Архив стихотворений Дмитрия Минаева

О, художник, если взял ты
В руки посох пилигрима,
Чтоб узнать красоты Крыма,
Убежим из модной Ялты

В горы, дальше от движенья…
В тридцати верстах от шумной
Суеты ее безумной есть татарское селенье.

Не далась ему известность,
Об Алуште не кричали,
Но в Крыму найдем едва ли
Привлекательнее местность.

Оглянись! Здесь воздух чище,
Живописней вид — не так ли?
По горе гнездятся сакли,
С плоской кровлею жилища,

И сбегают горной кручей
Вниз, туда, где спит долина.
Слева — горы и вершина
Чатырдага: сизой тучей

Как чалмой она обвита;
Справа — море вечно плещет,
И под всей картиной блещет,
С горизонта до зенита,

Неба купол бирюзовый.
Сколько зелени и блеска!
Там, в листве садом, как резко
Выделяется суровый

Кипарис! А великаны,
Эти тополи, упрямо
Словно в небо рвутся прямо,
Как зеленые фонтаны.

Тишина кругом. Порою
Грянет выстрел отдаленный,
И орел, им пробужденный,
Пролетает над горою.

Плоский берег. В час купанья
Всюду видны, здесь и там,
Разноцветные костюмы
В море плавающих дам.

Тут и дети, как амуры,
С криком плещутся, шалят;
Вот с горы, в покрове белом
С головы до самых пят,

Сходит к морю молодая
Мусульманка, словно тень
В белом саване. На небе
Тихо гаснет алый день

И румянит профиль горных,
Светом залитых, вершин.
Чу! К молитве правоверных
Призывает муэдзин;

А вдали, в волнах, дельфины,
Эти клоуны морей,
Кувыркаются, играют
В дикой резвости своей.

Вот он, южный берег Крыма!
Я, на этом берегу
Набираясь впечатлений,
Их как скряга берегу.

Эта чудная природа
Никогда не надоест.
Что за бархатныя ночи
При сияньи ярких звезд!

Что за воздух, что за небо,
Золотистое с утра!
Восклицательные знаки
Так и просятся с пера.

Что за блеск! К нему доныне,
Право, глаз мой не привык…
Кто здесь скажет, что на солнце
Пятна есть, тот — клеветник.

В окна днем я вижу море,
Ночью море слышу я:
Вечно ропщет и сверкает
Волн стальная чешуя.

Полный неги и дремоты,
Иногда в полдневный зной
Не струится воздух, скован
Непробудной тишиной;

В неподвижности ленивой
Спят долины и леса,
И жужжащих насекомых,
Птиц стихают голоса.

Только морю незнакома
Опьяняющая лень:
Гул прибоя и отбоя
Не смолкает ночь и день.

Ещё свежее предание

Когда в челе своих дружин,
Победу празднуя заране,
Стоял Аксаков Константин, —
Мужали духом все славяне.

«Маяк», дремавший столько лет,
Вновь проявил свой голос смелый,
И «Москвитянина» скелет
Забыл в гробнице саван белый.

Пронесся клик: «О смелый вождь,
Пробей к народности ты тропу,
Лишь прикажи: каменьев дождь
Задавит дряхлую Европу;

Иди, оставь свой дом и одр, —
Кричат славянские витии, —
И всё, что внес в Россию Петр,
Гони обратно из России.

Верь прозорливости друзей:
Назад, назад идти нам надо!
Для этих западных идей
Безумны милость и пощада».

И вождь им радостно внимал,
Бичуя Запада пороки.
«Мы постоим, — он восклицал, —
За честь «народной подоплеки»!»

В негодовании в те дни
Славяне фраки с плеч срывали,
И за Москвою жгли огни,
И на кострах их сожигали;

Славяне в мурмолках, в бобрах
Сидели, с злобою циклопа,
И ждали — скоро ли во прах
Падет разбитая Европа.

Но время шло. Редел их круг,
Не улыбалась им победа;
Среди усилий и потуг
Угасла «Русская беседа»;

Перун угрюмый, чтимый встарь,
Упал, крапивой зарастая,
И только «Светоча» фонарь
Чадил, кого-то примиряя.

Во тьме гробов своих немых
Лег за боярином боярин,
Осталось двое только их:
Иван Аксаков и Самарин.

Разбит славянский их кумир,
Едва мерцает «День» в тумане,
И одиноко в новый мир
Глядят последние славяне.

Они глядят — и взор их ждет:
Вот богатырь Илья очнется,
Перун поднимется, — вот-вот
Вся Русь старинная проснется.

Ответа нет. Тот век почил;
И вот, собрав остаток силы,
У позабытых двух могил
Сошлись на пир славянофилы.

Сошлись и молвили они:
«Вот здесь, средь дедовских угодий,
Нам близки только в эти дни —
Один Кирилл… один Мефодий».

Пируют… речи их мертвы,
Бессильны гневные угрозы;
На дно широкой ендовы
Они роняют только слезы.

И вдаль, угрюмо, сквозь туман
Глядят последние славяне, —
А им Погодин, как баян,
Читает спичи на кургане.

Я, жены севера, ныне с участием
К вам обращаюсь с благими советами,
Ваше развитье считая несчастием,
Вашу ученость — дурными приметами.

Пусть перед мудростью женскою муж иной
Рад предаваться в душе умилению, —
Встретясь с Авдотьей Никитишной Кукшиной.
К новому я прихожу убеждению.

Женщины севера, в помыслах строгие,
Анны, Варвары, Лукерьи и Софии!
Бойтесь вы физики, эмбриологии,
И математики, и философии.

Бойтесь, как язвы, якшаться с студентами,
В Думе на лекциях, в аудитории;
Но развлекайтесь нарядами, лентами,
Вместо всеобщей и русской истории.

Лучше держитесь порядка вы старого!
Скучно ведь думать и чувствовать заново.
Замуж идите — но не за Базарова,
А уж скорее за Павла Кирсанова.

Знайте, о женщины: эмансипация
Лишь унижает сословье дворянское;
Вдруг в вас исчезнет опрятность и грация,
Будете пить вы коньяк и шампанское.

Сбросив наряды душистые, бальные,
Станете ногти носить безобразные,
Юбки, манишки, белье некрахмальное
И разговаривать точно приказные.

Нет, позабудьте все пренья бесплодные,
Будьте довольны, как прежде, рутиною;
Вечно нарядные, вечно свободные,
Бойтеся встретиться с мыслью единою.

Чем утомляться в ученых вам прениях,
Лучше хозяйкою быть полнокровною,
«Дамой, приятной во всех отношениях»
Или Коробочкой, Дарьей Петровною.

Любезный друг Шекспир, талантлив ты — не спорим,
Тебе соперников не часто я встречал,
Но всё же, признаюсь, с большим смотрю я горем,
Какую ложную дорогу ты избрал.

Ты слишком горд, Шекспир, друзей забыл советы:
Тебе б всё древний мир, старинных хроник тьма,
Где лишь какие-то Отелло да Макбеты
Иль датский принц, спрыгнувший вдруг с ума.

Дай лучше драму нам, без всяких дальних споров,
Военный быт рисуй, жизнь лагеря раскрой,
Где б на коне скакал великий наш Суворов
И манием руки за строем двигал строй.

Ты вместо Дездемон, Корделий и Офелий,
Без деклараторских ходулей и прикрас,
На сцену выведи Ефремовских камелий —
Тогда, тогда, Шекспир, почтут тебя у нас.

Михаил Розенгейм

Если дурен народ, если падает край,
Зло проникло в него глубоко,
Легкомысленно в том не тотчас обвиняй
Учрежденья, законы его.
Осторожно вглядись, обсуди и тогда
К убежденью, быть может, придешь,
Что в народе самом затаилась беда,
Что закон сам собою хорош. {*}

Михаил Бурбонов

Если выйдет мужик из дверей кабака
И его расшатает травник,
Ты скажи, указав на него, мужика:
«Утопает в разврате мужик».
И тогда откупам сладко гимны запой:
«Журналистика наша слепа:
Ведь в народе самом затаился запой,
Не виновны ни в чем откупа».

Михаил Розенгейм

Если зол ты на свет, точно правду любя,
То не тронь в нем порядка вещей,
Но исправь-ка сперва, мой почтенный, себя,
Отучи от неправды людей. {*}

Михаил Бурбонов

Если ты по призванью совсем не поэт,
Но его только носишь ты сан,
Не сердись на людей, что твой каждый куплет
Им ужасней, чем сам кукельван.

Михаил Розенгейм

Если жидкость дурна, если скислось вино,
То, куда ты его ни налей,
Только каждый сосуд замарает оно,
Но не будет, не станет светлей. {*}

Михаил Бурбонов

Если ты благороден, как истинный росс, —
Полицейских ни в чем не кори,
Но по улицам невским не жги папирос
И сигар никогда не кури.

Михаил Розенгейм

Если сплав нехорош, если дурен металл,
То, какой ни придай ему вид,
В каждой форме, куда б отливать ты ни стал,
Он пороки свои сохранит. {*}

Михаил Бурбонов

Если будешь журнал издавать на Руси,
Хоть у нас их порядочный рой, —
По кварталам билеты везде разноси
И при будках подписку открой.

Михаил Розенгейм

Ведь не случай один правит миром, о нет!
И застою не может в нем быть,
И дух века подаст в свое время совет,
Как и что в нем должно изменить. {*}

Михаил Бурбонов

Если в жизни застой обличитель найдет,
Ты на месте минуты не стой,
Но пройдися по комнате взад и вперед
И спроси его: где же застой?
________________
{*} — Стих М. Розенгейма. 1858 г. СПб.

1

Ты предо мною сидишь;
Весь я горю от любви:
Ум я теряю всегда,
Если сидим vis-a-vis.

Сядь же напротив меня
Или к себе подзови:
Будем мы молча сидеть
Целую ночь vis-a-vis.

2

Тихая звездная ночь.
Друг мой, чего я хочу?
Сладки в сметане грибы
В тихую звездную ночь.

Друг мой, тебя я люблю,
Чем же мне горю помочь?
Будем играть в «дурачки»
В тихую звездную ночь.

Друг мой! Умен я всегда,
Днем я — от смысла не прочь.
Лезет в меня ерунда
В теплую звездную ночь.

(Посвящается детям, начинающим учиться российской азбуке)

Бросив газет беспорядки
И отрицания сети,
Будем играть хоть в загадки,
Милые дети!

Будем, вверяяся року,
Чужды задорного спора,
Всё понимать по намеку
Быстро и скоро.

Дети! в вас эти таланты
Крепки с самой колыбели…
Ну, так сыграемте в фанты
Мы, в самом деле!

Классную доску я вытер.
Слушать! займемся мы делом:
Азбуки тридцать шесть литер
Вывел я мелом.

Аз — первый фант, нас зовущий!
Кто же враг западных фраков,
Западной прессы гниющей?
Кто же? — А… [*]

Кто о погибели края
С эманципацией женской
Воет, нам ад предрекая,
Кто? — А…

Новая литера: Буки!
Кто, русский эпос прославив,
Сделался дивом науки?
Кто же?.. — Б…

Кто в фельетонах (чуждаясь
Всяческих истов и илов)
В прессу явился, ругаясь?
Кто же?.. — Б…

Литера Веди! В народе
Кто для журнальных курьезов
Гейне терзал в переводе?
Кто? — В…

Вот подошли и к Глаголю.
Кто же над «бомбами» века
В жизни наплакался вволю?
Кто же? — Г…

В чьих песнопеньях, о дети!
Каждая строчка — слезинка?
Кто всех скучнее на свете?
Кто ж это? — Г…

Вот и Добро вам на смену.
Кто (и его ждет оценка)
Вывел животных на сцену?
Кто же? — Д…

Кто для российского мира
Вечно был скучен и длинен?
Кто обрусил нам Шекспира?
Кто же? — Д…

Кто . . . . . . . . . .
Пишет «заметки» сурово?
Дети все плачут, услыша
Имя?.. — К…

Кто земляков из Парижа
И из его ресторанов
Гонит?.. Малютка, пойми же —
Кто он? — К…

Кто постоянно рифмуем
С рифмой избитою: «невский»?
Кто свистунами волнуем?
Кто он? — К…

Кто одиноко и сиро,
В битвах ослабнувший вскоре,
Бросил свой жезл триумвира?
Кто ж это? — К…

Вот и Мыслете. О, кто ты,
Славивший в лютом угаре
Разные тяжкие льготы?
Кто? — М…

Кто под охраной Покоя
Стал для науки негоден?
Дети! шепну на ушко я —
Это… П…

Литера Слово. Загадки
Смысл, вероятно, понятен:
Ржет в постоянном припадке
Только… С…

Кто он, сорвавший гиматий
С музы афинской в час сплина,
Пост завещавший для братии?
Кто он? — Щ…

Кто он, воспевший нам лозы,
В деле наук — Собакевич,
Бюхнеру славший угрозы?
Кто он? — Ю…

Здесь остановимся, дети!
Что ж, непонятно вам? или
Новые ребусы эти
Вы разрешили?
_______________________
[*] — Вот разгадки всех загадок по порядку: Аксаков, Аскоченский, Буслаев, Безрылов, Водовозов, Громека, Глинка, Дьяченко, Дружинин, Катков, Касьянов, Краевский, Корн, Молинари, Погодин, Скарятин, Щербина, Юркевич.

В собственном сердце и уме человека должна быть внутренняя полиция…

Н. Павлов

От увлечений, ошибок горячего века
Только «полиция в сердце» спасет человека;

Только тогда уцелеет его идеал,
Если в душе он откроет бессменный квартал.

Мысль, например, расшалится в тебе не на шутку —
Тотчас ее посади ты в моральную будку;

В голову ль вдруг западет неприличная блажь —
Пусть усмирит ее сердца недремлющий страж;

Кровь закипит, забуянит в тебе через меру —
С ней не стесняясь, прими полицейскую меру,

Стань обличителем собственной злобы и лжи
И на веревочке ум свой строптивый держи.

Знайте ж, российские люди, и старцы и дети:
Только «с полицией в сердце» есть счастье на свете.

Гражданские мотивы

Я не Пятковский, а другой
Еще неведомый избранник…

Солнце весны улыбается кротко.
В сердце усталом тоска:
Верно, когда-нибудь злая чахотка
Гонит долой с чердака.

В поле всех манит румяное лето —
Мысль моя бродит во тьме:
Где-нибудь, верно, без ласк, без привета
Узник томится в тюрьме.

Ветер осенний проносится, плача, —
Ужасом скорчен мой рот:
Бьет тебя палкой, несчастная кляча,
Грубый фургонщик-деспот.

Зимнею ночью скорблю я: дика ты,
Нашей планеты судьба!
Господи! скоро ли южные штаты
Снимут ошейник с раба?..

1

В нашем городе жизнь улыбается
Всем, кто в городе только живет,
И невольно слеза проливается,
Если ступишь ногой из ворот.

2

Мостовой крыта площадь базарная,
Тротуар, как картинка на вид,
Аккуратна команда пожарная,
В фонарях керосин здесь горит.

3

Здесь начальство гнушается взятками,
И привычки такие давно
Называют привычками гадкими:
«Брать-де стыдно теперь и грешно».

4

Городничий у нас… городничего
Мы такого не сыщем нигде
(Не всегда лишь умеют постичь его) —
Он любому поможет в беде.

5

Наш исправник без всякого норова,
Ведь хмельного и в рот не берет,
А поймает он вора которого —
То его со слезами дерет.

6

Наш судья же не тронет и волоса,
Если видит, что прав человек,
И в статейках издания «Голоса»
Одобряет он нынешний век.

7

Сплетни, пьянство, с семейством баталии —
Их не знает у нас гражданин;
Здесь у женщин высокие талии
И высокая честь у мужчин.

8

В нашем городе жизнь улыбается
Всем, кто в городе только живет.
И невольно слеза проливается,
Если ступишь ногой из ворот.

1

В нашем городе жизнь улыбается
Прощелыгам одним да ворам;
Что ни шаг — то душа возмущается,
Как пойдешь по уездным дворам.

2

Залита грязью площадь базарная,
И разбитый гниет тротуар;
Здесь нередко команда пожарная
Прикатит без воды на пожар.

3

Всё начальство пропахло здесь взятками.
Всем берут — что кладут на весы:
Ситцем, сахаром, чаем, лошадками
И, пожалуй, куском колбасы.

4

Здесь обычай такой городничего:
Если в лавку поедет жена —
Говорит: «Ты, смотри, не купи чего —
Лавка даром давать мне должна».

5

Наш исправник старинного норова,
Пьет за двух он тринадцатый год,
А уж грабит — так грабит он здорово
Да и ухом себе не ведет.

6

Не боясь обличенья столичного,
Лихоимством живет наш судья;
По словам стихотворца отличного:
«При колодце пустынь он бадья».

7

Сплетни, карты, баталии с женами,
Вот и всё, что встречаешь у нас;
С крючкотворами теми прожженными
Не зевай, попадешься как раз.

8

В нашем городе жизнь улыбается
Прощелыгам одним да ворам;
Что ни шаг — то душа возмущается,
Как пойдешь по уездным дворам.

Я, обожая панну Лизу,
Меж двух огней попал, как в ад:
Любовь — влечет меня на мызу,
Долг службы — тянет на парад.

О панна! вы меня зовете,
Я — подлетел бы к вам к крыльцу,
Но — служба ждет… (Фельдфебель, роте
Вели сбираться на плацу.)

Любовью вся душа объята,
В груди, как в бане, горячо.
(Команды слушайся, ребята!
Равняйся! смирно! на пле-чо!)

Дождусь ли с панной встречи новой!
Как сабля, блещет панны взгляд!..
(Штык на себя, эй ты, фланговый!
Зарубкин! подтяни приклад!)

Она теперь, наверно, дома
И приготовила мне грог…
(Учебным шагом в три приема!
Носок вытягивать, носок!)

От нежных ласк ее тупею,
Готов ягненком кротким лечь!..
(Пучков! — не чистил портупею!
За это буду больно сечь!)

Любовь и — подчиненье старшим!..
Нет, долг служебный верх берет!
(Равняйся! смирно! скорым маршем!
Глаза направо! грудь вперед!)

Довольно! Вижу я в окошке,
Платком мне панна машет там!
(Ребята, вольно! ружья в сошки
И расходитесь по домам.)