По ступеням древней башни поднимаюсь выше, выше,
Задыхаюсь на круженьи сзади ветхих амбразур,
Слышу шелест легких юбок торопливых, милых дур,
По источенным ступеням узкой щелью, выше, выше,
Лишь затем, чтоб на минуту стать на доски новой крыши,
Где над рыцарскою залой обвалился абажур, —
Вот зачем я, задыхаясь, поднимаюсь выше, выше,
Выше кровель, выше храмов, выше мертвых амбразур.
По силе поприще едино
По силе поприще едино
Пройди со мной
В пути, где яркая кручина
И темный зной.
Хотя одно пройди со мною,
А сможешь, два.
Юдолью бедственной земною
Иду едва.
А может быть, с тобой прошли бы
До склона дней
Мы вместе жесткие изгибы
Моих путей
Навстречу пламенному Змеею
Рука с рукой?
Но разве я просить посмею
Любви такой!
Не я ли выбрал эту долю
И этот страх?
Не я ли девственную волю
Повергнул в прах?
Пройди ж со мною хоть немного,
Хоть малый круг,
И это я, как милость Бога,
Приму, мой друг.
По неизведанным путям
По неизведанным путям
Ходить не ты ль меня учила?
Не ты ль мечты мои стремила
К еще не пройденным путям?
Ты чародейный фимиам
Богам таящимся курила.
По неизведанным путям
Ходить меня ты научила.
По небесам идущий бог
По небесам идущий Бог
Опять показывает раны
Своих пронзенных рук и ног.
По небесам идущий Бог
Опять в надземные туманы
Колени дивных ног облек.
По небесам идущий Бог
Опять показывает раны.
По копейке четыре горшечка
По копейке четыре горшечка
Я купил и в отель их несу,
Чтобы хрупкую спрятать красу.
По копейке четыре горшечка,
Знак идиллий, в которых овечка
Вместе с травкою щиплет росу.
По копейке четыре горшечка
Я купил и в отель их несу.
По дорожке солнечного сада
По дорожке солнечного сада
Вкруг лужайки медленно иду.
Вянут маки. Желтая досада
Угнездилась в солнечном саду,
И пчела жужжать уже не рада,
И уж горечь есть в её меду,
И дрожать незримо капли яда,
Растворясь в лазоревом бреду.
Сердце ноет. Ах, счастливый жребий
Мне игра полночная дала!
И от зависти в безумном небе
Стала Венус мраморно-бела,
И, пролив таинственные слезы,
Сходит долу исполнять угрозы.
Плачьте, дочери земли
Плачьте, дочери земли!
Плачьте горю Айседоры!
Отуманьте ваши взоры!
Плачьте, дочери земли!
Счастье вы не сберегли
Той, что нежно тешит взоры.
Плачьте, дочери земли!
Плачьте горю Айседоры!
Плачет безутешная вдова
Плачет безутешная вдова,
Бледный лик вуалью черной кроя.
Что мои утешные слова
Для подруги павшего героя!
Для нее и той отрады нет,
Чтоб склониться тихо над могилой.
Не обряжен к смерти, не отпет,
Где-то брошен в яму, тлеет милый.
Истощатся злые времена,
Над землей заря иная встанет,
А теперь смятенная страна
За нее погибших не вспомянет.
Как же могут бедные слова
Боль стереть о гибели героя!
Плачет безутешная вдова,
Бледный лик вуалью черной кроя.
Пламеннее солнца сердце человека
Пламеннее солнца сердце человека.
И душа обширней, чем небесный свод,
И живет от века до иного века,
Что в душе созреет в урожайный год.
Как луна, печальна, как вода, текуча,
В свете переменном зыблется мечта.
Пусть ее закроет непогодой туча, —
Сквозь века нетленна, светит красота
Пламенем наполненные жилы
Пламенем наполненные жилы,
Сердце знойное и полное огнём, —
В теле солнце непомерной силы,
И душа насквозь пронизанная днём.
Что же в их безумном ликованьи?
Бездна ждёт, и страшен рёв её глухой.
В озарении, сверканьи и сгораньи
Не забыть её, извечной, роковой.
Печалью бессонной
Печалью бессонной
Невестиных жарких желаний
От смертного сна пробуждённый
Для юных лобзаний,
Он дико рванулся в могиле, —
И доски рукам уступипи.
Досками он земпю раздвинул, —
И крест опрокинул.
Простившись с разрытой могилой
И сбросивши саван, он к милой
Пошел потихоньку с кладбища, —
Но жаль ему стало жилища,
Где было так мёртво-бездумно…
Шумела столица безумно
Пред ним, и угрюмый
Стоял он, томясь непонятно
Тяжёлою думой:
К невесте идти иль обратно?
Печалью, бессмертной печалью
Печалью, бессмертной печалью
Родимая дышит страна.
За далью, за синею далью
Земля весела и красна.
Свобода победы ликует
В чужой лучезарной дали,
Но русское сердце тоскует
Вдали от родимой земли.
В безумных, в напрасных томленьях
Томясь, как заклятая тень,
Тоскует о скудных селеньях,
О дыме родных деревень.
Печальный друг, мой путь не прокляни
Печальный друг, мой путь не прокляни,
Лукавый путь веселого порока.
К чему влачить безрадостные дни?
Желания обуздывать жестоко.
Не хочешь ли загробного венца?
Иль на земле отрадна долговечность?
Греши со мной, люби мою беспечность,—
Нам далеко до темного конца.
Смотри, сняла я медленные платья,
И радостной сияю наготой.
Познай любовь, познай мои объятья,
Насыть и взор, и душу красотой.
Настанет срок, прекрасное увянет,
Тогда молись и плачься о грехах,
И если плоть твоя грешить устанет,
Мечтай о счастье в вечных небесах.
Печальный аромат болот
Печальный аромат болот
Пророчит радости иные,
Быть может, злые и больные.
Печальный аромат болот
Отраду травную прольет
В сердца усталые и злые.
Печальный аромат болот
Пророчит радости иные.
Печальный ангел земле принёс
Печальный ангел земле принёс
И розы крови, и жемчуг слёз.
Печальный ангел, зловещий взгляд!
Ты здесь не медли, — вот твой наряд.
Надень из злого земного ткань
Ты сам, — а нам сердец не рань.
Из роз кровавых надень венок, —
С тобой, не с нами разящий рок.
И жемчуг в бармы свяжи, сплети,
И в Божье небо лети, лети.
Пернатая стрела
Облака плывут и тают,
Небеса горят, сияют,
Растворяют облака.
Солнце к отдыху стремится.
Ясный свет его струится,
Безнадежный, как тоска.
Темный странник, в край далекий,
И край неведомых святынь,
Прохожу я, одинокий,
По пескам немых пустынь.
И за пыльными столбами
Напряженными глазами
Различаю ту страну,
Где я радостно усну.
Перехитрив мою судьбу
Перехитрив мою судьбу,
Уже и тем я был доволен,
Что весел был, когда был болен,
Что весел буду и в гробу.
Перехитрив мою судьбу,
Я светлый день печалью встретил,
И самый ясный день отметил
Морщиной резкою на лбу.
Ну, что же, злись, моя судьба!
Что хочешь, всё со мною делай.
Ты не найдёшь в природе целой
Такого кроткого раба.
Ну, что же, злись, моя судьба!
Беснуйся на моё терпенье.
Готовь жестокое мне мщенье,
Как непокорная раба.
Перекресток
Не знаю почему, опять влечет меня
На тот же перекресток.
Иду задумчиво, и шум разгульный дня
Мне скучен так и Жесток.
Потрясена душа стремительной тоской,
Тревогой суетливой,
И, как зловещий гром, грохочет надо мной
Шум гулкий и гулливый.
Несется предо мной, как зыбкая волна,
Толпа, толпу сменяя.
Тревожа душу мне, но обаянье сна
От сердца не сгоняя.
Очарователь-сон потупленный мой взор
Волшебствами туманит,
И душу манит вдаль, в пленительный простор
И сердце сладко ранит.
Но что мне грезится, и что меня томит,
Рождаясь, умирает, —
С безбрежной вечностью печальный сон мой спит,
А жизнь его не знает.
И вот очнулся я, и вижу, что стою
На месте первой встречи,
Стараюсь выразить всю грусть, всю скорбь мою.
Кипят на сердце речи, —
Но нет ее нигде, и я стою один
В растерянности странной,
Как будто не пришел мой жданный властелин
Иль спутник постоянный.
Певице
О. Н. Бутомо-Названовой
О, если б в наши дни гоненья,
Во дни запечатленных слов,
Мы не слыхали песнопенья
И мусикийских голосов,
Как мы могли бы эту муку
Безумной жизни перенесть
Но звону струн, но песен звуку
Еще простор и и воля есть.
Ты, вдохновенная певица,
Зажги огни, и сладко пой,
Чтоб песня реяла, как птица,
Над очарованной толпой,
А я прославлю звук звенящий,
Огонь ланит, и гордый взор,
И песенный размах, манящий
На русский сладостный простор!
Перванш и сольферино
Перванш и сольферино
В одежде и в цветках,
В воде и в облаках.
Перванш и сольферино, —
Вершина и долина,
Всё в этих двух тонах.
Перванш и сольферино
В улыбках и в цветках.
Пал на небо серый полог
Пал на небо серый полог,
Серый полог на земле.
Путь во мгле безмерно долог,
Долог путь в туманной мгле.
Веет ветер влажный, нежный,
Влажно-нежный, мне в лицо.
Ах, взошел бы, безмятежный,
На заветное крыльцо
Постоял бы у порога,
У порога в светлый дом,
Помечтал бы хоть немного,
Хоть немного под окном,
И вошел бы, осторожный,
Осторожно в тот приют,
Где с улыбкой бестревожной
Девы мудрые живут.
Отчего боятся дети
Отчего боятся дети,
И чего?
Эти сети им на свете
Ничего.
Вот, усталые бояться,
Знаем мы,
Что уж близкие грозятся
Очи тьмы.
Мурава, и в ней цветочки,
Жёлт, синь, ал, —
То не чёрт ли огонёчки
Зажигал?
Волны белой пеной плещут
На песок.
Рыбки зыбкие трепещут
Здесь у ног.
Кто-то манит, тянет в море.
Кто же он?
Там, где волны, на просторе
Чей же стон?
Вы, читающие много
Мудрых книг,
Испытайте точно, строго
Каждый миг,
Ах, узнайте, проследите
Всё, что есть,
И желанную несите
Сердцу весть!
Нет, и слыша вести эти,
Не поймёшь,
Где же правда в нашем свете,
Где же ложь!
Отрок сидит у потока
Отрок сидит у потока.
Ноги целует волна.
Сказки о скрытом глубоко
Тихо лепечет она.
«Что же томиться тревогой,
Вздохи стесняя в груди!
Тихой подводной дорогой
Смело отсюда уйди.
Эти отребья пусть канут
В омут глубокий на дне.
Дивные дива предстанут
Перед тобой в глубине.
На землю там непохоже,
И далеко от небес.
Людям изведать негоже
Тайну подводных чудес.
Наши подводные чуда,
Правда, нетрудно узнать,
Но уж вернуться оттуда
Ты не захочешь опять.
Все усмиривши тревоги,
Все успокоив мечты,
С тихой и тайной дороги
Ввек не воротишься ты».
Отражена в холодном зеркале
Отражена в холодном зеркале,
Стою одна.
Вон там, за зеркалом, не дверка ли
В углу видна?
Я знаю, — там, за белой кнопкою,
Пружина ждёт.
Нажму ль ее рукою робкою,
Открою ль ход?
Светлы мои воспоминания,
Но мне острей ножа.
Отвергла я вчера признания
Румяного пажа.
Упасть бы мне в его объятия!
Но нет! О, нет! О, нет!
Милее мне одно пожатие
Твоей руки, поэт!
Сон (Печальный отрок с чёрными глазами)
Печальный отрок с чёрными глазами
Передо мной стоял и говорил:
«Взгляните, этими руками
Я человека задушил.
Он захрипел, и что-то вдруг сломалось
Там, в горле у него, — и он упал.
То не вина иль злая шалость
Была — я маму защищал.
С кинжалом влез в открытое окошко
Он ночью, маму он зарезать мог, —
Но я подкрался, точно кошка,
И мигом сбил злодея с ног».
Он говорил и весь горел тоскою.
В его душе гнездился тёмный страх.
Сверкало близкою грозою
Безумство у него в глазах.
Откачнись, тоска моя, чудовище
Откачнись, тоска моя, чудовище,
Не вались опять ко мне на грудь,
Хоть недолго вдалеке побудь.
Что ты хочешь, тяжкое чудовище?
Отдал я тебе мое сокровище,
Коротаю дни я как-нибудь.
Откачнись, косматое чудовище,
Не вались опять ко мне на грудь.
Отдыхая в теплой ванне
Отдыхая в теплой ванне,
Кровь мою с водой смесить,
Вены на руках открыть,
И забыться в теплой ванне, —
Что же может быть желанней?
И о чем еще молить?
Отдыхая в теплой ванне,
Кровь мою с водой смесить.
Отвори свою дверь
Отвори свою дверь,
И ограду кругом обойди.
Неспокойно теперь, —
Не ложись, не засни, подожди.
Может быть, в эту ночь
И тебя позовёт кто-нибудь.
Поспешишь ли помочь?
И пойдёшь ли в неведомый путь?
Да и можно ли спать?
Ты подумай: во тьме, за стеной
Станет кто-нибудь звать,
Одинокий, усталый, больной.
Выходи к воротам
И фонарь пред собою неси.
Хоть бы сгинул ты сам,
Но того, кто взывает, спаси.
Отбросив навеки зеленые пятна от очков
Отбросив навеки зеленые пятна от очков,
Проходит горбатый, богатый, почтенный господин.
Калоши «Проводник» прилипают к скользкой глади льдин,
И горбатый господин не разобьет своих очков,
И не потрошить паденьем шаловливых дурачков,
Из которых за ним уже давно бегает один,
Залюбовавшись на зеленые пятна от очков,
Которыми очень гордится горбатый господин.
От солнца льётся только колыханье
От солнца льётся только колыханье,
Небесных сил безжизненно дыханье,
Но отчего ж оно животворит?
Иль на земле источник нашей жизни,
И нет путей к заоблачной отчизне,
И не для нас небесный змий горит?
Не мёртвая, не скудная пустыня,
Своих судеб царица и богиня,
От праха ты стремишься к божеству, —
А я — одна из множества ступеней
Из царства сил в святую область теней,
Не тщетно жизнью призрачной живу.
И до конца пребуду терпеливым:
Что было прахом и страданьем лживым,
Что сквозь мои томления пройдёт, —
Во мне святыне вечной приобщится,
И в ликованьи нежно истончится,
Божественной природой оживёт.