Архив стихотворений Алексея Жемчужникова

Средь сонма бюрократов умных
Я лестной чести не искал
Предметом быть их толков шумных
И поощряющих похвал.

Я знал их всех; но меж народом
Любил скрываться я в тени,
И разве только мимоходом
Привет бросали мне они.

Моих, однако, убеждений
Благонамеренность ценя,
Иной из них, как добрый гений,
Порою в гору влек меня.

Казалось, к почестям так близко
И так легко… да, видно, лень
Мешала мне с ступени низкой
Шагнуть на высшую ступень.

Мы не сошлись… Но в нраве тихом
Не видя обществу вреда,
Они меня за то и лихом
Не поминают никогда.

О, я достоин сожаленья!
К чему же я на свете жил,
Когда ни злобы, ни презренья
От них ничем не заслужил?

В час поздних сумерек я вышел на дорогу;
Нет встречных; кончился обряд житейский дня;
И тихий вечер снял с души моей тревогу;
Спокойствие — во мне и около меня.

Вот облака ползут, своим покровом мутным
Скрывая очерки знакомых мне вершин;
Вот парус, ветерком изогнутый попутным,
В пустыне озера виднеется один.

Вот к берегу струи бегут неторопливо;
Чуть слышен плеск воды и шорох тростника;
И прерывает строй природы молчаливой
Лишь мимолетное гудение жука.

Нет, звук еще один я слышу; он заране
Про смерть мне говорит, пока еще живу:
То с яблонь или с груш, стоящих на поляне,
Отжившего плода падение в траву.

Сурово для ума звучат напоминанья;
А сердце так меж тем настроено мое,
Что я, внимая им, не чувствую желанья
Теперь ни продолжать, ни кончить бытие.

Изведал радости я лучшие на свете;
Пришел конец и им, как эта ночь пришла…
О, будьте счастливы, возлюбленные дети!
Желанье пылкое вам шлю в моем привете,
Чтоб длилась ваша жизнь отрадна и светла!..

Скворушка, скворушка! Глянь-ко, как пышно
Дерево гибкие ветви развесило!
Солнце сверкает на листьях, и слышно,
Как меж собой они шепчутся весело.

Что ж ты сидишь такой чопорный, чинный?
Что не летаешь, не резвишься, скворушка?
Хвостик коротенький, нос зато длинный,
Ножки высокие, пестрое перышко.

Вскочишь на ветку, соскочишь обратно;
Смотришь лениво на листья зеленые;
Петь не поешь, а бормочешь невнятно,
Будто спросонья, слова заученные.

Ты удивления, птица, достойна;
Этаких птиц на свободе не видано;
Очень уж что-то смирна и пристойна —
В клетке, знать, вскормлена, в клетке воспитана.

Скворушка, скворушка, ты с непривычки
Чуешь на воле тоску и лишения;
Ты ведь не то, что все прочие птички,
Дружные с волею прямо с рождения.

Вон как играют! Высоко, высоко
В небе их стая нестройная носится;
В поле, в лесу, за рекою далеко
Слышится звонкая разноголосица.

В ту пору знойную, когда бывают грозы
И ночи пред дождем прохладны и теплы;
В саду бушует ветр; в аллеях, полных мглы,
Дубы качаются и мечутся березы;
И ты в шумящий сад, один, в такую ночь
Пойдешь на тайное свиданье в час условный, —
Умей обуздывать игру мечты любовной,
Старайся страстное влеченье превозмочь.
Не представляй себе, пока желанной встречи
Миг не настал еще, как трепетную грудь,
Ланиты жаркие и молодые плечи
Ты будешь лобызать свободно. Позабудь,
Как прежде их ласкал. Послушный нетерпенью,
Вслед за мелькнувшею в куртине белой тенью
Ты не спеши. Вот тень еще. Взгляни назад —
Вон пробежала тень… и там, и там… Весь сад
Наполнен по ночам тенями без названья.
В дали темнеющей послышится ли зов —
Не обращайся вспять, не напрягай вниманья…
Тот голос не ее. Здесь много голосов,
Под гнетом чуждой нам, какой-то странной грезы
Ведущих меж собой невнятный разговор
Иль порознь шепчущих… Как страстен этот хор!
То вздохи томные послышатся, то слезы…
Вокруг тебя обман; но правда впереди.
Тебя ждет счастие, и ты спокойно жди.
И трепетом твой дух займется сладострастным,
Когда вдруг шепотом таинственным, но ясным
«Я здесь» произнесут знакомые уста;
И взгляда зоркого виденье не обманет,
Когда увидишь ты: рука из-за куста
Тебя и с робостью и с нетерпеньем манит.

Неизбалованный поэт,
Я в добрый час, сверх ожиданья,
Успел привлечь к себе вниманье
Уже на позднем склоне лет.
Благодаря стихотвореньям
Мне посвящается хвала
За неподатливость внушеньям
Нас усыпляющего зла.
«Словам забытым» зная цену,
Да, ничего я не забыл,
И суд сограждан не клеймил
Меня ни разу за измену.
И вот, сочувствие мне есть,
Есть отклик песням запоздалым…
Недостает лишь только честь
Уколов мне сердитым жалом
За верность вечным идеалам…

Чтоб мне в моих скорбях помочь,
Со мной ты плакала, бывало…
Теперь не плачь! Пускай, как ночь,
Когда дождей пора настала,
Один я молча слезы лью,
Храня, как тайну, грусть мою.

То грусть порой по старом счастье…
Ее сравнить могла бы ты
С тоской стебля, когда ненастье
Вдруг оборвет с него цветы
И унесет их вдаль, куда-то,
Откуда нет уже возврата.

Порой грущу, что стар уж я;
Что чую смерти близкий холод
И жуткий мрак небытия, —
Меж тем как я — душою молод,
И животворный сердца пыл
Еще с летами не остыл.

Не надо звуков скорбной неги;
Не надо старческую грусть
Принаряжать в стихах элегий.
А если плачется — ну, пусть —
Коль сердцу есть в слезах отрада;
Но слез рифмованных — не надо!

Лишь вступит жизнь в такую пору,
Когда конец всё ближе к ней,—
Былое умственному взору,
Представши, видится ясней.

И как страстей шумела буря,
И как боролась с правдой ложь,—
Седую голову понуря,
Припомнишь всё — и всё поймешь.

На прожитое взглянешь прямо,
То с краской счастья, то стыда;
И пред тобой, как панорама,
Проходят дальние года…

Так поздней осенью, порою,
Когда летит увядший лист
И, разрежен от мглы и зною,
Спокойный воздух свеж и чист,

В часы, когда уж солнце низко,—
На озаренной им земле
Даль подступает к нам так близко,
Так ясно всё, что было в мгле.

Вступил я в жизнь к борьбе готовый, —
Но скоро кончилась борьба!..
Неумолим был рок суровый
И на меня надел оковы,
Как на мятежного раба.
Покорно нес я злую долю,
И совесть робкая лгала;
Она меня на свет, на волю
Из тьмы безмолвной не звала.
Шла мимо жизнь, шло время даром!
Вотще я братьев слышал стон, —
Не ударял мне в сердце он
Больным, сочувственным ударом…
Когда теперь смотрю назад,
На время юности порочной, —
Среди пустыни, в тьме полночной
Блуждает мой печальный взгляд.
Вот мной пройденная дорога…
Ее предательский изгиб
Вел к страшной бездне!.. Много, много
Из нас погибло… Воля бога
Меня спасла, — я не погиб.
Но не стою я горделиво,
Увенчан славою побед…
Еще в душе воскресшей нет
С минувшим полного разрыва.
Я долго жил средь скверн и зол!
У их нечистого подножья
Тупела мысль, немел глагол,
Изнемогала сила божья.
Ещё я трепетом объят,
Еще болит живая рана
И на меня, как из тумана,
Виденья прежние глядят;
И, полн знакомой мне боязнью,
Еще я взгляды их ловлю,
Мне угрожающие казнью
За то, что мыслю и люблю…

Когда, ещё живя средь новых поколений,
Я поздней старости заслышу тяжкий ход,
И буря пылких чувств, восторженных стремлений
И смелых помыслов в душе моей заснет, —
Тогда с людьми прощусь и, поселясь в деревне,
Средь быта мирного, природы чтитель древний,
Я песни в честь ее прощальные сложу
И сельской тишины красу изображу.
Пойду ль бродить в полях, я опишу подробно
Мой путь среди цветов, растущих вдоль межи,
И воздух утренний, и шорох спелой ржи,
Своим движением морским волнам подобной.
Под вечер сяду ли к любимому окну, —
Я расскажу, как день на небе догорает,
Как ласточка, звеня, в лучах его играет,
А резвый воробей уже готов ко сну
И, смолкнув, прячется под общую нам крышу;
Скажу, что на заре вдали я песню слышу…
На всё откликнется мой дружелюбный стих;
Но, боже, до конца оставь мне слух и зренье,
Как утешение последних дней моих
И уж единственный источник вдохновенья!..

Когда очнусь душою праздной
И станет страшно за себя, —
Бегу я прочь с дороги грязной,
И негодуя, и скорбя…
Болящим сердцем я тоскую
И узы спутанные рву;
И с неба музу мне родную
В молитве пламенной зову…

Когда ж на зов она слетает,
Как летний сумрак хороша,
И искаженная душа
Свой первообраз в ней узнает, —
Как больно, следуя за ней,
В ту область, где светлей и чище,
Переносить свое кладбище
Погибших звуков и теней!..

Свершилось чудо!.. Червь презренный,
Который прежде, под землей,
Плодясь в стыде и потаенно,
Не выползал на свет дневной;
Который знал в былые годы,
Что мог он только воровски
Губить богатой жизни всходы,
В тиши подтачивать ростки, —
Преобразясь, восстал из праха!
Ничтожный гад стал крупный зверь;
И, прежнего не зная страха,
Подчас пугает сам теперь.
Заговорив людскою речью,
Как звери сказочных времен,
Как бы природу человечью
Порой выказывает он.
Знать, с классицизмом воротился
Мифологический к нам век:
Ни жеребец, ни человек —
Кентавр в России народился.
Носясь то вдоль, то поперек
По нашим нивам, весям, градам;
Кидая грязью с резвых ног,
Взметая пыль, лягая задом, —
Когда он, бешеный, бежит,
То с конским ржанием, то с криком,
И топчет все в порыве диком, —
Сама земля под ним дрожит!..
И утомясь, но все же гордый,
Что совершил безумный бег,
С своей полуживотной морды
Он пеной фыркает на всех…
И все сторонятся, робея,
Чтоб он не мог кого-нибудь —
Приняв, конечно, за плебея —
Иль оплевать, или лягнуть.
В ляганье вся задача скрыта;
Вся сила — в мускулах ноги…
Какая ж мысль, давя мозги,
Приводит в действие копыта?
Судя по всем чертам лица,
Нет мысли! Кроме разве задней..
Зато природа жеребца
В нем совершенней и приглядней.
Что за хребет! и что за рост!
Налюбоваться мы не можем!
Как гордо он вздымает хвост,
Своею мыслию тревожим…

Иных мыслителей в Москве
Теперь, по-видимому, бесит,
Что, стать пытаясь во главе,
Кентавр меж нами куролесит.
Им злой почудился в нем дух;
Глядят вперед они тревожно…
С их стороны такой испуг
Мне непонятен. Невозможно
Играть бесплоднее в слова
Иль заблуждаться простодушней…
Ведь ты ж сама была, Москва,
Его заводскою конюшней!..

Меж тем как мы вразброд стезею жизни шли,
На знамя, средь толпы, наткнулся я ногою.
Я подобрал его, лежавшее в пыли,
И с той поры несу, возвысив над толпою.
Девиз на знамени: «Дух доблести храни».
Так, воин рядовой за честь на бранном поле,
Я, счастлив и смущен, явился в наши дни
Знаменоносцем поневоле.

Но подвиг не свершен, мне выпавший в удел, —
Разбредшуюся рать сплотить бы воедино…
Названье мне дано поэта-гражданина
За то, что я один про доблесть песни пел;
Что был глашатаем забытых, старых истин
И силен был лишь тем, хотя и стар и слаб,
Что в людях рабский дух мне сильно ненавистен
И сам я с юности не раб.

Последние мои уже уходят силы,
Я делал то, что мог; я больше не могу.
Я остаюсь еще пред родиной в долгу,
Но да простит она мне на краю могилы.
Я жду, чтобы теперь меня сменил поэт,
В котором доблести горело б ярче пламя,
И принял от меня не знавшее побед,
Но незапятнанное знамя.

О, как живуча в нас и как сильна та ложь,
Что дух достоинства есть будто дух крамольный!
Она — наш древний грех и вольный и невольный;
Она — народный грех от черни до вельмож.
Там правды нет, где есть привычка рабской лести;
Там искалечен ум, душа развращена…
Приди; я жду тебя, певец гражданской чести!
Ты нужен в наши времена.

О, друг ты мой,— как сердца струны
Все задрожали, все звучат!..
И лет минувших призрак юный,
Манящий издали назад;
И призрак старости жестокой,
Вперед торопящий меня,
Туда, к той грани недалекой,
Где нет уж завтрашнего дня;
И тех судьба, кто сердцу милы,
Кому черед пожить теперь;
И молчаливые могилы —
Моих владетели потерь…
Как бы смычком, порой так больно,
Вся жизнь по сердцу поведет,—
И сердце бедное невольно
Под ним и плачет, и поет.

Тебе, знать, невтерпеж,
Когда, в минорном тоне
Заладивши, поешь
О собственной персоне.
Уж будет о себе
Да о своем несчастье!
В общественной судьбе
Пора принять участье.
Взгляни — со всех сторон
Как тучи понависли!
Достаточный резон —
Пропеть бы в этом смысле.
Отчизны добрый сын
Не станет спать под тучей;
Совет — и не один —
Он даст на этот случай;
Уж каждый дал из нас;
И ты предстал бы с мненьем,
Добром руководясь
И крайним разуменьем.
Сказал бы: «Господа!
Проснулись? С добрым утром!
Стряслась на нас беда
В покое нашем мудром.
Славяне стяг войны
Подняли за свободу…
Ведь мы помочь должны
Родному нам народу!..
История нас ждет,
Развязки час назнача…
С славян снять рабства гнет —
Не наша ли задача?..
Так!.. Но спросить дозволь,
О гражданин России,
Тебе к лицу ли роль
Славянского Мессии, —
Теперь, каков ты есть,
Еще вдобавок зная,
За что, питая месть,
Враждует смелый «райя»?
И голоден, и наг,
Поклялся взять он с боя
Своих духовных благ
Имущество святое…
А ты?.. Хотя из уст
И льются речи плавно, —
Ведь так душою пуст
Ты был еще недавно!
Увы! страдальцев брат,
Ты братьям чем поможешь?
Каким добром богат?
Что обещать им можешь?
И где твои права?
Что русский, мол, ты истый?
А на руки сперва
Взгляни-ка! Разве чисты?
Что если братчик твой
Тебе сам скажет: «Друже!
Коль примется родной
Нас пачкать — будет хуже!»
Ох, засорен твой путь!
И к нравственным победам
Тебе едва ль шагнуть
От спячки с пошлым бредом.
Пришлось нам низко пасть!
И пали-то с тех пор мы,
Как подняла нас власть.
Не вывезли реформы!
Не вышло ничего.
Всё, не дозрев, пропало.
Кругом — темно, мертво;
Нет сил, нет идеала;
И интерес один:
Кармана да желудка.
О русский гражданин!
Ужель тебе не жутко?..»

На лире ты своей
Вот так-то петь попробуй,
Да громче, не робей!
Ты с сердцем, а не с злобой…
Ведь, правду коль сказать,
В одном лишь мы и ловки —
Друг дружку лобызать
Да гладить по головке.
Прибавь, что трудно лжи
Стоять за правду в мире;
Да кстати уж скажи,
Что дважды два — четыре.
Но этим не кончай;
Ты вот чем песнь окончи:

«Бывает невзначай,
Что тот, кто низок нынче,
Назавтра стал велик.
То дух любви, повеяв,
Избранника воздвиг
Гигантом из пигмеев…
Что если в этот час
Кровавого событья
Уж осеняет нас
Святой любви наитье?
О, пусть же, нашу дрянь
С нас сбросив, эта сила
России скажет: «Встань!
Тебя я воскресила!»
И, с края в край полна
Любви животворящей,
Могла бы встать она,
Как Лазарь встал смердящий!»

Тут кончи. Хоть успех,
Конечно, под сомненьем,
Зато и вся и всех
Заденешь песнопеньем;
А то ведь это что ж!
О собственной персоне
Заладивши, поешь —
И всё в минорном тоне.

«Жарко, дедушка! Вставай-ка!
Ты под солнцем целый день…
Вон прохладная лужайка
И кругом от кленов тень».

— «Не прельщайте тенью, дети;
Нет, я с солнца не сойду!
Знаю сам, что клены эти
Хороши в моем саду.

Им годов теперь немало,—
Мне ровесники они…
Отдохните вы, пожалуй,
В освежающей тени;

Но прохлады не хочу я;
Этот зной меня живит.
Может быть, теплом врачуя,
Солнце дни мои продлит.

О небесное светило!
Озаряй меня и грей
На краю сырой могилы,
У предела ясных дней!

Дорожить нас старость учит
В жизни солнечным теплом.
Будет время!.. Как умрем —
В холодке лежать наскучит…»

Вослед за речью речь звучала:
«Народ, законность, власть, права…»
Что ж это? Громкие ль слова?
Или гражданские начала?..
Нет! Гражданин сословных прав
Ярмом на земство не наложит!
И возглашать никто не может, —
Народной думы не узнав
И от земли не полномочен, —
Что строй его правдив и прочен!
Тот строй законен и живуч,
Где равноправная свобода,
Как солнце над главой народа,
Льет всем живительный свой луч.
Во имя блага с мыслью зрелой,
И кроме блага — ничего!
Так вековое зиждут дело
Вожди народа своего.
А вас, сословные витии,
Вас дух недобрый подучил
Почетной стражей стать в России
Против подъема русских сил!

Ты на земле — я вижу, друг,—
Не легкомысленный прохожий.
Ты, полон дум, глядишь вокруг
И мир благословляешь божий.
В нем целей благость видишь ты
И соответствие причинам,
И сущность вечной красоты —
Разнообразное в едином.
Пытливой мыслию в тайник
Сил мировых ты проникаешь;
Ты изучаешь их из книг,
Ты их творящих созерцаешь…
Ты прав по множеству причин.
Да, наша хороша планета;
И, спора нет, машина эта
Искусней всяческих машин.
Колеса движутся без смазки,
Не притупляются зубцы;
И вопреки какой-то сказке,
Которой верили отцы,—
Вся целиком, без остановок,
Машина вечная идет…
И как отчетлив, чист и ловок
Ее огромный, сложный ход!
И то оказать: одна ошибка,
Немножко где-нибудь не так,
Чуть-чуть потише, слишком шибко.
И вместо мира — кавардак!
Подумать страх, что б это было,
Когда б земля — бог упаси!—
Свой долг вертеться вкруг оси
Хоть на мгновенье позабыла.
Или представь, что вдруг исчез
Закон Ньютонов тяготенья,—
Тогда б в обители небес
Все вознеслись без исключенья…
Мне эти случаи привесть
Хотелось только для примера.
Мир не блажит. Всему в нем есть
Свои законы, вес и мера.
Итак, ты прав, его хваля.
Коль исключим землетрясенья,
Кой-что еще,— то, без сомненья,
Вещь превосходная — земля.
Но есть явленье на земле же,—
Его законы уж не те.
Ты смотришь: равновесье где же?
И где ж враждебность к пустоте?
Ведь почва тощая, сухая
Небесной влаги больше пьет,
Чем пресыщенная до края;
А меж людей — наоборот.
Из них едят лишь те, кто сыты.
Что ж это значит? Почему?
Явленья этого уму
Еще законы не открыты.

Уж замолкают соловьи;
Уж в рощах ландыши завяли.
Во всей красе они цвели
Недели две, и то едва ли;
Хоть любовался я весной,
Но как-то вскользь и беззаботно…
Она мелькнула предо мной,
Подобна грезе мимолетной.

Пора мне, старцу, наконец,
Так наслаждаться всем под солнцем,
Как наслаждается скупец,
Когда любуется червонцем.
Меж тем как с милою землей
Разлука будет длиться вечно,—
Летят мгновенья чередой…
Что хорошо, то скоротечно.

Гляжу ль на детей и грущу
Среди опустелого дома —
Всё той же любви я ищу,
Что в горе так сердцу знакома…

К тебе, друг усопший, к тебе
Взываю в безумной надежде,
Что так же ты нашей судьбе
Родна и причастна, как прежде.

Всё мнится — я долгой тоской,
Так больно гнетущей мне душу,
Смущу твой холодный покой,
Твое безучастье нарушу;

Всё жду, что в таинственном сне
Мне явишься ты, как живая,
И скажешь с участьем ко мне:
«Поплакать с тобою пришла я»…