Чем ни дальше от Жизни уходишь
В безответные дали пустынь,
Тем все больше Покоя находишь,
Тем все меньше богов и святынь.
Там вздыхаешь ты вольною грудью,
Там свободным себя сознаешь
И безмолвную песню безлюдью
В упоении силой поешь.
Неоконченные стихотворения
I.
На подушки склоняясь, в мир иной уносясь,
Я в покое пустом засыпал чутким сном,
И, смеясь, надо мной едва зримой волной
Проплывали бесплотные грезы.
Легкий шепот звучал, легкий звон замирал,
Словно вздох лепестка, словно шелест листка,
Этот звук волновал, и томя вызывал
На глаза мои слезы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
10 ноября 1903 С.Богородицкое
II.
И закат догорел, и печален восток.
Я не жду уж зари. Я совсем одинок.
Я — разбитый сосуд, я — примятый листок,
Тщетно ветер твердит о бескрайнем пути —
Ни желанья, ни сил нету дальше идти.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
12 декабря 1904 Орел
О, пустите
О, пустите! В безмолвную бездну уйдем,
Потеряемся в ней навсегда.
Там покой, там мы Счастье и Радость найдем —
Не вернемся назад никогда.
И хоть будем тогда меж людей мы ходить,
Будем пристально в лица смотреть,
Мы другой, Жизнью тайной для всех будем жить
И по-своему знать, и по-своему сметь.
Хорошо, хорошо средь бесплотных теней,
Что навеяны властной мечтой,
И заманчив покров безысходных ночей,
И их сумрак безмолвно-седой.
На глубокое дно невозвратных глубин
Не доносится жизненный звук.
Там Безмолвие лишь властелин,
Там нет горя, страданий и — мук!
Будто тело русалки
В наготе моих снов
Мне сказало: «Как жалки
Вы — рабы своих слов.
Вы — уродства весталки,
Люди серых домов».
И мучительно-яркий,
Как Безумья кошмар,
Ослепительно-жаркий
Злого Бешенства шар
Вспыхнул кругом отважным
В глубине золотой
И отдался протяжным
Стоном в глуби седой.
Он погас и молчала
Глубь заснувших аллей,
И не жить мне сначала
В снах Русалки моей.
Круговорот
Все, что раньше было силой,
В чем кипела бурно кровь —
Взято сумрачной могилой,
Тьмой Забвения унылой —
И не вспыхнет больше вновь.
И стихийной Злобы сказки,
И Любви безумной ласки —
Все прошло, как давний сон;
Смыты дней минувших краски,
Смолк недавний, мерный звон.
То, что ждем мы с дикой страстью,
Что влечет к себе теперь,
Время смоет грубой властью
И навек захлопнет к Счастью
Нас чарующую дверь.
Вере Сергеевне Алексиной
Вы — весеннее утро далекое,
Вы — как сказка минувших годов,
Вы — бездонно-прозрачно-глубокая,
Вы — мечта моих девственных снов.
Я при Вас вспоминаю забытое,
Сердце сладкую песню поет,
Вянут Грусти цветы ядовитые,
Тает душу окутавший лед.
Мне вольней и свободнее дышится,
Призрак Счастья всплывает опять,
Давний зов привлекающий слышится, —
Все за призрак готов я отдать!
Рабочий идет
Во мраке, в тумане, под вой непогоды
Идем мы спокойно и смело вперед.
Спокойно мы сносим удары невзгоды:
Борьба закалила рабочий народ.
Пускай угрожают нам тюрьмы стенами,
Пускай окружают нас злобой враги, —
Мы знаем, что Солнце заблещет над нами
И гордо-уверенны наши шаги.
Мы долго страдали, мы вынесли много,
Но больше ярма не хотим мы нести;
Мы к счастию грудью проложим дорогу
И нас не удержит никто на пути.
И с нашей победой замолкнут все стоны,
И горе исчезнет, и рабство падет;
Мы миру даруем иные законы…
Пустите ж, с дороги — рабочий идет.
Минуты унынья
Долго сном еще полным обмана
Будут люди бессильные спать
И тяжелою дымкой тумана
От них солнечный свет заслонять.
Много лет безотрадных промчится,
Много будет безрадостных дней,
Пока мир наш земной озарится
Красотой светозарных лучей.
И хоть знаем, что царство Свободы
Неминуемо к людям придет,
Все ж суровое время невзгоды
По сердцам исстрадавшимся бьет.
И тоскует душа от сознанья,
Что до светлой поры не дожить
И широкое море страданья
Не дает нам заснуть и забыть.
Но не вечны минуты бессилья,
И мы, к счастью, не вечно рабы,
И у нас — распускаются крылья,
Чтобы мчать нас на поле борьбы!
Две сказки
Расскажи мне про дальние страны,
Про сияющий светлый простор,
Где растут голубые туманы
Над вершинами царственных гор.
Расскажи мне о песнях печальных,
Что влюбленные звезды поют,
Расскажи мне в словах музыкальных
Про далекий блаженства приют.
Твоей лжи увлекательной грезы
Пусть далеко меня унесут:
Я люблю те пурпурные розы,
Что Мечты с Вдохновеньем плетут.
Расскажи же волшебную сказку,
Ты умел хорошо говорить…
Пускай сердце почувствует ласку
И безумную жажду любить.
Нет, мой друг, от сказки той воздушной
На душе лишь станет тяжелей,
Не блеснут огни во мгле сырой и душной
И не станет лучше и теплей.
Расскажу тебе я сказку, но — иную.
В ней кипит страдание и кровь,
В ней грешны, смертельны поцелуи,
В ней грязна бесцветная Любовь.
Эта сказка — Мир, слезами весь омытый,
Полный Злобы, Горя и Борьбы,
Богом Счастья издавна забытый,
Где живут лишь звери да рабы!
Но не бойся! Не страдай от страшного сознанья
Впереди — не мрак, не сон усталых мертвецов,
Впереди — рассвет, простор и ликованье,
Звон от тяжких разбиваемых оков!
Впереди горит Заря Свободы.
И тогда-то Мир иной наступит на Земле,
Навсегда замолкнет песня непогоды,
Прозвучит Проклятье холоду и мгле.
И тогда не нужно будет уноситься
В край иной, небесный, на крылах Мечты,
Потому что Счастье, Радость воплотится
На земле, и Гений светлой Красоты
Осенит земные, скорбные черты.
Феле
Если б ты, мой друг, любила, —
Ты б не знала размышлений,
Ты б о будущем забыла
И безумьем заменила
Время тягостных томлений.
Если б страсть тобой владела,
Как она владеет мной,
Ты бы стыд убить сумела,
И, одежды сбросив, смело
Ждала бури грозовой.
Мы забыли б однозвучной
И бесстрастной жизни ход,
Мы бы шаг размерный, скучный
Превратили в полнозвучный
Бурно-бешеный полет!
Сны страсти
Феле Павловой
Мне вчера до бешенства хотелось
Сжать ее в объятиях своих
И шептать ей ласково и нежно
Долгий сладострастья стих.
Я хотел в очах ее бездонных
Муку и тревогу утопить
И о мире, глупом и жестоком,
На груди у ней навеки позабыть.
Я хотел лобзать ее колени,
Аромат впивать разметанных волос…
О, вчера желанье единенья
Небывалым пламенем зажглось!
Но она ушла, не спев последней песни,
И слова мольбы погасли на устах,
И остался я бескрылый и печальный,
Заключенный в каменных стенах.
Боже, как она меня <нрзб>,
Сколько пытки было в снах моих.
Я б не вынес. Но меня живит надежда,
Что скажу я нынче ей вчерашний стих.
Она ушла и снова грудь
Ф. П.
Она ушла и снова грудь
Тоской мучительной объята,
И снова грустно сознавать
Мне близость раннего заката.
Видится край мне далекий
Видится край мне далекий,
Сном непробудным объятый,
В мрак погруженный глубокий,
Только Бессильем богатый.
Мертвые, скучные степи
В вечном молчаньи лежат,
Только позорные цепи,
Тишь нарушая, звенят.
Тяжко тот звон вековечный
Слушать для вольных людей,
Давит простор бесконечный
Мертвенно-тихих степей.
Хочется крикнуть там: «Братья!
Встаньте, довольно вам спать!
Иль Вы под гнетом проклятья
Будете вечно лежать?»
Крикнешь — не слышно ответа,
Голос над степью замрет.
Тщетно ты жаждешь рассвета —
Тьма все сильнее гнетет.
С вещим шумом тучи грозные
С вещим шумом тучи грозные
В темном небе собираются,
Вьюги снежные, морозные
Диким плачем заливаются.
Но иду я в даль туманную,
Страха нет в душе моей.
Вот она, борьбе желанная!
Сердце бьется веселей!
Пусть мятель меня бесстрастная
В ледяных руках сожмет.
Знаю твердо: — Солнце ясное
Надо мной опять взойдет.
И замолкнет шум карающий,
Расползется мрак ночной,
Трепет жизни вдохновляющий
Вознесется надо мной!
У меня есть презренье великое
У меня есть презренье великое,
Есть Любовь к недоступной мечте,
Жажда жизни безумная, дикая
И стремленье к последней черте.
Но скучна наша жизнь повседневная,
Вид угрюмых и бледных людей
Зажигает желание гневное,
Жажду сильных свободных речей.
И среди гробового молчания
Начинается праздник мечты!
И сквозь мрак в светозарном сиянии
Выплывают родные черты.
Чем-то веет от них призывающим,
И в больную разбитую грудь
Льется голос, как свет, ободряющий:
«Уходи. Улетай. Позабудь».
Белоснежные крылья могучие
Мчат меня в беспредельный простор,
И звучат кругом струны певучие
Над вершинами гордыми гор.
А исчезнут черты светозарные —
Снова солнце подернется тьмой
И крикливые речи базарные
Снова грудь мне отравят тоской.
Скоро окончился гимн торжествующий
Феле Павловой
(Свернувшей раньше времени с дороги)
Скоро окончился гимн торжествующий,
Скоро порвалась гитары струна!
То-то восторгом болтливо-ликующим
Встретит Вас Ваша «родная страна».
Снова потянется ночь беспросветная,
Душу туманы сожмут Вам тоской…
Доля мещанская, жизнь безответная,
Радость грошовая, жалкий покой!
Волнами ветер играет могучими…
Скучно молчание мертвых долин —
С вольными ветрами, с грозными тучами
Гордо промчусь я один!
Ждет ли победа меня, окрыленного,
Тайну ли страшную море хранит —
Чувством сверкающим в счастье влюбленного
Жаждой борьбы мое сердце кипит!
Я был разбит и измят
Уноси мое сердце в звенящую даль.
Фет
Феле П.
Я был разбит и измят. Меж живых мертвецов
Я давно не слыхал исцеляющих слов.
Спой мне песню! Быть может, Печаль
Улетит от меня в неизвестную высь
И блеснет предо мной долгожданная даль,
И раздастся в душе властный окрик: «Проснись!»
И запела она. И широкой волной
Полились слова песни могучей,
И не знал я, что было со мной
От той песни и нежной и жгучей.
Она пела про край, где нет мертвых людей,
Где царица Тамара живет,
И от песни ее билось сердце сильней,
Таял долго скоплявшийся лед.
Мне под гнетом цепей становилось невмочь,
Мне хотелось уйти от бессилья и снов,
И была не страшна мне осенняя ночь,
И в тот миг я на все был готов.
В вихре диком сжимаются руки
Отпадения в мир сладострастия
Нам самою судьбой суждены.
Бальмонт
Феле П.
В вихре диком сжимаются руки,
Обвивают трепещущий стан.
В сердце боль Сладострастья и муки,
А кругом ароматный туман.
И в тумане огни золотые,
Искривленные страстью уста…
О, мгновенья Любви роковые!
Роковая Безумья черта!
Вот исчезли постылые стены,
Грудь прижата к высокой груди.
Мы ушли из позорного плена —
Море Жизни нас ждет впереди.
Мы несемся в волнах сладострастья,
Оглянуться не хочем назад,
И огни Мирозарного Счастья
Перед нами сверкают, горят.
Мы лежим в упоеньи, как боги…
Что нам взоры и речи людей?
Мы с тобою на верной дороге,
Не сверни раньше времени с ней!
Где-то за гранью алмазною
Где-то за гранью алмазною
Блещет заря огневая.
Слышится песня могучая,
Ветру и шири родная.
Сыплются розы пурпурные
В отблесках горного снега.
Душу смыкает молчание,
Чуется вечная нега…
Синей Печали мерцание…
Реки алмазные слез…
Груди и рук трепетание, —
Блеск умирающих роз.
Лебедя белого пение,
Шум неземной тростника…
Шепчут мне звезды: «Терпение»,
Душу целует Тоска.
Ты нежданно шутя прикоснулась
Л.П.С.
(по недоразумению)
Ты нежданно шутя прикоснулась
К струнам нежным, что в сердце моем,
И оно, как орел, встрепенулось,
Запылав многошумным огнем.
Пьяным роем Мечты прилетели,
Кто-то шепчет мне тихо: «Любовь»,
И Надежды, и Ревность запели
Свою песню могучую вновь.
Вновь мечтаю о береге мирном,
Где бы мог я от бурь отдохнуть,
И в восторге ликующем, пирном
В волнах Счастья навек утонуть.
Но я знаю, ты только смеялась…
Ты не можешь меня полюбить.
Ты спокойной и гордой осталась,
Одиноким остался я жить.
И до пристани мирной далеко,
Те же мертвые волны шумят.
Я опять поплыву одиноко,
Новым мраком и горем объят.
Поплыву, не надеясь на счастье,
Равнодушно живя для людей
И с сознаньем, что в море ненастья
Не видать мне Любви и огней.