Архив стихотворений Ду Фу

Опять весной
Гляжу я на долину,

Печальный гость
В безрадостном краю,

И ласточек,
Несущих в клюве глину,

Я снова
За работой застаю.

Когда-то вы
В мой садик прилетали

И видели
Клочок моей земли,

А ныне
Небольшая ваша стая

Меня застала
От него вдали.

Вы, ласточки,
На севере и юге,

Не сломленные
Вечною борьбой,

Чем отличаетесь,
Мои подруги,

От странника,
Гонимого судьбой?

Вот вы щебечете
На мачте джонки,

И вскоре
Улетите вы опять.

А мне, скитальцу,
На чужой сторонке —

Мне стыдно:
Надо слезы утирать.

Я — путник, скитающийся давно
Меж двух величавых рек,

Ненужный ученый — в чужом краю
Затерянный человек.

Брожу я от родины вдалеке,
И некому мне помочь,

И я одинок, подобно луне
В долгую зимнюю ночь.

Близится горестный мой закат,
Но душа еще молода.

Быть может, не будут болезни мои
Мучить меня всегда?

Я слышал, что в древние времена
Кормили старых коней

Отнюдь не за то, что они могли
Работать на склоне дней.

Я в полдень простился
С ущельем Кунлинским

И к ночи
Добрался уже до заставы.

Здесь тысячи лет
У реки исполинской

Раскинуты буйно
Деревья и травы.

Удушливо-влажная
Дышит природа,

Тропический ветер
Не знает покоя.

Жара не считается
С временем года —

Здесь осенью жарко
И жарко весною,

Земля — в постоянном
Движенье доныне —

Меняет порядки
От века до века.

Челнок привязав
У ползучих глициний,

Один я бреду
По тропе дровосеков.

Над мертвой деревней
Покой неподвижен,

Крестьяне бежали
Из этой округи,

Растут сорняки
У заброшенных хижин,

Но ржавчина все же
Не тронула плуги.

К востоку —
Оружье берут патриоты,

А здесь —
Нерушимы законы и строги.

Так кто ж постучит
Государю в ворота,

Чтоб подати он сократил
И налоги?

На городской стене
Ударил сторож

Ночною колотушкой
В час прощанья.

И звездочка
На синеве простора

Померкла, как всегда —
Без опозданья.

Я слышал в поле
Горький плач народа

По тем, кто в битве пал
Во имя долга.

Жизнь человека,
Как весна природы,

Увы, не может в мире
Длиться долго.

Я уплываю в лодке,
И не скоро

Мой путь окончится,
Пройдут недели —

Великая река
Предстанет взору,

Я буду жить там —
Вновь, без ясной цели.

Я оглянусь
На городские стены:

За ними
Срок немалый мною прожит.

Не расстаюсь
С лекарством неизменным, —

Где б ни был я,
Оно всегда поможет.

Только в дальней дороге
Поймешь ты людские надежды,

Только в странствии долгом
Увидишь страданья народа.

Сам готов посмеяться
Над жалкой своею одеждой —

А уж мелким чиновникам
Любы чужие невзгоды.

Как Ван Цань, я печалюсь,
Покинув родную столицу,

Как Цзя И, удручен я
Народною горькою долей.

Так не стоит, пожалуй,
Рассказывать вам о лисицах, —

Если барсы и тигры
Бесчинствуют нынче на воле.

Печальна участь
Сокола больного —

Он одинок
И презираем всеми.

На дереве,
У берега речного,

Он укрывается
В ночное время.

А днем сидит
В тени зеленой кроны,

Как бы готовый
Броситься с размаха.

Его увидев,
Гуси и вороны

Напрасно
В сторону летят от страха.

Где гордый облик
Старого героя,

Когда с врагом
Сражался он на воле?

Так поредели перья,
Что порою

На них немыслимо
Смотреть без боли.

И с каждым днем
Его слабеют силы —

Теперь и коршун
Может спорить с ними.

А раньше
В облаках его носило

Высоко —
Над орлами молодыми.

Речные волны
Гневный гонит ветер,

И горы высятся,
Во мгле темнея.

Заснули
Гималайские медведи,

В лесную чащу
Уползают змеи.

О, если б был
Здоров он, как и прежде, —

То камнем бы
Кидался за добычей.

Но болен сокол.
Места нет надежде:

Жить без сраженья —
Не его обычай.

Роса опадает, и небо высоко,
Осенние воды чисты.

В пустынных горах, в одиночестве, ночью,
Страшится душа темноты.

А парусник тоже один на причале —
Там еле горят огоньки.

Удары вальков я с трудом различаю,
Настолько они далеки.

Вторично цветут для меня хризантемы,
Слабею я день ото дня.

И дикие гуси письма не приносят —
Они не жалеют меня.

На звезды гляжу, опираясь на посох,
Дорога моя далека.

И, кажется, тянется прямо к столице
Серебряная река.

Вечером, словно старец
Вышедший на прогулку,

Спину я прислоняю
К стенам, нагретым за день.

Важно, чтоб в мире этом,
В крошечном закоулке,

Жители не узнали,
Что к новостям я жаден.

Все же о них спрошу я
Лишь у властей деревни:

Иначе я услышу
То, чего знать не надо.

Птицы давно вернулись
К добрым своим деревьям

Двери мои закрыты,
И зажжена лампада.

Честолюбья —
Нет давно со мною,

У чужих
Живу на попеченье.

Вся страна
Охвачена войною,

Не вернуться мне
В мое селенье.

Я подобен
Бедной обезьяне,

Плачущей
Во время снегопада.

К временам
Удэ и Кайюаня

Нам давно бы
Возвратиться надо.

О берег ветер бьется.
Даль туманна.

Моя свеча
Мигает еле-еле.

Кричат на перевале
Обезьяны,

Во мгле
Речные птицы пролетели.

Хочу с мечом суровым
Подружиться,

Сижу в коротком платье
Не в халате.

Клубятся дым и пыль
Вокруг столицы,

И я вздыхаю
О своем закате.

На башне,
В сотни сажен высотою,

Брожу я в полночь
У ажурных окон.

Комета
Пролетает над водою,

И слабо светит месяц —
Так далек он.

В густом лесу
Укрыться может птица,

И рыба в море —
Где б ни проплывала.

Друзей немало у меня
В столице,

А писем получаю
Слишком мало.

Каменная крепость
Высока:

Из ворот
Выходят облака.

Под угрюмой
Крепостью Боди

Хлещут, словно из ведра,
Дожди.

А внизу,
Стуча о берега,

Бурная
Проносится река,

И за чащей леса
Чуть видна

Бледная,
Неясная луна.

Кони тут
Работать не хотят —

Им домой
Вернуться бы назад.

Но из тысячи домов
У нас,

Может, сто
Еще стоят сейчас.

Бедных женщин
Не утешит труд —

Все равно
Налоги с них дерут.

И в любом
Из маленьких домов

Льются слезы
Безутешных вдов.

От жары и от жажды
Потрескались губы,

На багровое солнце
Печально смотрю я.

Целый месяц, наверно,
В бамбуковых трубах

Испарялись
Источника тонкие струи.

Целый месяц, наверно,
Боролись крестьяне

За последние капли
Спасительной влаги.

Мой слуга,
Ничего не сказав мне заране,

Утром в горы ушел,
Полон юной отваги.

Поздней ночью,
Совсем задыхаясь от жажды,

Я внезапно услышал
Блаженные звуки:

То вода приближалась
И каплею каждой

Говорила о маленьком
Преданном друге.

Отыскал он источник,
Скитаясь в тумане,

Проложил к нему трубы
От нашего дома.

И я вспомнил
О верном слуге Тао Каня,

Чья история
Вам, вероятно, знакома.

Ни гром, ни молния
Не помогли —

Дождя в конце концов
Как не бывало.

Под солнцем,
Пламенеющем в пыли,

Склоняя голову,
Сижу устало.

Хотел бы стать
Осенним тростником

Или в кристалл холодный
Превратиться.

А в детстве — помню —
Тучи шли с дождем,

Лишь стоило
Сплясать и помолиться.

Когда ворвались варвары
В столицу

И овладели
Алыми дворцами —

Все девять храмов
Начали дымиться

И Млечный Путь
Стал красным, словно пламя.

На десять ли
Взлетела черепица,

И занавеси
Жарко запылали,

И предков наших
Древние таблицы

Среди развалин
Жалким пеплом стали.

И бушевал всю ночь
Грабеж позорный,

Не кончившись
И в утреннем тумане,

Пока толпа
Предателей придворных

Писала поздравленья
Ань Лу-шаню.

Когда принцесс беспомощных
Убили

И ослепительную
Яшму трона

Без сожаленья
Вдребезги разбили,

Не пощадив
Священного дракона.

Никто не знал,
Где оба государя, —

Напрасно старцы
Слезы проливали…

Но вот —
Победы барабан ударил,

И мы
Китайские войска встречали.

И радовались
От души от самой,

Что вновь сажают
Тунговые рощи,

Что снова строятся
Дворцы и храмы,

Исполнении
Величия и мощи.

На празднике
Той светлою весною

Сам государь
Руководил обрядом.

И я стоял,
Не зная, что со мною,

С могучими сановниками
Рядом.

Мне, несшему
Таблицы из нефрита,

Колокола звучали
Золотые,

Ворота храма
Были мне открыты,

Все ликовало,
Как во дни былые.

Сияло солнце,
Небо было сине,

Счастливое
Блаженствовало утро,

И во дворце,
На женской половине,

Огонь румян
Подчеркивала пудра.

…Но мы опять
Свидетелями были

Позора храмов
И святилищ наших —

Мы видели туфаней,
Что варили

Баранье мясо
В освященных чашах.

Так где ж указ
Из Западной столицы,

Чтобы войска
Обученные наши

Надежно
Укрепились на границе

И прекратились бы
Набеги вражьи?

Чтоб император,
Правя неуклонно,

Уверен был
В искусстве полководца

И мог, согласно
Мудрому закону,

За мир и процветание
Бороться.

Чтоб вместо стрел
Торжествовали плуги,

А вместо пик
Работали мотыги.

Чтоб честные
И преданные слуги

Служили
Справедливому владыке.

Чтобы велось хозяйство
Бережливо

Как во дворце,
Так и в простой деревне

И наша родина
Была счастливой

В своем могуществе
И славе древней.

Чтоб государь
Выслушивал советы

На благо
Правильных своих решений

И предкам
Рассказали мы про это

Во время наших
Жертвоприношений.

И, радуясь
Спокойствию столицы,

С невзгодами расставшись
И тоскою, —

Я б смог
В края родные возвратиться

И жить
В давно заслуженном покое.

Имперская гвардия,
Как говорят,

Быть может,
И очень храбра на войне,

Но грубое варварство
Этих солдат

С туфанями
Может сравниться вполне.

Я слышал
Народа китайского стон —

Плывут мертвецы
По великой реке.

А женщин и девушек,
Взятых в полон,

Терзают
От их деревень вдалеке.

Пять лет в Чэнду
Я нищим гостем прожил,

Потом в Цзичжоу
Прожил целый год.

Среди застав я заперт был —
И что же —

Вновь к дальним рекам
Путь меня ведет.

От бурь гражданских
Поседел я быстро,

Остаток дней,
Как чайка, буду жить.

Пусть государством
Ведают министры,

А старику
Довольно слезы лить.

Туман укрыл
Деревья на равнине,

Вздымает ветер
Темных волн поток.

Поблекли краски,
Яркие доныне,

Свежее стал
Вечерний холодок.

Забили барабаны,
И поспешно

Смолк птичий гам
У крепостного рва.

Я вспомнил пир,
Когда по лютне нежной

Атласные
Скользили рукава.

Цвет быстрой воды,
Омывающей склоны,

С чем может
Сравниться на взгляд, —

Не с черной ли тушью
И яшмой зеленой,

Когда они
Рядом лежат?

Гляжу я, как солнце
Блестит, пламенея,

Сквозь гребень
Зеленой волны —

И всю эту прелесть
Ты ценишь сильнее,

Придя
Из песчаной страны.

Мальчишки на лодках
Несутся, ликуя,

Проносятся мимо
Стрелой.

И белые чайки
С добычею в клюве

Летают
Над самой волной.

И эта,
Залитая светом картина,

Мне сердце
Пронзает сейчас.

Такой благодати,
Как здесь, над Цзялином,

Немного
В Китае у нас.