Its the wine that makes me sad, not the love I never had
No Its the wine that makes me sad, not the good times that i’ve had
stuart a. staples
в моменты беспробудной январской скуки
прокручиваешь моменты,
когда целовал их серебряные руки
(которые, как потрепанные документы)
пахли специями и паприкой
воспоминаний нити начинают виться
и ночь застает тебя в момент памяти танца
танца памяти и бокала бренди
и все эти девушки будто с фабрики
энди
в них так просто влюбиться
с ними так сложно остаться
и мечтая о хеппи энде
ты падаешь в их сердца без дна
и лишь одна
всю ночь будет курить
смотреть в сторону уходящего времени
закроет глаза,
в ожидании проснуться, как минимум
в йемене
не спрашивайте, зачем ей все это надо
на это нет ответа
и лишь не потушенная сигарета
запомнит навсегда ее помаду
и эта комната
с незакрытой дверцей
двенадцать метров
не защищенная от ветров
с запахом индии
с запахом карри
и во всей этой дикой молодости гари
во всех этих «на… тормоза»
я запомню ее глаза
невозможно
карие
безбожно
карие.
Три песни о любви
ты была такой долгожданной
давай, все прошлое выметим веником
обойдем все полемику
обойдемся без патетики
я просто хочу.
проснуться и однажды утром
обнаружить в своей ванной
присутствие твоей косметики.
***
мои стихи
так подходят к твоим глазам
эти дни тихи
эти дни нам.
ждать тебя после университета,
об этом не напишут газеты,
но я не знаю ничего, более важного
и я в роли капитана отважного
все падаю, падаю…
с самых высоких гор,
в рубашке мятой.
и каждый красный светофор
просто повод для объятий.
и хочется звенеть сердцем — гонгом
кричать с надрывом летова
или выть на луну, словно дикий пес.
моя любовь — дождь в конго
и я тащусь от этого,
как пару лет назад тащился от колес.
***
я буду банален, не нов,
молясь тут карандашу.
ты достойна самых лучших стихов
и я тебе их напишу.
про танец пыли
в воскресной дали,
про то, кем мы были,
про то, кем мы стали
какой из нашего окна будет вид,
как нежно кошка будет царапать когтями.
про наши души на верхушке пирамид,
именно для этого их построили египтяне.
Среда обитания
моя обитания среда
с тобой рядом.
тоска по тебе стала обрядом
и меня, сидящего в грусти наряде
все куда-то везут поезда
все куда-то мчат такси,
а мне просто хочется
вокруг тебя вертеться,
как земля вокруг своей оси
и чтоб никуда не деться
и чтоб никуда не деться.
Последний стих лета
знаешь, тут все чаще дождит
и сердца медленный бит
без тебя моя парадная. такая прохладная
теперь, это просто место, куда я выкидываю бычки
все больше сплю
и вконтакте щелчки
больше не несут с собой «люблю»
помнишь, как мы падали в этот океан,
не цеплялись,
как мы целовались и все останавливалось,
даже замирали сверчки.
включить бы перемотку
туда, где еще не истек срок
туда, где не было понятия срок
море, водка, сок
и на твоих губах соленый песок
и тонкий привкус кремния
теперь, с высоты времени,
мне кажется, что этот пустынный пляж
это единственное, что не муляж.
Забери
подбери меня на своем самолете,
я расскажу тебе о своей тете,
о любви поле минном.
полетим в сторону юга,
там живет моя подруга.
однажды в минус 27
я провожал ее домой
и даже мадам вьюга
пахла ее духами с жасмином
и вторила мне ее «мальчик мой»
это было так «совсем»
все страхи выбросим в топку
будет тепло. нам будут сниться такие сны,
что не будет хотеться проснуться
будем курить ментоловый кент
и нажимать на кнопку,
когда останется пару раз затянуться.
забери меня с собой,
забери,
антуан де сент
экзюпери.
Бумага
ты знаешь историю болезни
все эти песни
книги, пластинки,
посвященные нашим мечтам.
я истоптал не одни ботинки,
гуляя по чужим снам.
я просто очередной вечномолодой парень,
кричащий в очередном октябре,
что бумага способна обернуть самый огромный камень,
как в детской игре.
Тишина
я все так же радуюсь всяким мелочам
жду у пристани своих кораблей
курю по ночам,
когда часы преодолевают преграду нулей.
в крови бурлит весны инъекция
я же все тот же. не иной.
просто мои губы, будто половой инфекцией.
изъедены тишиной.
Как ей снится море
вольный перевод сергея жадана
про то, что правильно писать и читать «обезболивающее» — я в курсе.
уже несколько дней было жарко
погода вела себя, как женщина, вызывающе
в аптеке под аркой
мы покупали бинты и обезбаливающее
лежали раскаленные кварталы
будто тут играли в автоматы и рассыпали фишки
рассыпали монеты,
в помещении, которое мы снимали
ночью нагревались все предметы,
даже книжки.
нагревались спички,
финки, отмычки
(их становилось жалко)
одежда, с запахом никотина
нагревались бензиновые зажигалки,
в которых уже давно не было бензина
чтоб открыть глаза. нужно было приложить усилия
деревья бросали на нас тени шаль
нагревались порезы на ее сухожилиях
на моем лице нагревалась сталь
и когда она касалась воздуха рукой
воздух был виден. он оставлял следы на нашей шторе.
было тихо. и тишина была такой.
что было слышно. как ей снится море.
Blue valentines
She sends me blue valentines
All the way from philadelphia
To mark the anniversary
Of someone that I used to be
And it feels just like there’s
A warrant out for my arrest
(c) Tom Waits
в ее сумке пакет апельсинового сока
и пепел империй
на ее мониторе
одиноко
танцует скринсейвер
в ее волосах весенний крым
она пастор церкви.
но у нее нет послушников
в ее наушниках
еще жив джим
он ей кричит *light my fire*
а она мне пишет *я скучаю*
в ее стакане тает лед
эти льдинки…
они все олицетворяют
ее валентинки,
как билет на самолет,
который никогда не взлетает.
Десять
нахождение между полюсами
современных художников коллажи
выставки в эрмитаже
рассветы в городе бейрут
это все ничто. по сравнению с твоими глазами
мне казалось, что только они не врут
але який кретин повірить в очі? *
господи,
вырви из меня все эти ночи
все эти заметки в прессе
стаи
рекламы.
мама,
разбуди меня в десять
разбуди меня, когда мне опять
станет
десять.
* строчка из стихотворения ю. андруховича «елегія післяноворічного ранку»
Карнавал
нас двое
мы одни в этом мире
ты, я и лист а4
я не успел покорить трою
но твое сердце…
я знаю, как ты выглядишь по утрам
и 750 грамм
вина.это мало
когда тут french chanson
и у твоего тела лучший фасон
а я не свеж
и серж
поет. я бы то же самое написал
если бы он это не сделал раньше
пускай продолжается карнавал
без перспективы
без презервативов
без фальши
Лавстори
ты называла вторники тёздами
мы передвигались стопом,
чаще, чем поездами
спали рядом со звездами
и что-то такое было между нами
всё мчали, мчали
в сторону южного буга
холодными весенними ночами
укрывались друг другом.
эти утра, когда я часами
мог наблюдать за движениями твоей расчески
наши споры по вечерам в *перекрестке*
среди ночи
у меня хватало сил
лишь, что бы закурить свой данхИл
а твой неизменный синий галуаз
и твое *сладких снов*
ты и так всё знала о красоте своих глаз
без моих слов.
наши ужины в *якитории*
наши мечты об индонезии
что осталось от этой истории?
ничего, кроме, поэзии.
Глубоко
в детстве ты читал жюль верна
ты думал, что впереди все так интересно, наверное
а сейчас, кроме завтрака в маке мало что радует
и, если закрыть глаза,
то там все время
что-то
падает
падает
ты, конечно, можешь сказать «i am sorry»
и лить этих дней жидкое молоко
но помни, что море
это там, где действительно
глубоко
Домой
знаешь, когда до дрожи
все принципы и прочее — долой.
не поезда, а твоя мягкая кожа
меня возвращают домой.
Нет волшебства
ох*евший от простуд,
напоминающий собой сосуд,
в котором когда-то были какие-то
вещества.
устал ждать цунами,
или хотя бы рассвет.
и пусть, сегодня во мне нет волшебства
(назовем вещи своими именами)
в тебе его тоже почти, что нет
но оно, определенно, есть между нами.
Милиграммы
я встретил это утро
в растянутом свитере.
новостей пудра
рассыпалась вконтакте. в твиттере.
и этот чертов билли
хрипит про кубики агдама.
между нами мили
а мне так нужны твои граммы.
Обручение
She was married to the Bosphorus…
( david arthur brown)
у нее рыжие кудри
и смешное лицо.
ее губы с привкусом рома.
ей не нужен гудвин,
она уже дома.
море утащило ее кольцо
в полдень августа они обручились
свидетели
(те, кто были на катере)
не заметили,
как души их слились.
она даже ничего не сказала матери.
все парни для нее будто прокаженны
потому что, черное море взяло ее в жены.
Океаны
мы друг для друга щенки
твои пальцы тонки
твоя кожа настолько бела,
что я вижу, как вино
опускается в твой пищевод.
ты меня ввела
в этот круговорот.
темный отель
мятая постель
в этом так мало смысла
ты длинная, словно висла.
и мы в нью-йорке
одна на двоих кружка
и под подушкой
потрепанный томик лорки.
странно.
не так уж велики океаны.
Молитва
пускай в глазах останется нежность блеска
и нить слова, пускай, остается тоньше лески
и,знаешь, платье покоя
все же. не моего покроя
пускай за дам и за друзей болит сердце и голова
и я прошу тебя, господибоже
дай мне сил. чувствовать те острова,
что под моей кожей
Аризонские мечты
в продолжении о улыбках.
мне казалось. я рисовал тебя кровью
а я рисовал тебя мелом.
и прощаясь. я улыбаюсь
улыбкой,
которой улыбался полковник
аурелиано буэндиа
перед расстрелом.
***
мне так хочется, чтоб ты тонула
а я бы спас тебя из морской пучины.
и с бережностью, будто достаю из бутылки послание
делать тебе искусственное дыхание
или, словно, сапер, который ищет мины
ощущать твою грудь, плечи, спину…
а сейчас ночь еле видна из окна
и мы лежим на одной подушке
и я утыкаюсь в твои волосы,
будто исследую морское дно
в поисках той самой ракушки.
***
будем ли мы подкуривать от одной спички?
поедем ли мы на одной электричке
напишем ли на стекле ругательства
чтоб, как у вени было безголово
прочитавшему это слово
но я понимаю. обстоятельства.
или же в последнем вагоне.
станем ли мы ближе к нашей аризоне,
чтоб там писать стихи,
так похожие на блюз.
но я понимаю. работа, да и плюс.
Вишневые сады
мои ледники становятся тающими,
когда ты меня касаешься
расстраиваются все мои лады
когда ты мне улыбаешься
улыбкой,
в которой умирают
чеховские
вишневые
сады.
Место
где то место, где вместо кровати
на полу матрас
где я всегда кстати
где я нужен
где на фьюжн
не разменен джаз
там ты едешь в такси домой
словно в последнем вагоне
за окном всегда ночь и ливни
и в магнитофоне
у каждого таксиста
«грезы любви» листа.
Письма
*
твои якоря
не вызывают у меня ничего,
кроме смеха.
ты уехала на моря
а мне не нужно
никуда ехать.
***
наши полны обоймы
мы еще не устали от этих пряток
сохраните наши стокгольмы
берегите внутренних котяток
***
к чему все эти споры?
могут укутать горы
моей души ленты пестрые
хоть их никто не мерил.
ножи. ножи острые.
я проверил
***
время рьяно
сужжает
рамки
разбивает
наши стеклянно-
воздушные замки
***
я же не одноразовая бритва
я еще могу пригодиться
выучу молитву.
буду за тебя молиться.
чтоб твои волосы всегда пахли елью
чтоб твои плечи не были знакомы с метелью
чтоб во всем этом жизненном фарше
твои глаза. не становились старше.
Большее
август вступает в свои права
и будто, демонстрируя силу
пускает в ход ливни
выключены ноуты, мобилы
и куплена халва
на последние гривни
я лежу и передаю тепло паркету
думаю о тех днях,
когда сердце стучало в ритме хардкора
и было что-то большее,
чем три сигареты
и сияние монитора
Не кофе
губы с привкусом кремния
мы сдвинем кровати
и одним прикосновением
победим сотни апатий
(2008)
*
когда на песке рисуешь круг
все время выходи овал
я тебя не любил тогда
но зачем-то ревновал
(2009)
*
кофе был горячим. теперь всё остыло
но сердце — не кофе.оно вечно кипит
я так часто пишу тебе на мыло
а потом нажимаю delete
(2010)