Твой пышный венчик фиолетов,
Твой корень ядом напоен
И — по преданиям поэтов —
Ты пастью Цербера рожден.
Туманит запах твой лукавый,
Твоя окраска взор влечет,
Но вкус твой гибельной отравой
Язык и губы едко жжет.
Ты, как любовь, в уме рождаешь
Созвездья пышных, пылких грез,
Но после болью поражаешь
И одыблением волос!
Ночь Греха
Ночное солнце — страсть!
В. Брюсов
Полночный мрак разверз объятья,
И в душу грешная мечта
Льет яд запретного заклятья,
И манит думу нагота.
К теням, бесстыдным и красивым,
Прикован мой горящий взгляд,
И я лежу над черным срывом,
Безумной жаждою объят.
И вот над ложем исступлений,
Залитых заревом стыда,
Взошла участница радений —
Злой Извращенности звезда.
Бушует Страсть, горит пожаром,
Лик Одиночества сожжен,
И — предана ночным кошмарам,
Душа впивает жгучий сон…
…Рассвет заглянет бледнолицый
Под мой увянувший покров —
И буду я немой гробницей
Бесстыдных дум и чадных снов,
И буду я туманной тенью
Меж лиц и призраков бродить
И ночи ждать, чтоб наслажденью
И дух, и тело посвятить.
Погребение любви
Здравствуй, мертвенная сонность!
Леденей покорно, кровь!
В черных волнах утонула
Искрометная влюбленность,
В тихом гробике уснула
Светодарная любовь!
Ночью злою, темнолонной,
В час, когда в пролет окна
Бьются бабочки метели,
Я — забытый и бессонный —
Сознаю, что улетели
И влюбленность, и весна!
Жутко тлеет час прощанья,
Чую — стынет в жилах кровь…
И покорно я свершаю
Чин последнего лобзанья
И навеки погребаю
В тихом гробике любовь!
Danse Macabre
Звуки музыки смеются,
В рюмках искрится ликер,
И к устам уста влекутся,
И во взоре тонет взор.
Миг счастливый! Миг блаженный!
Хмель волнует мозг и кровь,
Я покорный, пьяный, пленный,
Твой — продажная любовь!
Рюмки сброшенной осколки
С юбкой взвившейся летят,
И на ярко-красном шелке
Капли винные дрожат.
И на жгучий мрамор тела
Опуская жадный взор,
Я бестрепетно и смело
Отдаюсь тебе, позор!
Свет неясный тихо льется
Из дрожащих канделябр,
За стеной канкан смеется,
Мы танцуем danse macabre!
В амбаре
Под нами золотые зёрна,
В углах мышей смиренный писк,
А в наших душах непокорно
Возносит похоть жгучий диск.
Нам близок ад и близко небо,
Восторг наш хлещет за предел,
И дерзко вдавлен в груды хлеба
Единый слиток наших тел!
У дантистки
Сижу я в кресле, голову откинув.
В ее руке стальной пинцет блестит,
И тонкий запах девственных жасминов
Вокруг нее по комнате разлит.
Как будто червь мне злобно гложет челюсть,
Но — сквозь туман и огненную боль —
Ее движений замечаю прелесть
И черных кос сверкающую смоль.
Она — к моим губам приблизив руки, —
Вонзает в десны мне бесстрастно сталь:
И сладок мне укол, желанны муки,
И пытке злой отдать себя не жаль!
О, если б, крылья тяжкие раскинув,
Повисла надо мной навек болезнь,
И я впивал бы аромат жасминов,
И сердце пело бы признанья песнь!
В час разлуки
Посв. Вс. И. Попову
В час нежеланный, ненужной разлуки
Душу пронзила тоска.
Я целовал его белые руки,
Узкий рукав сюртука.
С трепетом сердца больного не сладил
И не удерживал слез;
Он мне задумчиво, ласково гладил
Пряди волнистых волос.
Остры, но сладки любовные муки!
Если бы вечно я мог
В час нежеланный, ненужной разлуки
Плакать у ласковых ног!
Любовь-нищенка
Посв. А.М.У.
Моя любовь на фею не похожа:
Убогой нищенкой ее верней назвать,
Что возле стен, прохожих не тревожа,
Бредет — и головы не смеет вверх поднять.
Подслеповатые потупив глазки,
Как виноватая, торопится она —
И взором дружеским иль словом ласки
Она, как молнией, была б поражена.
Лишь по ночам, во мраке злом и душном
И в одиночестве, упав в подушки ниц,
Мечтаю я о профиле воздушном
И черном бархате изогнутых ресниц.
Мечтаю я, стыдлив и безнадежен,
Ночная тишина, как море, глубока,
И шепот мой ласкателен и нежен,
И призрачен, как вздох морского ветерка.
А день придет, и я в глубинах сердца
Убогую любовь, как тайну, берегу.
Огнем горит в Эдем заветный дверца,
Но я открыть ее не смею, не могу…
Песенки о Беккине
Песенка 1-я. Вечерняя
Весел вечер за бутылкой
Искрометного вина,
Полон я любовью пылкой,
А Беккина уж пьяна!
К черту узы узких юбок,
Сладок тела зрелый плод!
Из бутона алых губок,
Как пчела, сосу я мед.
Смех Беккины все счастливей,
Поцелуи горячей,
И движенья торопливей,
И дыханье тяжелей…
Песенка 2-я. Предрассветная
Стекла окон побелели
Пред Мадонною лампадка
Гаснет, выгорев до дна.
Разметавшись на постели,
Спит моя Беккина сладко,
Зноем ласк утомлена.
Мне ж не дремлется, не спится;
Впился в сердце жгучим жалом
Неутомный Купидон.
И чтоб больше не томиться,
Я — к устам припавши алым,
Прерываю милой сон!
Песенка 3-я. Повседневная
Сидя на моих коленях,
Мне Беккина говорила:
«Что ты, милый, нос повесил?»
Отвечал я: «Нету денег!
Коль взяла б отца могила,
Стал бы счастлив я и весел!
Но надежд на это мало:
К жизни хрыч прилеплен плотно, —
И Амуру не слуга я!..»
Но Беккина хохотала,
Как ребенок, беззаботно,
Розы тела обнажая.
Песенка 4-я. Разлука
О, час печали! Любовь умчали ручьи разлуки!
От жгучей муки, от яда скуки цветы завяли,
Мой дух распяли и сердце сжали мне злые руки.
О, боль разлуки! Рыданий звуки гортань разъяли!
Я проклинаю, я презираю свою кручину:
Я гордо стыну и сердце в льдину я превращаю,
Я замираю… Но вспоминаю опять Беккину,
Очей пучину… и грудь… и спину… И вновь рыдаю!
Свидание
Двенадцать раз пробили часики
В пугливо-чуткой тишине,
Когда в плетеном тарантасике
Она приехала ко мне.
Вошла, шумя волнистой юбкою,
Волнуя музыкой шагов…
Я — руку ей целуя хрупкую, —
Пьянел от запаха духов.
С лица вуаль откинув длинную —
(Так тает на небе туман!), —
Она прошла — скользя, — в гостиную,
Чуть выгибая тонкий стан.
И повторился миг испытанный,
Опять пахнул на нас Апрель, —
И сон, восторгами напитанный, —
Открыл свою нам колыбель…
Победа любви
В стране рыдающих метелей,
Где скорбь цветет и дышит страх,
Я сплел на мертвых берегах
Венок из грустных асфоделей.
И лик, пылающий и бледный,
Я в высь немую обратил,
И тихий Коцит огласил
Мой гимн, певучий и победный.
К пеннорожденной Афродите
С нежданной силой я взывал
И громом песен поражал
Аидских змей живые нити.
Все ярче, громче звуки пели,
Все сердце полнила Любовь,
И сердца жертвенная кровь
Кропила щедро асфодели.
И, презрев адские угрозы,
Я песней чудо совершил —
И асфодели превратил
В огнепылающие розы!
Идиллия
О, сколько кротости и прелести
В вечерних красках и тенях,
И в затаенном робком шелесте,
И в затуманенных очах.
Мы словно в повести Тургенева:
Стыдливо льнет плечо к плечу,
И свежей веточкой сиреневой
Твое лицо я щекочу…
Искренняя песенка
Я до конца презираю
Истину, совесть и честь,
Только всего и желаю,
Бражничать блудно да есть.
Только бы льнули девчонки,
К черту пославшие стыд,
Только б водились деньжонки
Да не слабел аппетит.
Чичерин растерян и Сталин печален
Чичерин растерян и Сталин печален,
Осталась от партии кучка развалин.
Стеклова убрали, Зиновьев похерен,
И Троцкий, мерзавец, молчит, лицемерен.
И Крупская смотрит, нахохлившись, чортом,
И заняты все комсомолки абортом.
И Ленин недвижно лежит в мавзолее,
И чувствует Рыков веревку на шее.
Тоска по родине
Я сын мулатки и француза,
Родился я на корабле;
Мне поцелуй священный муза
Напечатлела на челе.
Попав в Париж, забыл я скоро
Родимый мой Мадагаскар,
И сладок стал мне яд позора
И оргий бешеных угар.
В ночных загаженных вертепах,
Абсентом горло опалив,
Под звуки песенок нелепых
Я был беспечен и счастлив.
А после пьянства — спозаранка
Сонет изящный был готов,
И получал я по два франка
За строчку сделанных стишков.
Так, не любя и не страдая,
Быть может, долго жил бы я,
Когда б не встреча роковая,
Когда бы не судьба моя!
На сцене, в маленьком шантане
Увидел женщину я раз
И, полн таинственных желаний,
Свести с неё не мог я глаз.
Она густым контральто пела,
Я слов её не понимал,
Но вся душа во мне горела
И руки я, дрожа, сжимал.
Она едва ль была красива,
Но на вопрос мой, кто она, —
Ответила: — «Тананариво!» —
И стал я пьян, как от вина.
С тех пор не знаю я покоя,
Я бросил сумрачный Париж,
Где все и всё вокруг чужое —
Дворцы, слова и гребни крыш.
Теперь я жду лишь парохода,
Чтоб плыть скорей в Мадагаскар,
Где ждет меня любовь, свобода
И новых, дивных песен дар!
Ах, не все ль равно
Ах, не все ль равно: татарин,
Русский, немец или жид,
Беглый каторжник иль барин, —
Я давно забыла стыд!
Только б звякали монеты,
Только б жгло язык вино!
Все мечты мои отпеты
И оплаканы давно.
Вспоминала раньше маму,
И подруг, и классных дам,
Но теперь всю эту драму
Я отправила к чертям.
Не скандалю, не мечтаю
В час безделья, по утрам,
А пою да вышиваю
Полотенце для мадам.
Предлагал один безусый
С ним вступить в законный брак,
Но замялся — чуть на бусы —
Попросила я трояк.
По субботам — после бани —
И ко всенощной хожу
И радостных рыданий,
Певчих слушая, дрожу.
Не кляну свою я долю,
Плачу так я, ни о чем —
И, наплакавшися вволю
Вновь иду в веселый дом.
И опять в шикарном зале,
Поднимая юбкой пыль,
Я танцую без печали
Со студентами кадриль!