Архив стихотворений Евдокии Ростопчиной

В сумраке вечера светло-таинственном
Глубь необъятная неба лазурного
Блещет, прозрачная, ясностью чудною,
Будто сафир, раскаленный огнем,
В перстне сверкающем мага восточного.

Плавно качаясь в мягкой упругости
Моря эфирного, месяц купается,
Месяц ныряет в нем, — нежась, красуется,
Словно над озером в быстрых волнах
С статною гордостью лебедь играющий.

Тихо и трепетно, — вся созерцание, —
Молча гляжу я на небо далекое,
Молча любуюсь сияющим месяцем:
Век не расстался бы с ними мой взор!
Не нагляжуся я, не налюбуюся!..

Вдруг, — вот несется… и вот уж нахлынуло
Бог весть откуда — пролетное облако-
Быстро задернуло ризой нетленною
Месяца ясного радостный лик, —
И не видать уж его, золотистого!

Сердится, неба краса лучезарная,
Месяц, владыка и царь звезд бесчисленных,
Сердится, видя себя вдруг окутанным
Будто бы саваном, — хочет сорвать,
Хочет расторгнуть враждебное облако…

Борется с тению… с мглою летающей…
Сбросит покров свой — и трепетно выглянет,
Отблеск серебряный сыплет приветливо…
Но не надолго! туча бежит…
Туча настигнула… снова нет месяца!

Кто же, кто будет из них победителем?
Туча ль угрюмая, мимо досадуя,
Путь свой направит, в даль вихрем влекомая?
Месяц ли в тайный чертог свой уйдет?
Мраком ли, светом ли небо оденется?

Взором и мыслию к выси прикована, —
Жду я решения: я, суеверная,
Думой пытливою в спор их вмешалася;
Я загадала… и участь свою
Чудным противникам робко поверила…

Жизни духовной, судьбы человеческой
Образ здесь вижу я: в сердце волнуемом
Также встречаются, спорят и ратуют
С радостью светлою туча-печаль.
Кто одолеет… ах!.. Богу лишь ведомо!..

Есть имя — от него издавна сердце билось,
Когда ребенком я несведущим была.
Однажды, меж больших, речь грустная зашла
Об юном узнике; я в страхе притаилась,
Вникала всей душой в несвязный их рассказ,
Столь темный для меня, жилицы новой света, —
Была растрогана страданьями поэта,
Темницей, смертию… Рекой из детских глаз
Впервые полились возвышенные слезы.
Я только поняла, что мученик младой,
Невинен и велик, пал гордо под враждой,
Презрев гонителей, их злобу и угрозы, —
Я только поняла, что он прекрасен был,
Что плакали о нем, что страстно он любил…
И возгорелося мое воображенье,
И в память свежую он врезался навек,
И для мечты моей он был не человек,
А идеал, герой, предмет благоговенья!

Потом, — уж в девушку ребенок превращался, —
Стихов его при мне читали невзначай
Отрывки беглые, — и мнилось, светлый рай,
Давно обещанный, пред мною разверзался!
Волшебно-сладостной гармонией его
Пленялся юный слух; весь жар, весь пыл кипучий
Его высоких чувств и мысли блеск могучий
Легко открыли путь до сердца моего,
Легко ответное в нем эхо пробудили.
Но скоро чтение и чад мой прекратили,
Напрасно раздразнив мой любопытный ум…
И тщетно, жаждущий, он рвался утолиться,
Дослышать чудные напевы, допроситься
Ключа к понятию певца тревожных дум, —
Мне книги не дали!..
Годов поток бежал…
Срок минул наконец завистливых запретов, —
Шенье любимец мой меж всех других поэтов,
Меж прежних, нынешних!.. Сужденью он сдержал,
Что нетерпению, догадкам обещал!
Предубеждение в пристрастье превратилось.
Его судьбы, любви пленительный рассказ,
Как друга исповедь, читая много раз,
Я с чувствами его и с мыслями сдружилась.
Камиллы ветреной измены я кляну
И верность Авеля приемлю с умиленьем,
Как будто бы он мне был вереи! С восхищепьем
Менту моей души нашла я не одну ,
В мечтах восторженных ленивца молодого.
Да! я люблю его, как брата дорогого,
О ком бы мать в слезах рассказывала мне,
Чтоб с памятью его, в сердечной глубине
Моей, сокрыть навек заветные преданья!
Да, я люблю его, как будто б мы должны
С ним где-то встретиться… и оба суждены
На дружбу долгую! Его существованье
Неиссякаемый предмет моей мечты.
Так молод!.. так хорош!.. Так жизнь и мир любивший.
Он утро дней воспел, до полдня не доживши!
Он с древа жизни снял лишь ранние цветы!..
Он чувствовал в себе избыток свежей силы,
Невысказанных дум, священного огня…
Звал славу как венец трудов и бытия…
А слава лишь ему блеснула за могилой!

Командиру и офицерам «Мельпомены»

Залива Финского лениво дремлют волны,
Уж вечер догорел, уж чайки улеглись;
Лес, скалы, берега молчаньем томным полны,
И звезды ранние на небесах зажглись.
Здесь северная ночь среди погоды ясной,
Как ночи южные, отрадна и прекрасна
И чудной негою пленительно блестит;
А море синее и плещет и шумит.

Фрегат воинственный, на якоре качаясь,
Средь зеркальных зыбей красуется царем,
И флаги пестрые, роскошно развеваясь,
Над палубой его сошлись, сплелись шатром.
Он убран, он горит радушными огнями;
Дека унизаны веселыми гостями,
Живая музыка призывно там гремит;
А море синее и плещет и шумит.

На «Мельпомене» бал! Наряды дам блистают
Меж эполетами, пред строем моряков;
Их ножки легкие свободно попирают
Жилище бранных смут, опасностей, трудов.
Лафеты креслами им служат; завоеван
Без боя весь фрегат — и вмиг преобразован:
Не вихрь морской по нем, а быстрый вальс летит;
А море синее и плещет и шумит.

Но женский ум пытлив: по переходам длинным,
По узким лестницам, по декам, по жильям
Попарно бал идет, и «польский» тактом чинным
Вдали сопутствует гуляющим четам.
Вот тесных келий ряд вкруг офицерской залы, —
Где много жизни лет у каждого пропало,
Где в вечных странствиях далекий свет забыт…
А море синее и плещет и шумит!

Вот в дальней комнате две пушки, — и меж ними
Диван, часы и стол: здесь капитан живет,
Один, с заботами и думами своими,
И блага общего ответственность несет.
Здесь суд, закон и власть! Здесь участь подчиненных,
Их жизнь, их смерть, их честь в руках отягощенных, —
Владыка на море, — он держит и хранит,
И, с ним беседуя, волна под ним шумит.

О! кто, кто здесь из нас, танцующих беспечно,
Постигнет подвиги и долю моряка?..
Как в одиночестве, без радости сердечной,
Томить его должна по родине тоска!
Как скучны дни его, как однозвучны годы!
Как он всегда лишен простора и свободы!
Как вечно гибелью в глаза ему грозит
То море синее, что плещет и шумит!

И здесь, на палубе, где. мы танцуем ныне,
Здесь был иль может быть кровопролитный бой,
Когда, метая гром по трепетной пучине
И сыпля молньями, фрегат летит грозой
На вражеский корабль; — и вдруг они сойдутся,
И двух противных сил напоры размахнутся,
И битва жаркая меж ними закипит —
А море синее все плещет и шумит!

И много, может быть, здесь ляжет братьев наших,
И много женских слез вдали прольют по ним!
Танцуйте!.. Радуйтесь!.. Но я в забавах ваших
Уж не участница!.. К картинам роковым
Воображение влекло меня невольно…
И содрогнулась мысль… и сердцу стало больно…
С участьем горестным мой взор на все глядит, —
А море синее и плещет и шумит!

Как не любить тебя, таинственная ночь?..
Ты шум и зной дневной так сладостно сменяешь
Прохладой тихою!.. Ты отгоняешь прочь
Все, что не чувствует, не мыслит, — ты смыкаешь
Их очи крепким сном, чтоб недостойный взор
Твоею дивною красой не любовался,
Чтоб только избранный, найдя покой, простор,
В благоговении тобою наслаждался.
Пусть солнце красное для всех горит равно
И будни суетных волнений озаряет, —
Тобою бдение души осенено,
И жизнь духовную твой сумрак охраняет.
Сияньем радостным пусть светлый день богат, —
Мила ты, томная, покров накинув черный!
Как не любить тебя? — Ты влажный аромат
Мне в грудь уставшую вливаешь благотворно!
Как не любить тебя? — Ты лучших дум пора;
Ты освежительна; ты веешь мне мечтами,
Святой поэзией; ты часто до утра
В дремоте, наяву, мне сердце тешишь снами
Невыразимыми!..

Зачем, зачем, когда душистый Май
Холмы, и дол, и лес озеленит
И, обновлен и свеж, как юный рай,
Наш старый мир цветет, журчит, блестит, —
Зачем, зачем так сладостна она
И в душу нам впивается весна?

Зачем сирень и розы облеклись
В цветной убор, в роскошный фимиам,
В красе своей так гордо разрослись
И негою и зноем веют нам?
Зачем луны сребристо-томный луч
Призывно нам мелькает из-за туч?

Зачем, зачем унылый соловей,
Недолгий гость дубравы молодой,
Подъемлет вдруг в тиши и мгле ночей
Свой страстный гимн и звучный ропот свой?
Что песнь его так душу шевелит?
Что сердцу в ней так внятно говорит?

Затем, затем, что тайною одной
Одушевлен весь мир оживший вновь,
Что благодать сошла святой росой,
Что кроется во всем сама любовь!
Весна… цветы… свет лунный… соловьи…
Все празднует любовь, все ждет любви!

Блажен, кто в жизни сей, средь вечного волненья,
Средь мелочных забот вседневной суеты,
Себе духовное воздвиг уединенье
И освежает в нем и сердце и мечты!

Блажен, кто к умственным занятиям привыкнул,
Кто созерцание и думу полюбил;
В ком самобытный жар, в ком мысли луч возникнул,
Кто ими даль, и тьму, и мир весь озарил!

Блажен, кто сердцем жить умеет и желает,
Кто живо чувствует, в ком благодать сильна,
Кто песнь, мольбу, восторг и слезы понимает,
Кому к прекрасному святая страсть дана!

Блажен!.. О! как блажен, кто любит безмятежно
Немногих, дорогих… и с ними делит день,
И ими окружен… чей взор встречает нежно
Всегда, везде, во всем их отблеск или тень!

Блажен, стократ блажен, чей мирный кров вмещает
Всех сердца избранных в счастливой тесноте,
Кто милых имена все вместе поминает
Единою мольбой, безгрешно, в правоте!

Но больно той душе, но горе тем созданьям,
Кто по стезям мирским вдали должны ловить
Следы заветные, — кто с страхом и страданьем
В разлуке суждены полжизни проводить!

Чье сердце на клочки изорвано судьбою,
Разбросано порознь, — кто любит здесь и там!..
Неполно счастье их, не знать им ввек покоя,
Волненье их удел… о! горе тем душам!

Есть в глуши далекой,
В сельской стороне, —
Словно у царевны
Дедовских времен, —
У меня потешник,
Сказочник-певец.

У царевен тоже
Были завсегда
Карлы выписные
Из заморских стран,
Птицы-щебетуньи
В клетках золотых.

Чем был карло меньше,
Тем дороже он
При дворе ценился;
Птиц любили тех,
Что всех чаще пели
Летом и зимой.

Мой потешник-крошка, —
Хоть и даровой, —
Просто невидимка,
Так он чудно мал,
Даже и с очками
Не сыскать его!

А поет он, бает,
Тешит здесь меня
В всякую погоду
И во всякий час;
Он всегда радушен,
Весел, говорлив.

Солнце ли сияет
В красный, вешний день,
В вечер ли осенний
Буря загудит, —
Я знакомый голос
Слышу за углом!

Были-небылицы,
Сказки о чертях,
Сплетни о раздорах
Ведьм и домовых, —
Вот чем зимний вечер
Сокращает он.

Жизнеописанья
Роз и мотыльков,
Свадебные песни
Джиннов, резвых фей, —
Вот что в летний полдень
Мне лепечет он.

Все на свете знает
Постоялец мой;
Знает, как мне вторить,
Чем развлечь меня
В час воспоминанья.
Грусти иль хандры…

Он наперсник верный
Дум и грез моих,
И слезы невольной,
И мечты святой…
Он свидетель жизни
И души моей!

Я к нему привыкла
И люблю его;
Но у нас на свете
Всем кто угодит? —
Так и он, бедняжка,
В доме мил не всем…

От врагов домашних,
От беды и зла
Я ему защитой,
Берегу его;
В нем примету счастья
Вижу и храню!

Кто же мой любимец,
Баловень и друг?
Ах, смеяться станут, —
Я боюсь сказать…
Он… кто угадает?..
Он — простой сверчок!

Есть одиночество среди уединенья.
Под сводом сумрачным обителей святых:
Там дней рассчитанных заране все мгновенья
Назначены для служб, молений, дум немых;
Там в мертвой тишине, в посте и послушанье
Под схимой много лет отшельник проведет;
Но светлый рай вдали, но вера, упованье
Не расстаются с ним, — и ими он живет.

Есть одиночество в глуши степной и дикой, —
Но просвещенному уму досужно там,
Вдали сует, молвы и городского крика,
Предаться отдыху, занятиям, мечтам.
Есть одиночество под кровом отдаленным,
Где в полночь скромная лампада зажжена,
Но там ученый труд товарищем бесценным, —
И жизнь мыслителя прекрасна и полна.

Вот одиночество, когда в толпе, средь света,
В гостиных золотых, в тревоге боевой,
Напрасно ищет взор сердечного привета,
Напрасно ждет душа взаимности святой…
Когда вблизи, в глазах, кругом, лишь все чужие
Из цепи прерванной отпадшее звено,
Когда один грустит и далеко другие,
Вот одиночество!.. Как тягостно оно!

«Неси меня!» — я говорила прежде
В мольбах к тебе, о страж небесный мой,
Когда я робко слух вверяла свой
Едва знакомой мне надежде.
«Неси меня, — взывала я тогда, —
К любимым берегам, под небеса родные!»
Теперь-свершилось все!.. я здесь!.. и завсегда
В слезах твержу тебе слова другие:
«Храни меня!»

Храни меня, чтоб радости сияньем
Мой взор, мой слабый ум вдруг не был ослеплеп.
Чтоб счастья нового тревожно-сладкий сон
Не обаял меня своим очарованьем!
Храни меня, чтоб с высоты небес
На землю в забытьи я снова не упала!
Будь мне опорою!.. Из области чудес
Не изгони меня: мне здесь привольно стало!
Храни меня!

Храни меня, покуда сердцем жадным
Я светлую восторга пью струю,
Пока младая жизнь волнует грудь мою
Мечтой, поэзией, доверием отрадным!
Но если счастье мне на краткий миг дано,
Но если радости погаснет вдруг светило,
О! мимо бытия, где горе суждено, —
Тогда размахом крыл в отверстую могилу
Скорее сбрось меня!

Она по-прежнему прекрасна и мила,
Она по-прежнему как роза расцветает,
Ее румяная улыбка весела,
И светлый взор горит, и нас она пленяет!

Она перенесла губительный удар,
Она пережила годину слез и скуки;
В уединении тоски заветной муки
Она лелеяла, как замогильный дар.

Она почившего воспоминаньем чтила,
Она любившего за прошлое любила,
Душевной тризною святила много дней…

И вот по-прежнему всех нас она пленяет,
И вот она опять как роза расцветает…
Но где ж певец ее?.. где он, наш соловей?

Вечерняя беседа души с ангелом-хранителем

Ангел

Снова грустна ты!.. Мрачная дума
Взор твой туманит, чело тяготит;
Что с тобой сталось?.. скукой угрюмой,
Горем безмолвным что сердце болит?

Душа

Скучно мне, грустно мне!.. Пусто и тесно!
Сердце проснулось и просится в даль…
Есть, — о! я помню — есть край чудесный:
Там исцелятся и скорбь и печаль!

Ангел

Знает и понял тебя твой Хранитель!
К вечным причудам твоим я привык,
Я от рожденья твой верный блюститель, —
Я разумею твой страстный язык.
Ты, поэтическим снам предаваясь, —
Прозою жизни томиться должна;
Ты любопытна… и в даль увлекаясь,
Видимым миром везде стеснена.
Хочешь: на полдень цветущий и знойный
Крыльев размахом тебя я умчу, —
Сердце больное и ум беспокойный
Видом Италии вмиг излечу?
Солнце, мелодия, чары искусства,
Море без бурь и в лесах аромат,
Пища для мысли, пища для чувства —
Вот что найдешь ты, чем край тот богат!

Душа

Нет, не хочу я!.. Я верю, я знаю,
Много услад там и много там чар;
Но не о них я так часто мечтаю,
Но не для них сердца искренний жар!

Ангел

Хочешь ли видеть ты царства Востока,
Мир околдованный джиннов и фей,
Храмы браминов, мечети пророка,
Пляшущих чудно каирских алией?

Душа

Нет! Та страна, как волшебная сказка,
Лишь на мгновенье пленяет наш ум;
Вымысел чудный — ничтожна завязка,
И не пробудит она вещих дум.

Ангел

Хочешь на Запад?.. Там Лондон — созданье
Умственной силы и воли земной, —
Где просвещенье, торговля, познанье
Царствуют, мир наполняя молвой!
Хочешь в Париж ты? — в тот город блестящий,
Где наслаждение суетных ждет,
Жизнью, весельем и златом кипящий?
Там, в шуме общем, дух скорби заснет!

Душа

Нет, не хочу я!.. На блеск чужестранцев
Взором холодным что пользы смотреть?
Что перед славой умов-самозванцев
Мне безрассудно благоговеть?
Что в наслаждениях, в дружбах минутных
Жизнь по-пустому, без цели терять?
Что по дороге, на дневках попутных,
Сердце и мысли клочками бросать?
Жизни хочу я, — но ровной, но полной;
Жизни под небом, под солнцем родным,
Где бы разлуки холодные волны
В срок не отхлынули с счастьем моим!
Где приковала бы цепью любимой
К местности, к лицам, к предметам меня
Прелесть привычки, где б плавно, незримо
Годы стремились к концу бытия!
Чувствую, в сердце довольно есть силы,
Жара довольно, чтоб долго оно
То же и тех же все свято любило,
Было одним и все тем же полно!
Чувствую, станет во мне вдохновенья…
Незачем вдаль мне гоняться за ним;
Стран невидалых не нужны явленья,
Чтобы мечтам дать стремленье моим!

Ангел

Хочешь на Север!.. Но что ты там любишь?
Век там мороз кровь и ум леденит;
Там, света ради, мечту ты погубишь;
Солнце не жжет там, весна не живит.

Душа

К Северу! к Северу!.. В край ненаглядный!
О! пусть он мрачен и пусть он суров,
Пусть там отчизна зимы беспощадной,
Пусть там обители вечных снегов;
Но и без солнца мне сердце там греют
Мысль и сознанье, что дома оно,
Но и без вешних дней думы там зреют
И вдохновенью развиться дано!
Но я увижу там края родного
Силу и славу, — и им возгоржусь;
Града богатого, града большого
Умственной жизнию там наслажусь.
Много друзей там найду я любимых,
Много приветливых, добрых сердец:
Там исполненье всех снов, мной таимых,
Альфа с омегой, начало, конец!
Там меня ждут, и зовут, и все любят;
Там отдохнуть от изгнанья хочу;
Там отогреют меня, приголубят,
Там моя жизнь, и туда я лечу!..

Отдавая ему мою рукопись первого издания

Возьми! — вот думы и мечтанья
Души восторженной моей,
И сердца первые страданья,
И первых мыслей излиянья
Во время грустных детства дней!

Тут все… тут все, что волновало
Меня в теченье многих лет…
Чем радость сердце баловала,
Чем жизнь мне волю испытала,
Чему учил премудрый свет!

Тут все: и чары вдохновенья,
И пыл порывов молодых,
Тревоги, слезы, сожаленья,
Сует блестящих искушенья
И отголоски чувств моих.

Тут все: и проблески святые
Поэзии в душе моей —
Минуты жизни дорогие!
И женских грез следы живые,
И повесть всех ее затей.

На цену сестриных мечтаний
Купи блестящий эполет,
И ятаган для грозной брани,
И для похода за Кубанью
С стальною шашкой пистолет!

Купи лихого Карабаха,
С ногою верною, с огнем,
С сухою костью, с прытким махом,
И поезжай тогда без страха
В путь утомительный на нем!

И знай: под бранною палаткой,
Среди тревоги боевой,
Ты не один!.. и я украдкой,
С заботой нежной, с думой сладкой,
Переношусь к тебе душой!

Алексею Петровичу Ермолову

Он стар, он сед… но как прекрасен!
Каким огнем глаза горят,
Как проницателен и ясен,
Как смел его орлиный взгляд!
Как разговор его блистает
Любезностью, умом живым;
Как он доверие внушает
Приветом ласковым своим!
Как Провиденье наделило
Его и сердцем и душой!
Как он кокетничает мило
Своею славной сединой!
Он стар, — но с ним не состязайтесь,
О вы, ровесники мои!
И от сравненья удаляйтесь,
Расправя локоны свои!
Он стар, но бьется ретивое
В трепещущей груди его, —
Но мощная рука героя
Штык носит бодро и легко!
И если б наша Русь святая,
Своих детей на брань сзывая,
Вдруг загремела бы: «Пора!» —
Он собрался бы всех живее,
Он поскакал бы всех смелее, —
Всех громче крикнул бы: «Ура!»

Он томно загудел, торжественный, нежданный,
В необычайный час;
Он мой покой прервал, и мигом сон желанный
Прогнал от жарких глаз.

Мне сладко грезилось… волшебные виденья
Носились надо мной,
Сменив дня знойного тревоги и волненья
Отрадной тишиной.

Мне сладко грезилось… и вдруг вот он раздался,
Неумолимый звон…
Как жалобный набат, он в сердце отзывался,
Как близкой смерти стон.

Невольный, чудный страх мне душу обдал хладом,
Мне мысли взволновал,
Земные бедствия в картинах мрачных рядом
Мне живо рисовал.

Я вспомнила, что здесь, при церкви одинокой,
Одна и та же медь
Гласит все вести зла и над людьми высоко
С людьми должна скорбеть.

Что к отходящему таинственное миро
Сопутствует она,
И над усопшими плач сродников, песнь клира
Все вторит, чуть слышна;

Что гибельный пожар трезвонистым набатом
Ей должно возвещать,
И горцев яростных с арканом и булатом
Стеречь и упреждать.

И долго я потом внимала в удивленье
Взывающей меди…
И долго маялось унылое Смятенье
В измученной груди.

Боязнью и тоской я долго трепетала,
Мой дух был омрачен;
Больная голова горела и пылала…
Не возвращался сон!

Луны волшебный свет над садом ароматным,
Полуденная ночь, —
И вам не удалось влияньем благодатным
Дум грустных превозмочь!

Меня предчувствие зловещее томило,
Как будто пред бедой…
Как будто облако всю будущность затмило
Пред гибельной грозой.

Была пора: во мне тревожное волненье, —
Как перед пламенем в волкане гул глухой,
Кипело день и ночь; я вся была стремленье…
Я вторила судьбе улыбкой и слезой.
Удел таинственный мне что-то предвещало;
Я волю замыслам, простор мечтам звала…
Я все высокое душою понимала,
Всему прекрасному платила дань любви, —
Жила я сердцем в оны дни!

Потом была пора, — и света блеск лукавый
Своею мишурой мой взор околдовал:
Бал, — искуситель наш, — чарующей отравой
Прельстил меня, завлек, весь ум мой обаял.
Пиры и праздники, алмазы и наряды,
Головокружный вальс вполне владели мной;
Я упивалася роскошной суетой;
Я вдохновенья луч тушила без пощады
Для света бальных свеч… я женщиной была, —
Тщеславьем женским я жила!

Но третия пора теперь мне наступила, —
Но демон суеты из сердца изженен,
Но светлая мечта Поэзии сменила
Тщеславья гордого опасно-сладкий сон.
Воскресло, ожило святое вдохновенье!..
Дышу свободнее; дум царственный полет
Витает в небесах, — и божий мир берет
Себе в минутное, но полное владенье;
Не сердцем — головой, не в грезах — наяву,
Я мыслию теперь живу!

Где ж ты, жизнь? когда настанешь?
Торопись!… смотри, — я жду!
Ты сказала мне: «Приду!»
Или ты меня обманешь?

Загорится ль для меня
Счастья жданного денница?
Или век мне небылицей
Будет тайна бытия?

Оглянусь — другим раздолье!
Все любили… все живут!
Мне ли только не дадут
В общем счастье скромной доли?

Иль напрасно знать и жить —
Удаль юной мощи рвется?
Иль напрасно сердце бьется,
Или век мне не любить?

П. А. Бартеневой

Она поет… и мне сдается,
Что чистых серафимов хор
Вдоль горних облаков несется,
Что мне их слышен разговор.

Она поет… и я мечтаю,
Что звукам арфы неземной
Иль песням пери молодой
Я в упоении внимаю.

Она поет… и сердцу больно,
И душу что-то шевелит,
И скорбь невнятная томит,
И плакать хочется невольно.

Она поет… и голос милый,
Тая дыханье, я ловлю,
И восхищаюсь, и люблю
Его звук томный и унылый!

Она поет… и так умеет
И грусть и чувство выражать,
Что сердцу, кем тоска владеет,
Немудрено ее понять!

Хоть я с полуденной душою
И с сердцем страстным рождена,
Хоть прав мой жив, хоть я мечтою
Волшебству звуков предана;
Хотя мои пылают думы,
Хоть много южного во мне,
Но север хладный и угрюмый,
Родной мой север мил душе!

Порой меня воображенье
На крыльях радужных влечет
Туда, где дышит вдохновенье,
Где искони восторг живет.
Туда!.. в страну очарованья,
Где воздух чище и ясней,
Где вся природа в ликованье
Гордится роскошью своей.

Я в страстном забытье блуждаю
В священных греческих горах!
Я прах обломков вопрошаю
О героических веках;
Я слышу бранный вопль Тиртея
И звук оружий боевых,
Я мчуся по волнам Пирея,
Брожу в развалинах седых.

Афины, Спарта предо мною
С их красноречием немым,
С свободой, с славой их былою,
С их злополучьем роковым!
И Миссолонги вдруг дымится,
Весь свежей кровью обагрен,
И обгорелый Хиос зрится,
Обитель горестных племен!

И есть там новая могила-
Могила странника-певца,
Кого страданье заклеймило
От колыбели до конца.
Несправедливость Альбиона
Презрел великой он душой, —
И тень изгнанника Байрона
Сроднилась с Грецией младой!

Но есть еще предел желанный,
Еще волшебная страна-
Поэтов край обетованный,
Где им награда суждена,
Цель их исканий благородных,
Предмет их песней и стихов,
Кумир душ пылких и свободных,
Эдем восторженных умов!

И там, в Италии чудесной,
В сердечных снах бываю я…
И до нее игрой небесной
Несет фантазия меня!
Под тенью мирт, олив душистых
Я воздух ароматный пью,
Любуюсь блеском звезд сребристых
И звуки серенад ловлю.

Но чу!.. Полночного моленья
Вот громкий благовест гудит!
Вот он, глагол богослуженья,
Единоверцам говорит!
Вот он величественным стоном
Мое раздумье перервал
И русским православным звоном
Виденья чуждые прогнал!

Очнулась я от снов любимых…
В обычный очерк бытия
Из дальних стран, восторгом зримых,
Возвращена душа моя;
Забыты пылкие мечтанья,
И я, опомнившись вполне,
Твержу в сердечном излиянье:
«Мой край родной! ты дорог мне!»

Песня по поводу переписки ученого мужа с не менее ученой женой

Густолиственных липок аллея,
Ты для мира значенья полна!
Вдохновенья огнем пламенея,
Перед ним там стояла она.

И, закинувши голову гордо,
Величаво махая рукой,
Угощала при-Невского Лорда
Маскарадом и Жизнью Двойной.

И читала с поэмой чухонской
Свой санскритский с нее ж перевод…
(По-китайски, не то по-японски
Эта дама стихи издает!)

На нее, одурелый, смотрел он, —
И не верил своим он ушам;
И проклятья сквозь зубы шипел он
Всем Кориннам, всем синим чулкам…

Время шло; дружбу злость заменила, —
Черный кот меж друзей пробежал.
Позабыл вероломный, что было
В той аллее, где он пировал!!!!!!!!

На Коринну он критику злую
Напечатал в журнале своем;
А она-то статью громовую
Наскребала сердитым пером.

Густолиственных липок аллея, —
Ты для мира значенья полна!
Друг на друга враждой пламенея,
Ныне злятся и они она!

Стихотворение Элейкина из комедии «Возврат Чацкого в Москву, или встреча знакомых лиц после двадцатипятилетней разлуки»

Вставайте… сбирайтесь, народы,
Услыша желанный трезвон!..
Ветвь с ветвью сплетайте, о роды,
От корня славянских племен!..
Срок минул жестоким изгнаньям!..
Пора плен чужбины разбить
И вновь, по старинным преданьям,
Одною семьею зажить!..

Примеру благому послушны,
Пусть наши и ваши поля
Сойдутся, — в день встречи радушной
Взыграет родная земля!..
Ты, Волга, целуйся с Дунаем!..
Урал, — ты Карпат обнимай!..
Пляшите, как братья, край с краем,
И всё, что не мы, — пропадай!..

Прочь ложь и соблазны науки,
Искусства и мудрость людей!..
Словенские души и руки
Невинней без ваших затей!..
Зачем нам уменье чужое?..
Своим мы богаты умом!..
От Запада разве лишь злое
И вредное мы переймем!..

Что проку от грешной музыки,
От статуй и голых картин!..
Скупайте их златом, языки!..
Пусть плюнет на них Славянин…
Сожжемте на вече творенья
Всех, всех чужеземных писак!..
Вот Нестор — мои песнопенья!
В чтецы — вот приходский вам дьяк!..

Отпустим бородки до чресел,
В нагольный тулуп облачась, —
И в лес все пойдемте!.. Как весел,
Как светл обновления час!..
Да здравствуют наши трущобы,
Разгул, старина, простота…
Без распрей, без лести, без злобы,
Здесь жизнь и сладка, и чиста!..

С медведем мы пустимся в битвы
За мед и за шкуру его,
И всяк, возвращаясь с ловитвы,
Съест гордо врага своего!..
Шипучие вина забудем!..
Анафема трюфлям у нас!..
Славяне!.. отныне мы будем
Есть кашу — и пить только квас!..

Дивный терем стоит,
И хором много в нем,
Но светлее из всех
Есть хорома одна.

В ней невеста живет,
Всех красавиц милей,
Всех блестящей из звезд –
Звезда северная.

Призадумалась, пригорюнилась,
На кольцо свое обручальное
Уронила она слезу крупную,
О далеком, о нем вспоминаючи!

Он уехал, жених,
Он в чужой стороне,
И вернется сюда
Он не скоро еще.

Он вернется сюда,
Когда будет весна:
С солнцем божьим взойдет
Солнце радости.