О нет, мне не забыть готического склепа,
Где вы покоитесь в порфире и венце,
С руками, на груди скрещенными, в лице
С застывшей мыслию, недвижные, немые
Во мраке мраморы, вы, лики гробовые
Почивших королей… Ты, набожный тиран,
Свирепый Людовик, и мудрый Карломан,
И варвар царственный, ты, богочеловека
Познавший в дикости, и ты, о идол века,
Версальский полубог… державная семья,
Соединенная за прагом бытия
Там небом пламенным, здесь сводом подземелья.
Вот звуки чудные несутся в ваши кельи:
Божественный орган звучит, и вторит храм
Священным трепетом безвестным голосам…
Покойтесь — этот звук не трубы пробужденья,
А человеческий, без дара воскресенья.
Еще не колебал безмолвные гробы
Всё зиждущий глагол архангела трубы,
Но их уж расторгал глагол суда людского…
У мертвых требовать отчета рокового
Народ, как шумный вал морей, сюда проник
И, плюя на лица почиющих владык,
На прахе вымещал ярмо порабощенья.
Кто ж прав, кто виноват?.. Под цепью угнетенья
Не эти ли мужи, тебя в поту чела
Уча как школьника, хранители от зла,
Искусства развили и сеяли науки?..
Созрело семя. Час настал. Ты взрос — и руки
Простер к свободе: «Прочь! не нас уже учить!
Своей указкою довольно нас водить!
Мы сильны, мы взросли, и нянек нам не надо!»
И кости королей изъяты из ограды,
В полях разбросаны при кликах торжества.
И с плахи царская катится голова,
И чернь безумная, кичася наглым правом,
Свирепо пьянствует на помосте кровавом!..
