в одной могиле стлели
Шлем с оливой и чалма.