Собрание редких и малоизвестных стихотворений Евгения Гребенки. Здесь мы сохраняем тексты, которые ищут реже, но они дополняют картину его поэтического наследия и подходят для детального изучения творчества. Больше известных текстов — на главной странице поэта.
* * *
Песня
Бело личко, черны очи –
Хороша я, молода;
Как любить бы мне хотелось,
Как мне хочется любить!..
Ах, утратила я счастье!
Я была еще глупа,
А любил меня мой милый –
Насмеялась я над ним!..
Он уехал – стало жалко,
Стало сердце тосковать…
Воротись, мой раскрасавец,
Как тебя я полюблю!..
Тяжко жить на белом свете.
Не успела я расцвесть,
А приходится завянуть:
Сердце бедное болит.
Приятелю
Ты не люби ее, безумец молодой,
Такой высокою и беспредельной страстью;
Ты видишь ли, на пыл души твоей святой
В ней нет сочувствия, нет даже в ней участья.
Она дитя еще, тебя ей не понять,
Ей куклы нравятся и розовые щеки,
А на челе твоем следы страстей глубоких
И опыта тяжелая печать.
Ты любишь пламенно – ей этого не надо:
Ей непонятен чувств мятежных разговор;
Ей светской болтовни приятен милый вздор
Под легкие мотивы галопада.
Так не люби ж ее, безумец молодой,
Не жертвуй для нее души священным миром,
Не падай перед ней – как древле жрец, с мольбой,
Коленопреклонясь, молился пред кумиром.
Медный змий
Я видел сон: Аравии пустыни,
Раскалены, необозримы,
Раскинулись в моих глазах.
И, будто манием волшебные десницы,
Святые библии страницы
На них воскресли в чудесах.
Взыграл на пустыне враждебный дух бури,
Нахмурилось небо во гневе своем,
Свинцовые тучи легли на лазури,
И страшно пустыня завыла кругом:
Иегова то казни достойные шлет
На свой малодушный народ.
Вот лопнула туча, и небо дождем
Шумит в вышине недоступной;
Из неба блестящим широким снопом
Дождь змей рассыпается крупный.
По воздуху гады с шипеньем летят,
Упали – клубятся, ползут и свистят!..
Смерть жадная идет со всех сторон,
Шумит над головой и вьется под ногами;
Я слышу вопль и муки стон
Между Израиля сынами!
С мольбой упал пред господом народ;
И вот господь свой гнев на милость изменяет,
Он им спасение дает
И чудом их от смерти избавляет:
Там, среди нагих степей,
Возвышаясь над толпою,
Допотопной красотою
Дивно блещет медный змей!
Этот змей залог спасенья,
Он как символ искупленья
Неразгаданный стоит;
И, подняв с мольбою вежды,
Оживлен лучем надежды,
Весь народ к нему спешит.
Там торжественна картина:
Там собрались воедино
Все старейшины племен,
Многодумные левиты;
Вот и знанием повитый
Черноокий Аарон,
Мудрецами окруженный,
Вот и он, в венце лучей,
Весь в молитву погруженный,
Вдохновеньем окрыленный,
Боговидец Моисей!..
В созерцательном покое,
Как видение святое,
Неподвижен он стоит;
А вокруг него толпами
С благодарными мольбами,
Как волна, народ кипит.
Но нет, то не был сон. Еще свершилось чудо
Над поколением Иуды!
Волшебник севера, художник и поэт,
Из праха кистию их выкликал на свет,
Он свиток древности, вокруг перста святого
Свиваемый течением веков,
Отважно развернул – и перед нами вновь
Живут на полотне сказания былого!..
Велик, велик Иегова!..
В альбом
Порой ко мне с далекой вышины
Слетит фантазия цветущая, живая,
Мелькнет и – скроется; и после долго сны,
Ее волшебный образ повторяя,
Тревожат мир душевной глубины.
Вы, как фантазия, беспечны, прихотливы –
Явились и исчезли предо мной…
Вы будете по-прежнему счастливы,
А я? Быть может, я порой
(Чудак, взлелеянный мечтами),
Былое вспомня в тишине,
Я стану петь и плакать над стихами
О той, которая не думает о мне.
Два
1
Их было два. Один, как божья кара,
Неумолим, как твердый рок,
При воплях жертв, при зареве пожара
С мечом вселенную протек.
И в ужасе, поникнув головою,
Склонились царства перед ним;
А он кровавою рукою
Подписывал законы рабства им.
Другой, беспечный и веселый,
Пел мир, и дружбу, и любовь
И, проходя с бандурой сёлы,
Везде имел привет и кров.
Его, как друга, все встречали.
Он пел в кругу веселых дев –
И после долго повторяли,
Как утешенье в дни печали,
Его восторженный напев.
Но час настал – и их со сцены света
Судьба в могилу низвела:
И честолюбца, и поэта,
Как дань свою, земля взяла.
Над прахом сильного и гордо и высоко
Гранитный памятник красиво, восходил,
А на могиле одинокой
Певца березку кто-то посадил.
2
Пролетают дни за днями,
Идут годы за годами,
И спешит за веком век –
И с презреньем разрушает
Все, что гордый созидает
Для бессмертья человек.
Где же памятник чудесной?
Там, в пустыне безызвестной,
Позолоченный гранит
В прах поверженный, разбит;
А над тихою могилой,
Где поэта прах лежит,
Роща темная шумит
Юной свежестью и силой:
Там весной цветы цветут,
И щебечут вольны птицы,
И красавицы-девицы
Про любовь свою поют.
Юность
Юность! время золотое.
В ожерелье наших дней
Это перло дорогое
Краше жемчуга морей.
Разлучилась ты со мною,
Улетела, друг мой, ты,
Я сказал тебе душою
Неизбежное: прости!
А давно ль свежо и ново
Чувство колебало грудь;
И была душа готова
Полюбить кого-нибудь?
Сердце билось в ожиданье,
И неясные желанья
Жарко волновали кровь?
Что прошло, не будет вновь!..
Поэтические ночи
При мерцании луны,
Страстью пламенные очи
Дев родимой стороны,
Робость первая свиданий,
И восторг живых лобзаний
В час вечерней тишины,
И зеленый свод черешен
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
Я всему сказал прости!
Все прошло. Воспоминанье
Чародейственным пером
Иногда, в часы мечтанья,
Чертит грустные сказанья
О утраченном былом.
Но спасибо, дорогая
Юность милая моя!
О тебе воспоминая,
Сам собой доволен я,
Что из жаркой этой битвы
Грешных мыслей и страстей
Вынес я в душе моей
Жажду истинной молитвы
И любовь к толпе людей.
Хоть меня в пути суровом
Не балует строгий рок,
Ты в венке моем терновом
Раззолоченный цветок!
Тебе, с супругой молодою
Тебе, с супругой молодою,
Я посылаю мой поклон;
Хоть кстати, хоть некстати он,
А я пишу; со всех сторон
Я буду прав: стихом докучным,
Быть может, стану я смешон,
Но ты ведь знаешь мой закон,
Что лучше быть смешным, чем скучным.
Давно ли мы на острову
С тобой так скромно жили вместе?
Ты ни во сне, ни наяву
Тогда не бредил о невесте;
Но год прошел, а много – два,
Твоя ученая глава
Венцом супружества сияет!
Егор опять на острову,
Женат не в шутку – наяву,
Живет себе да поживает.
Да укрепит тебя аллах,
Чтоб ты страницы новой жизни
Безропотно, без укоризны
Читал и в прозе, и в стихах;
Желаю – в море дней безбрежном
Чтоб дни украсились твои
Покоем, счастьем безмятежным,
Согретые приветом нежным
Святой супружеской любви,
Чтоб ты супругой был утешен,
Чтоб ты довольством был богат,
Чтоб на квартиру твой возврат
Всегда был поцелуем встречен,
Чтоб каждый шаг твой был отмечен
Блаженством, чтоб в кругу друзей
Ты был довольней, веселей,
А дома чтоб провел приятней
Ряд зимних, длинных вечеров,
Чтоб жег поменьше в печке дров,
Чтоб даже чай был ароматней –
Ну, словом, счастлив будь, мой друг,
Как человек и как супруг,
Фундаментально – не мечтами!
А я – но это между нами –
Опять свое, опять мечтать!
Примусь на небе замки строить…
Одно меня лишь беспокоит:
Ужасно зубы, брат, болят.
Девица за фортепьяно
Благоговею я пред девой,
Когда, полна поэзии святой,
Она волшебною рукой
Разбудит спящие напевы.
И звуки чудные толпою полетят:
То громом торжества октавы загремят,
То переходят в стон и ропот злополучья,
То вдруг сливаются в широкие созвучья,
И тянется аккордов длинный ряд,
Друг друга жалобней, сильней, могучей!..
Как много для меня их стоны говорят!
Не золотом, но чувствами богат,
Я весь сочувствую гармонии кипучей.
А кроткое небес сапфирное стекло
Передо мной так теплится светло…
Тогда мой дух горит от вдохновений,
Уста дрожат неведомым стихом;
И я готов, упавши на колени,
Пред девой мирру жечь при звуках песнопений,
Как пред цветущим божеством.
Кукушка
Уже вечереет. Над дальним закатом
Румяная млеет заря,
И веют прохладою и ароматом
Степей разноцветных моря.
На вольном раздолье чернеет могила;
Развесистый дуб на могиле растет.
Там, сидя на ветке, кукушка уныло
Тоскует, и стонет, и грустно-поет.
Прохожий, ты слышишь ли эти напевы?
Небесная в них красота!
Нет, это не плачет по прихоти дева:
То матери стонут уста.
«Раздвинься, раскройся, немая могила –
Мой сын, на меня посмотри!
Забыл ты, как я тебя нежно любила:
Встань, матери слезы отри!
Казак мой, открой соколиные очи,
Твой конь вороной тебя ждет;
Не ест и не пьет он и целые ночи
Копытами землю гребет.
Ох, крепко уснул ты! Вставай, мой коханой!
Хоть раз на меня погляди!
Подай мне хоть руку! вставай же! не рано –
До дому меня отведи.
Нет, ты на меня уже больше не взглянешь:
Из темной могилы глаза не глядят;
Ты рук своих, сын мой, ко мне не протянешь,
Они под тяжелой землею лежат…»
Прохожий! Ты понял ли песню простую,
Но сильную песню души?
Скорей на колени – молитву святую
О матери бедной сверши!..
Сон
Что ты? скажи мне, мое сновидение,
Что ты, добро или зло?
Случай слепой иль само провидение
В мир наш тебя привело?
Часто с друзьями на жертву веселию
Ночь посвятив напролет,
Чуть засыпаю – уже над постелию
Слышу видений полет.
Вот прилетели – достойны проклятия –
Думу тревожат, мятут…
Вижу во сне, как и други, и братия
Яд мне с улыбкой дают.
Страшных чудовищ и когти и крылия
Над головою шумят…
Скрыться хочу, но напрасны усилия:
Ноги бежать не хотят.
Часто, убитый тоской безнадежною,
Я засыпаю в слезах.
Чуть задремлю я – и музыкой нежною
Что-то повеет мне в снах.
Вижу: опять с чудодейной улыбкою
Дева мне в очи глядит,
Нежно ласкает и тению зыбкою
Легче сильфиды летит.
Или прошепчет она упоительно
Чудное слово: люблю
И поцелуем любви сокрушительно
Душу сжигает мою.
Что ты такое, мое сновидение?
Что ты несешь для меня?
Горе иль радость пророчит видение
Мне для грядущего дня?
Кажется, чтоб не забылись мы в счастии,
Сон нам бедами грозит
И, утешая в годину ненастия,
Светлые грезы дарит…
Лилея
В зеленой дубраве, где гордо и смело
Могучие дубы растут,
Лилея на стебле высоком и стройном
Цветком белоснежным цветет.
Приблизься к ней, путник – и негой душистой
Повеет тебе от короны сребристой!
Когда же над рощей слетаются тучи,
И ветер по роще шумит,
И молнья сверкает, и, бурю встречая,
Нахмурившись дубы стоят:
Красавица гордая, эта лилея,
К земле приникает, пред бурей робея.
Ты, как лилия дубравы,
Друг мой, девица-душа,
И нежна и величава,
И горда и хороша…
Ты пленяешь, расцветая,
Непорочностью своей!
Как лазурь под небом мая,
Так чиста лазурь живая
Голубых твоих очей!..
Но когда желаний страстных
Буря вкруг тебя кипит
И язык страстей опасных
Перед тобою загремит,
Ты, как лилия долины,
Не склоняешься главой,
А властители-мужчины,
Эти дубы-исполины,
Смяты огненной грозой,
Падают перед тобой!..
Ноготок
Солнце сокрылось за гору высокую;
В сумраке дальний восток;
Кто-то неведомый кистью широкою
Запад раскрасил, зажег.
Не замирая, те краски небесные
Бледным румянцем горят;
По высотам уже мраки безвестные
Легкой толпою летят.
С поля оратай идет озабоченный;
Стадо в деревню спешит;
И на лугу ноготок позолоченный
Между травой не блестит:
Он лепестки свои пышно-махровые
Вечером скромно сложил;
В листья, дышащие свежестью новою,
Голову тихо склонил.
В мраке суровом со тьмою сливаются
Ярких цветов красоты,
В мраке безжалостном не распускаются –
Роскошь для глаза – цветы.
Но когда опять восстанет
Солнце-радость на восток,
Улыбаясь, вновь проглянет
Золотистый ноготок:
Он распустит цвет прелестный,
Нити злата разовьет
И опять в красе чудесной,
Отражая блеск небесный,
Пышно, ярко расцветет!
Утешение
Мой друг, ты недоволен светом?
Ты быть доволен им не мог:
Узнай, смешал премудро тень со светом
В картине нашей жизни бог.
Ты в этом мире странник новый,
Еще не знаешь ты людей;
Ты не носил еще оковы
Чужих капризов и страстей.
Цепями скованный приличья,
Пред глупостью ты не молчал
И подлому рабу двуличья
Руки, как другу, не сжимал.
Ты не видал в чести бездарность
И честь, добытую ценою клеветы;
Но низкую неблагодарность,
Мой друг, уже изведал ты…
Утешься, нам одно осталось утешенье,
Оно с земли несет нас к небесам:
Не ждавши от людей вознагражденья,
За зло добром платить людям.
И если б за добро всегда добром платили,
Оно вошло б в холодный наш расчет,
Его бы как товар ценили,
И даже стал бы добрым тот,
Кому теперь одни заботы
Его ничтожные расчеты,
Кто рад за золото и друга удушить…
Ну, было б что тогда на свете,
Когда бы стали люди эти
По-своему благотворить?..
Мотылек
1
Горит и красуется пышное лето;
Все в зелень, и в пурпур, и в злато одето,
Все полною жизнью роскошно цветет.
А там, посмотрите, на ветке крапивной
Уродливый червь, бледно-желтый, лениво
С листка на листочек ползет
И, жадно безвкусные листья съедая,
Родимой крапивы своей не бросая,
Спокойно на ветке живет.
2
Но пролетело скоро лето
И осень скучная пришла.
Природа мрачная раздета.
На опустелые поля
Повеял ветер – и метели
По рощам грустно зашумели;
Трещат морозы, и сама
К нам в гости жалует зима.
Все мертво в страшную годину;
И, завернувшись в паутину,
Примерз, укрывшись под листок,
К родимой ветке червячок.
3
Вот весенний ветер веет,
Чист и ясен свод небес,
И душисто зеленеет
Молодой кудрявый лес;
Развернулся луг цветами,
Зажурчал опять ручей,
И опять между кустами,
Будто Пушкина стихами,
Хвалит бога соловей!..
Луч живительной денницы
И в черве, в его темнице,
Жизнь прекрасную зажег.
Час настал преображенья,
И из мрака заточенья
Вышел светлый мотылек.
Цветом радуги сверкая,
Пышно крылья развернул,
Встрепенулся и порхнул,
В синем воздухе играя…
Как оторванный цветок,
Он несется над лугами,
Он кружится над водами
И прелестен, и легок!..
Лавровый листок
Пир волшебными огнями
Разливался и горел,
Стройнозвучными стихами
Хор певцов веселый пел.
Мы гуляли именины
Басни русския творца,
От времен Екатерины
К нам дошедшего певца.
Все мы шумно пировали
На волшебном пире том
И поэта увенчали
Свежим лавровым венком.
Как он был велик, прекрасен
В этот миг, седой певец!
Неподкупен и согласен
Был восторг к нему сердец.
Мы смотрели с умиленьем
На поэта-старика;
Жрец прекрасный вдохновенья,
Он нам дал благословенье:
Лист лавровый от венка.
Этот чистый дар поэта
Я умею оценить,
В треволненьях, в буре света
Стану я его хранить;
А о празднике народном,
Бескорыстном, благородном,
Поздним внукам расскажу
И листок венка Крылова
Для потомка молодого
Как святыню покажу.
Моя месть
Люди-братья, вы успели
Ваше дело совершить:
Вы умели, как хотели,
Пламя юности убить.
Эти кудри шелковые,
Эти очи огневые.
Эта музыка речей
Девы-радости моей,
И любовь моя земная,
Этот светлый отблеск рая,
Это счастия зерно –
Все другому отдано.
Часто грешною мечтою
Я бываю возмущен;
Но меж девою и мною
Исполин стоит – закон.
Перед ним благоговея,
Я главу клоню на грудь
И шепчу, в душе немея:
«Чародейку позабудь!»
Смейтесь, люди – ваше дело
Вы окончили вполне:
В грудь расчетливо умели
Влить недуг смертельный мне.
Но слушайте, братья, за страшной чертой,
За гробом, опять я душой бестелесной
Вспорхну к небесам и блестящей звездой
Пред вами заискрюсь на тверди небесной.
Я буду бесплотен, свободен, легок!
И что ваш коварный мир сделать мне мог?
Тогда я, безгрешный, ночною порой
Слечу к ненаглядной, к ее изголовью,
Ей кудри рассыплю бесплотной рукой,
Уста поцелую с нездешней любовью
И, тихим струясь по челу ветерком,
Навею ей грезы о счастье былом.
Распустятся розы у ней на щеках,
В груди пробежит сладкий трепет,
Улыбка засветит опять на устах,
Знакомый послышится лепет.
Когда ненаглядная вспомнит о мне,
Я буду далеко – опять в вышине…
За зло я сумею людям отомстить:
Когда в темноте, неизвестной тропою,
Над пропастью будете вы проходить
И пропасть готова пожрать вас собою –
Падучей звездою я к вам полечу
И близкую гибель собой освечу.
Когда в вышину налетят облака,
И глухо застонут там громы,
И мстящая праведно неба рука
Захочет карать ваши домы,
Пред громом сверкну я кровавой змеей,
Скажу вам: бегите – удар роковой!
Когда, увлекаясь корыстной мечтой,
Бы будете плыть океаном
И ночь, вас покроя своей темнотой,
На вас заревет ураганом,
Я в вихре и буре пред вами пойду
И в пристань спокойную вас приведу.
Я буду хранить вас на вашей земле.
Живите, терзайте друг друга,
Всегда пресмыкаясь во прахе и мгле,
Как дети греха и недуга,
И думать не смея о той вышине,
Которая станет родимою мне…
Соловей
В зале душно: блеск и свечи,
Пестрая толпа гостей;
В зале хохот, в зале речи,
В зале слышен соловей.
То искусно свищет песни
Пред восторженной толпой
Иноземец молодой.
«Восхитительно, чудесно!» –
Гости, хлопая, кричат –
И пред ними снова песни
Те же самые звучат.
А певец земли небесный,
А свободный соловей
Этой самою порою
Над уснувшею рекою
Сам, один в тиши ночей
Для подруги только милой,
Не для славы и похвал,
Песнью звонкой, полной силы,
Сад и рощу обдавал.
Месяц и земля
Был день – и земля, упоенная жаром,
Роскошно томилась в объятьях небес;
Обширное море пылало пожаром,
Дышал ароматами лес.
Но день догорел – и обычной порою
Затеплился месяц над сонной землею:
Пред ним задрожала земная краса –
А месяц, открывши бесстрастные очи,
Все выше плывет. И под куполом ночи
Свершались небес чудеса…
Звучат сладострастно леса и поляны:
То песни поет соловей;
И тонкой струею дымятся туманы
От гор – от земли алтарей.
Душистые недра цветы раскрывая,
Курят в тишине фимиам…
И в знойном томленье земля, изнывая,
Трепещет и рвется к блестящим лучам,
А месяц какой-то неведомой силой
Земные восторги впивал,
И веял на землю покоем могилы,
И блеском холодным ее обливал.
Недолго она теплотою дышала
И негой душистой: на жарких полях
Цветы затворились, земля засверкала
Пред месяцем светлым в холодных слезах.
О дева милая! Напрасно,
Полна и неги, и огня,
Так бешено, так сладострастно
Ты жмешь в объятиях меня.
Мой ангел юга черноокий!
Восторг любви твоей высокой,
И бескорыстный, и святой,
Я не пойму моей душой,
И на кипучие лобзанья
Я, света хладного созданье,
Отвечу лаской ледяной –
И взор твой светлый, полный жизни,
С улыбкой горькой укоризны
Сверкнет печальною слезой.
Скала
В. В. Григорьеву
На долине степной,
Над широкой рекой
Одиноко скала вырастает,
И природы рука
Из земли, из песка
Гордо к небу ее подымает.
Как сиротка, она
Бесприютна, одна
Под безгранным шатром небосклона;
Летом зной ее жжет,
Снег зимой заметет –
От скалы не услышите стона.
Но ее ты не тронь:
Чудотворный огонь
При рожденье миров в ней закован.
В жилах каменных он
До поры заключен
Всемогущим предвечного словом.
То – источник огня,
То скала из кремня.
Ты ударь в нее острою сталью –
И алмазным снопом
Брызнут искры кругом,
Свет проглянет и высью, и далью.
Молчалив и угрюм,
Полон пламенных дум
Сын любимой мечты, вдохновенья.
Он один меж толпой;
Проза жизни людской
Не пробудит его песнопенья.
Но когда уязвлен
В сердце твердое он
От удара судьбы непреклонной,
Он струнами звучит –
И блестит и горит
Над толпой его стих среброзвонный.
Печаль
Я дружен в печалью, как с нежной сестрою.
Не помню, когда я ее полюбил:
Ребенок, я сладко мечтал под грозою,
Ветр буйный понятно душе говорил.
Измлада, от самой моей колыбели,
Мне грустно стенали пастушьи свирели;
Печаль разливалася в песнях родных:
Рыдая, я слушал унылую чайку,
Мне пели, как ляхи сожгли Наливайку, –
И сердце приятно болело от них.
И, детские игры свои забывая,
Я с думою свыкся в ночной тишине;
И чудная гостья тогда, неземная,
Темнее полночи являлась ко мне…
Но годы летели; я, юноша смелый,
Взглянул безбоязненно в светлую даль:
Там в радугах прелести мира горели,
Неясные страсти в душе закипели,
И презрел я старую гостью – печаль.
Я деву увидел, венец мирозданья,
Земной и небесный аккорд красоты!
Пред нею поверг я надежды, желанья
И юности сладкие грезы, мечты.
Она, улыбаясь, мне в очи смотрела
И сердце лучами улыбки прожгла.
Душа моя дивным пожаром горела
И яркою страстью вполне расцвела.
Как дева земная, прелестна была!
Я песни звучал ей – и стих, непокорный
Богатству и власти, пред ней трепетал.
«Люблю» – прошептала мне дева притворно;
Но златом пред нею богач прозвучал,
И я был осмеян изменой позорной:
Променяны чувства на подлый металл!
Страдалец, я к людям расширил объятья –
Безумец! Сочувствия ждал от людей!
К растерзанной груди хотел их прижать я
И обнял – шипящих от зависти змей.
Я в мире остался опять одинокий,
Всю горькую чашу испив бытия:
Мне люди разрезали сердце глубоко,
И холодом опыт обвеял меня.
Со вздохом я призвал дней детства подругу,
И мрачная гостья явилась ко мне:
Она протянула мне руку, как другу,
И вновь неразлучна со мной в тишине…
Она овладела убитой душою,
Она моя дева, мой друг, властелин!
Я чувства делю с ней, как с нежной сестрою.
И в мире коварном живу не один.