О, не дай погаснуть
Тому, что зажглось!
Что зажглось — дыханьем
Прожги насквозь!
Среди снега в поле
Стою и молю;
Обливает месяц
Печаль мою.
Засвети, о боте,
Светильник в ночи,
Растопи под снегом
Мои ключи!
О, как страшно сердцу
Играть и гадать,
Как боится сердце
Мольбы слагать!
Я стою средь поля,
Боюсь вздохнуть.
Обливает месяц
Пустынный путь.
Ночь
Святая книга. Я одна.
За мною — день чернорабочий,
Еще не спала пелена,
Не тороплюсь навстречу ночи.
Лежу так, как легла — ничком,
Не шевелясь усталым телом.
Еще не смолк дневной содом,
Еще нет воли крыльям белым.
Безмолвна под рукой моей
Пророчественная страница.
Ах! Впереди таких же дней
Неисчислима вереница!
Что скажешь в утешенье ты?
Простишь ли в благостной святыне
Всю неулыбность нищеты?
Все малодушие уныний?
Объемлет тяжкий сон меня,
Не давши разгореться мигу.
Сжимает сонная рука
Молчащую святую книгу.
Ничего, что мы забыли божии
Ничего, что мы забыли божии
Сады и не поливаем их?
Отмирают день за днем похожие,
Теряясь в заботах дневных.
Обуяли нас труды безвестные,
За ними не видно нам,
Зацветают ли поля небесные
И лилии есть ли там?
Ах, премудрость нас уводит тайная,
Тяжелой рукой обняв.
Впереди — пустыня бескрайняя
И горечь неведомых трав.
Несвязные строки
Вечереет, и белый покров
Там, за лесом, встает в полусне.
Нет прозрений и вещих снов.
Я сижу между сосен на пне.
Ткется белый туман на лугу,
Горький запах несется с болот,
Я сегодня опять не усну,
Не забудусь всю ночь напролет.
Буду долго и кротко лежать,
Предо мной догорит темнота.
И об имени светлом христа
Прочитаю несмело опять.
Я честна, я права, что молчу,
Не тревожу ничем тишины,
Я свой круг перейти не ищу,
И мне сказки теперь не нужны.
Искушенья и стыд, и вина
Улеглись под одной пеленой…
Только как себе буду верна,
Когда мальчик мой станет большой?
Он волшебное — спросит кольцо:
— чем душа моя, — скажет, — жива?-
И увидит, что бледно лицо,
И услышит простые слова.
Ветер где-то вздохнул и затих,
Солнце низко над лесом стоит.
Это вечер слагает мой стих,
Это дух без святыни скорбит.
Не смерть ли здесь прошла сновидением
Не смерть ли здесь прошла сновидением,
Повеяв в душу осенней страдой,
Сложив костер могильного тленья
Из желто-розовых листьев сада?
Какая тишь за рощею черной!
До дна испита златистость дали,
И мгла полей плывет миротворно,
Забвеньем серым мстя печали…
И вся земля как темная урна
До верху полная пеплом дымным,
И только дух — единый, безбурный
Растет и зреет пустынным гимном.
Не зажигай свечи в ночи
Не зажигай свечи в ночи,
Она потушит
Тот светлый блик, что как родник
Объемлет душу.
Проснется кровь, почует вновь,
Что мир расколот.
И тех же стен без перемен
Тоску и голод.
Благословенна тьма-тюрьма,
Где мы замкнуты,
Где сон-паук заткал в свой круг
Дневные смуты.
Земная плоть! Уйми, сомкни
Слепые очи!
Тебя пасет здесь дух-пастух
В пустыне ночи.
На пиру
(экспромт)
Я на званый пир позвана,
Гости брагу пьют.
Я, наверно, им не равна,
Ты зачем я тут?
На столе хрустали горят.
Как нарядны все!
На меня сейчас поглядят,
Не уйти ли мне?
Что случайная гостья я,
Все заметят вдруг…
Улыбаюсь притворно я
Всем вокруг.
На моей могиле цветы не растут
На моей могиле цветы не растут,
Под моим окном соловьи не поют.
И курган в степи, где мой клад зарыт,
Грозовою тучею смыт.
Оттого, что пока не найден путь,
Умереть нельзя и нельзя уснуть.
И что кто-то, враждуя со мной во сне,
Улыбнуться не может мне.
На лужайке, раскинув руки
На лужайке, раскинув руки,
Лежу. Блаженная лень.
Догорают слова разлуки…
Сегодня троицын день.
Я одна, и в душе веселье,
Уехал горестный друг.
Это — девья лесная келья.
Березы поют вокруг.
Отчего ничего не надо,
Когда весна и — одна?
Сквозь зеленых ветвей преграду
Дорога в небо видна.
Я смогу ль пребыть весенней,
Когда мой князь и жених
Возвратится, не став смиренней,
Из трудных браней мужских?
Ах, не быть ни женой, ни девой,
Расти и таять, как тень,
Прославляя своим напевом
Зеленый троицын день.
На strand’e. Мать Гете и Беттина
(an frau rat und beitina)
Я уж стара, и тебе не обидно, резвушка,
Будет послушать неспешные речи мои…
Тихо пойдем мы с тобой по песчаному взморью
Берегом ровным, едва окаймленным
Пахучею, черной травой…
Будем следить, как огненный шар
Погружается медленно в воду,
Блеском своим золотя и лаская
Неслышный прибой.
Если замедлю твой бег молодой
И твое нетерпенье,
На руку тихо твою опираясь рукой —
Ты мне простишь, когда в сердце
Моем и во взоре
Встретишь любовь ко всему, что
Ты любишь сама.
Тайный ответ угадаешь на тайные думы…
Может быть, юность, сплетаясь со
Спокойным и ясным закатом,
Ярче познает себя…
Мысли твои, как то облако,
Розовым светом нальются
От красок последних усталого мирного солнца…
В сердце ж моем, как по
Дремлющим вечером водам,
Трепетом легким, как рябь золотая,
Юность твоя пробежит,
Все озарив на мгновенье…
Не задержу м тебя. — ты не бойся,
Пойдем!
Чуден на взморье закат.
Мы на солнце смотрели с кургана
Вере
Мы на солнце смотрели с кургана
Из-за сосен, что нас обступили,
Км колонны в готическом храме,
Как бойцы на священной могиле.
Мы смотрели, как солнце скользило
За убогие, черные хаты,
Расстилая по снежной равнине
Все пыланье и славу заката.
Мы стояли, внимая призыву
Сквозь безмолвие чистой дали
И вверяя небесному диву
Всю бескрайность земной печали.
Было в мире молитвенно строго,
Как в готическом, вечном храме,
Мы смотрели и слышали бога
В догорающей глуби над нами.
Моя осень с листьями пестрыми
Моя осень с листьями пестрыми
Завершит без меня свой круг.
Уж не выйду за руку с сестрами
На вечерний, грустящий луг.
Без меня облетят багряные,
Мне последних цветов не жаль.
Не в них теперь необманная
Одинокость моя и печаль.
Я пойду и сяду, покорная,
На развилии трех дорог,
Буду мига ждать чудотворного
И глядеть в огневой восток.
Проплывет ли весть колокольная,
Разольется ль в мире свет, —
Те, кто знают, все богомольные,
Что содеют ему в ответ?
Не спрошу, где путь к сокровенному,
Пусть проходят, неси свой рок.
Я одна останусь блаженная
На развилии трех дорог…
Мне нечего больше отдать
Мне нечего больше отдать.
Вся юность души и желанья,
И смех — были первою данью
Тому, кто нас учит страдать.
Где все, что мне было дано?
Где песни мои и одежды?
А радостные надежды
Разве не взяты давно?
Отымется кров и жилище,
Чем дальше, тем меньше жаль,
Тем легче довлеет печаль
Душе обнаженной и нищей.
Мне (Твоя судьба, твой тайный лик)
Твоя судьба, твой тайный лик
Зовут тебя в иные страны,
Ни бездорожье, ни туманы
Не эаградят последний миг.
Забила ты, где явь, где сон,
И ищешь здесь не то, что нужно,
И не на то твой взор недужный
С больной любовью устремлен.
Еще так много горных стран
Твоя стопа не преступала
И столько зорь не просияло
Над тишиной твоих полян.
В чужом дому нельзя уснуть, —
Неверный кров жалеть не надо,
Ты выйди утренней прохладой
На одинокий, вольный путь.
Росистой мглой луга блестят,
Мир многолик и изобилен,
Иди вперед, — господь всесилен,
И близок пламенный закат.
Млеют сосны красные
Млеют сосны красные
Под струей закатною,
Благовест разносится
Песней благодатною.
Белая монашенка
У окна келейного,
Улыбаясь, думает
Думу незатейную.
«все лихие горести
Я в миру оставила,
Над могилкой каждою
Образок поставила.
Окурила ладаном,
Зельями душистыми,
В странствие отправилась,
Как младенец, чисты.
Вижу, церковь-пустынька
Среди леса малая —
Новую владычицу
Над собой избрала я.
Ясность огнезрачная,
Тихость нерушимая,
Синева прозрачная,
Гладь незамутимая,
С нею обручилась я,
Искупалась в светлости,
Принесла обеты ей
Неподкупной верности.
Облеклась душа моя
Схимой белоснежною,
Сквозь нее проходу нет
Злому да мятежному.
Окропляю думы я
Влагой светозарною —
Застывают гладкими
Четками янтарными».
Тьма ночная сияла,
Пение соборное,
С неба строго глянуло
Чье-то око черное.
Зашуршали крыльями
Думы-птицы темные,
Над землей повеяло
Пламенною дремою.
Хлопнуло окошечко,
Затворилась башенка.
Спит и улыбается
Белая монашенка.
Мерцает осень лилово-мглистая
Мерцает осень лилово-мглистая
И влажно льнет к земле родимой,
Горит любовь непобедимо
Янтарно-чистая.
Осенний ветер шумит просторами,
Дрожит прибрежная ракита.
Повсюду даль во мгле пробита
Людскими взорами.
Перед руками с мольбою вздетыми
Растают призрачные ткани, —
И грусть полей, и тьма желаний
Зажгутся светами.
Вся жизнь земная — богослужение
В душе поверившей, осенней.
Все безграничней и священней
Растет терпение.
Меня спросили
Предчувствие Вяч. Иванова
Меня спросили:
Зачем живу я?
Какой-то клад
Здесь стерегу я.
Где он хранится —
Сама не знаю,
Как страж безмолвный,
Вокруг блуждаю,
Порой так близко
Его я чую,
Что затрепещет
Душа, ликуя…
Но силы нет
Сдержать мгновенье, —
Колышась, тает
Мое виденье…
Я знаю, витязь
Придет могучий,
С рукою сильной,
Со взором жгучим…
Добудет клад он
Из темной бездны
И миру кинет
Потоком звездным…
Взыграет пламя
На светлой тризне…
Тогда могу я
Уйти из жизни.
Марине Цветаевой (Что же, в тоске бескрайной)
«Что же, в тоске бескрайной
Нашла ты разгадку чуду,
Или по-прежнему тайна
Нас окружает всюду?»
— видишь, в окне виденье…
Инеем все обвешано.
Вот я смотрю, и забвеньем
Сердце мое утешено.
«ночью ведь нет окошка,
Нет белизны, сиянья,
Как тогда быть с незнаньем?
Страшно тебе немножко?»
— светит в углу лампадка,
Думы дневные устали.
Вытянуть руки так сладко
На голубом одеяле.
«где же твое покаянье?
Плач о заре небесной?»
— я научилась молчанью,
Стала душа безвестной.
«горько тебе или трудно?
К богу уж нет полета?»
— в церкви бываю безлюдной.
Там хорошо в субботу.
«как же прожить без ласки
В час, когда все сгорает?»
— детям рассказывать сказки
О том, чего не бывает.
Любовью ранена, моля пощады
Да лобзает он меня
Лобзанием уст своих. Песнь песней
Любовью ранена, моля пощады, —
Переступила я святой порог,
Пред духом пали все преграды —
Открылся брачный, огненный чертог.
И все отверзлось пред вратами взгляда,
Я зрела небеса в последний срок —
И встало темное виденье ада
И свет познания мне душу сжег.
А он, супруг, объемля благодатью,
Пронзая сердце огненным копьем —
«я весь в тебе — не думай ни о чем!»-
Сказал. И в миг разлучного объятья
Прижал к устам мне уст своих печать:
«мужайся, дочь, мы встретимся опять!»
Личины спали предо мной
Личины спали предо мной,
В себе замкнулся пламень сжатый;
И только стонет речь глашатай,
Носясь меж небом и землей.
И вижу я в лучах заката
Твой крестный путь, твой путь страстной.
Ты гневно раздвигаешь грани,
Доверясь пламенной тоске,
И тает скорбный сон незнанья,
Сгорая в чернозыбкой тьме.
И ангел твой, как инок строгий,
Идет, не глядя на тебя.
Тяжка, страшна твоя дорога —
Он здесь, у тайного порога
Стоит и, бледный, идет тебя.