О, сколько ж времени еще мне ждать письма?
Всё, всё, чем жизнь красна, уж отняла тюрьма:
Последней радости и той не пощадила!
Последний луч — и тот ревниво заслонила!
Так скряга алчною, дрожащею рукой
Обрезать норовит случайный золотой.
О, как хотелось бы измученной душою
Теперь мне отдохнуть над строчкой дорогою!
Но нет! я жду и жду; обычным чередом
Томительно идет, проходит день за днем,
А дорогого мне письма всё не приносит…
А сердце так щемит и так отрады просит!
Прогресс
Дважды ваш слуга покорный
Подвергался заключенью,
Ибо был подозреваем
В том, что служит убежденью.
В первый раз сидел полгода,
Во второй — два года с лишним.
Сколько ж времени на третий
Суждено ему всевышним?
Что ж, судя по прежним срокам
И логично рассуждая,
Мы едва ли ошибемся,
Лет пяточек полагая…
Но не думай, о читатель,
Что такое размышленье
Грусть в душе моей рождает
Или даже хоть смущенье!
О, напротив, я в восторге,
Вне себя от восхищенья,
Видя мощный дух прогресса
Даже в сроках заключенья!
Посвящение
Среди вседневного волненья,
Среди житейской суеты
Не раз, в минуты утомленья,
Зовешь поэзии мечты.
И если в миг такой случайно
Листки к вам эти попадут,
Тогда — невидимо и тайно —
Я буду с вами, буду тут.
Я буду жить в странице каждой,
Я в каждом слове буду жить,
Стараясь вас духовной жаждой,
Любовью к людям заразить;
И если к вам проникну в душу
Чрез эти черные глаза
И в ней спокойствие нарушу,
И дрогнет в них подчас слеза, —
Тогда — счастливый и довольный
Тем, что вас поднял хоть на миг
Над миром мелочных интриг
И пошлости самодовольной,
Над миром злобной суеты, —
Благословлю в тиши укромной
И этот труд свой, слишком скромный,
И силу любящей мечты.
Прощай
Прощай, голубка дорогая:
Мне больше не видать тебя!
Не много радости, любя,
Узнала ты со мной, родная!
Прощай! Забудь меня скорее,
Полней, молю тебя, живи.
Будь счастлива в труде, в любви;
Гляди вперед, гляди бодрее!
А я… измученный тюрьмою,
Больной ребенок в цать лет,
Солгу я, если дам обет
До гроба быть твоим душою;
Но то, что я еще имею,
Та капля истинной любви —
Покамест есть она в крови, —
Поверь, останется твоею.
Случайному тюремному другу
Спасибо, друг! Мы встретились случайно;
Но для меня так много сделал ты,
Что превзошел всё, что хранил я тайно
В душе как фантастичные мечты.
Я не за то тебя благословляю,
Мой добрый, честный, мой отважный друг,
Что если я свободу вновь узнаю,
То, может быть, ценой твоих услуг, —
Услуги — вздор! Но ты всю сладость веры
Мне возвратил в успех добра, в людей,
И нет, поверь, да и не будет меры
Любви и благодарности моей!
Ошибками сердечными разбитый,
Истерзанный жестокою борьбой,
Я, словно Иов, язвами покрытый,
Измучен был и телом и душой;
. . . . . . . . . . . . . . . .
Но ты пришел и для меня — чужого —
На карту ставил волю и покой,
И стал я верить, стал любить я снова…
Спасибо же, спасибо, милый мой!
Разочарованному
Как! в двадцать с лишним лет — и все уж песни спеты,
И звуков бодрости нет более в груди?
Надежды и мечты все трауром одеты
И ни одна звезда не светит впереди?
Но что ж ты начинал, что делал, что изведал,
Чтоб веру потерять и в правду, и в людей?
Кому ты, что когда напрасно проповедал
И чем ты жертвовал для родины своей?
Смотри: давно я сед; я знал друзей измену
И торжество врага; не раз кидался в бой,
Готов был жизнь отдать и упирался в стену
Иль равнодушия, иль тупости людской.
Но я не изменил ни вере, ни надежде,
А сердце старое всё бьет и бьет в набат,
И впереди, вдали, как в праздничной одежде,
Мечты заветные по-прежнему манят.
Стряхни ж с души скорей безжизненности плесень!
Смотри, как мир хорош; он весь перед тобой:
Мелодии звучат в нем юных, бодрых песен,
Везде кругом кипит за правду страстный бой!
А на тебя глядит с надеждой и любовью
Титан замученный, твой собственный народ!
Что ж, кинешь ты его? Пусть истекает кровью?
Он поднял голову… глядит кругом… он ждет!..
Узник
Была семья — семья разбита…
Друзья? — Но где они теперь?
Как в темной яме, мысль зарыта,
И радость жизни подло скрыта:
Кругом стена, решетка, дверь…
Он заперт, словно дикий зверь!
Пропитан каждый миг сознаньем
Тупого торжества невежд
И ядом порванных надежд,
И даже сон усталых вежд
Отравлен часовых бряцаньем.
Он жил. Он бился. Он вложил
В свою борьбу весь цвет, весь пыл
Нетронутых надежд и сил, —
Всё отдал родине своей
Еще в начале юных дней.
Что ж родина? — Она молчит.
Ужель он матерью забыт?
Он, за нее отдавший кровь,
И радость жизни, и любовь?..
Ужели там, в стране родной,
Нет никого — души одной,
Чье сердце сжалось бы о нем
И братским вспыхнуло огнем?
У окна
…не знаю,
Чи я живу, чи доживаю,
Чи так по свiту волочусь,
Бо вже не плачу й не смiюсь.
Т. Шевченко
На сером небе фас тюрьмы
Рисуется громадой мрачной;
Чуть видно звездочка средь тьмы
Горит во мгле полупрозрачной;
Фигуры движутся людей
Без лиц, без ясных очертаний;
Мигают лампы фонарей,
Не освещая мрачных зданий…
Тоска… В душе какой-то сон, —
И в ней всё темень покрывает:
Такой же серый общий фон,
И так же светоч мой мигает…
Проносятся обрывки дум
И образы без очертаний;
Заснуло сердце, спит и ум, —
Нет ни стремлений, ни желаний…
Устал я!
Там и здесь
Там, на Западе далеком,
Пролетарий бой ведет,
Крепнет он в бою жестоком,
Крепнет, множится, растет.
Здесь, на пасмурном Востоке,
Пролетарий крепко спит;
Он не думает о сроке
Избавленья и молчит.
Но зато студент проснулся
И протер уже глаза,
И на Запад оглянулся:
Скоро ль божия гроза?
Он работника разбудит,
С ним сольет свой интерес
И с ним об руку добудет
Хлеб, свободу и прогресс.
Бесконечно, мертво, монотонно
Бесконечно, мертво, монотонно
За минутой минута ползет,
Словно певчий, ленивый и сонный,
Что за гробом, зевая, идет,
Словно всем их в глухое ненастье
От начальства приказано встать
И мое схороненное счастье
Без конца, без конца отпевать…
Кашель душит, грудь болит
Кашель душит, грудь болит,
Сердце бьется нестерпимо,
И вертится всё вокруг
По часам неудержимо…
Спичка ль на пол упадет,
Тень ли мимо пробегает —
Всё, как камнем, в сердце бьет
И мучительно пугает.
Сколько ж лет еще так жить?
Право, сил уж нету боле…
Хоть ссылали бы скорей
Или вешали уж, что ли!
Нет, на земле ищите вдохновенья
Нет, на земле ищите вдохновенья:
Что небо нам? Что мир холодных звезд?
Им чужды наши страстные стремленья,
Им непонятен нашей жизни крест.
В своем холодном, чуждом нам величьи
Они текут размеренной тропой;
Закованных в божественном приличьи,
Их не сведет с нее порыв живой.
А мы здесь нашей крестною стезею,
Бродя впотьмах, мы падаем, встаем
И вновь идем израненной стопою,
И каждый шаг дается нам трудом.
И хоть над нами вечно тяготеет
Проклятие греха, ошибок, бед, —
Но ведь средь них любовь и братство зреет
И истина свершает ряд побед.
Нет, на земле ищите вдохновенья:
Пусть слабы мы, но мы зато живем,
И жизни грешной к лучшему стремленья
Не заменить безгрешным неба сном!
На рассвете было, утром ранним
На рассвете было, утром ранним —
Вышло солнышко, вышло красное
Из-за славных волжских Жигулевских гор,
Поднималося во поднебесье,
Светлым взором вкруг поглянуло.
Видит: в небе тучки вольные,
Вольны рыбки в Волге плещутся,
И над цветиками над лазоревыми
Нет ни барина, ни указчика…
10 И глядит на мир светло солнышко,
На их волюшку улыбается!
Как поглянуло солнце красное
На народ честной, на весь род людской,
Глядь — земля у них вся пограблена,
Трудовой народ нищета грызет,
А чиновное злое воронье
Кабалит его, топчет под ноги,
А поповство долгогривое
Лживым словом одурманивает,
20 Друг на дружку знай науськивает…
Позабыли люди правду братскую,
Позабыли они волю вольную:
Брат на брата кандалы кует,
Точит саблю, саблю вострую!..
Затуманилось тут солнце красное,
Темной тучкой позадернулось.
Уж ты солнышко, солнце красное,
Солнце ласково да приветное!
Не годится тебе, солнце, туманитись,
30 Не пригоже в тучки прятаться!
Не навек кривда правду опутала,
Не всё властвовать насильникам:
Входит в разум трудовой народ,
Он одумается да осмелится,
Станет дружно за правду-матушку,
Заведет порядки настоящие, —
Будет тебе на что порадоватись!
Улыбнись нам, красно солнышко,
Ты свети нам ярче прежнего,
40 Чтобы видел всяк кривду подлую,
Чтобы знал народ — где задоринка,
Чтобы познал он правду-матушку.
Чтоб не вешал буйну голову,
Чтоб не складывал рук мозолистых,
А растил бы удаль смелую,
Удаль смелую, молодецкую!
И придет тогда светлый праздничек,
Будет праздник — и не маленький —
На той ли трудовой на улочке, —
50 Воцарится правда светлая,
Правда братская, всем приветная!
Когда подумаю, голубка, о тебе
Когда подумаю, голубка, о тебе —
Что переносишь ты и что переносила
Из-за любви ко мне, — то я молюсь судьбе
О том, чтоб ты меня скорее позабыла.
Когда ж подумаю, чего лишился б я,
Когда бы ты меня действительно забыла, —
О, как мне хочется, желанная моя,
Чтоб ты меня по-прежнему любила!
О братство святое, святая свобода
О братство святое, святая свобода!
В вину не поставьте мне жалоб моих:
Я слаб, человек я, и в миг, как невзгода
Сжимает в железных объятьях своих,
Невольного стона не в силах сдержать я —
Ужасны тоски и неволи объятья.
Но быстро минутная слабость проходит,
И снова светлеют и сердце, и ум,
И снова спокойствие в душу нисходит,
И рой благодатных и радостных дум
В тюрьму мою вносит луч тихого света:
Мне чудится звук мирового привета.
Далеко, далеко умчатся сомненья,
И станет мне ясен смысл жизни моей;
Всю душу охватит волна умиленья,
И в той веренице нерадостных дней,
Какую провел я без жизни, без дела,
Я вижу всю прелесть святого удела!
Пусть жизни моей безотрадная повесть
Богата желаньем, делами бедна!
Не ими одними народная совесть
Выводится к жизни из долгого сна:
Нет, сердцу народа живое страданье
Понятней и ближе, чем все толкованья!
Пусть я в тюрьме, пускай я связан
Пусть я в тюрьме, пускай я связан, —
Всё ж остается мне мой смех;
И им я доконаю тех,
Кому веревками обязан!
Я знаю, стих мой часто плох
Я знаю, стих мой часто плох,
Он груб, не блещет позолотой,
Нередко в нем сердечный вздох
Звучит нестройной, хриплой нотой…
Как быть! Не мудрено подчас
Слагать красивые безделки;
Но если слезы душат вас,
Тогда, ей-ей, не до отделки.
Судьба русского поэта
Глядишь, глядишь, как правду душат,
Как человека бьют ослы,
Как мысль и энергию глушат,
А тупости поют хвалы, —
Глядишь на все обиды эти,
Глотаешь со слезами их…
Но есть всему предел на свете —
И вот скуешь железный стих!
В него положишь ты всю душу,
Он — наболевший сердца крик,
Он — кровь, забившая наружу
Из-под ножа, что в грудь проник!
И что ж? Твое стихотворенье
Прочтет российский гражданин, —
Пожалуй, ощутит волненье,
И… вспомнив вдруг день именин,
Надевши фрак, пойдет гнуть спину
Перед сиятельным ослом,
Что Русь, как вьючную скотину
Взнуздавши, хлещет знай кнутом!