Глаза устали в даль смотреть
Свирель запела на мосту
А. Блок
Глаза устали в даль смотреть
И смотрят только в вышину,
Уста не могут песни петь
И любят только тишину.
Смертелен воздух снежных гор,
А небо — голубой шатер.
Там стынет медленная кровь,
Нема печаль, тиха любовь.
Любовию тебя я не звала
Любовию тебя я не звала,
Кровь темная, что леденишь и жжешь,
Когда в меня, как в жертву тихий нож,
Вошли глаза прозрачнее стекла,
Как в этот час ты медленно текла,
Как замирала, как будила дрожь,
Кощунственную торопила ложь,
Чтоб я тебя любовью назвала,
Но мне сиял, как самоцветный камень,
Всеочищающий далекий пламень.
Словно голубь из Ноева ковчега
Словно голубь из Ноева ковчега
Девять месяцев блуждало письмо,
С дальнего летело, с оторванного брега
К сердцу путь нашло само.
А мне нет дороги,
Устали ноги.
Для меня ли в небе звездный венец?
На тяжелой сердце, на звонкой цепи,
Видишь рубец?
Затянуть бы цепь, сказать бы спи,
Один конец.
Желтых листьев буйное веселье
Желтых листьев буйное веселье
Осени бездомной новоселье,
Ветра свист в траве еще густой,
Небосвод высокий и пустой.
От травы густой, гнилой и влажной
Голос подымается протяжный,
Крыльями пушистыми шурша,
Мечется ослепшая душа.
Триолет
Я не уйду от сладостного плена
Летучей острой нежности твоей,
И как бы ни грозила мне измена,
Я не уйду от сладостного плена,
Меня обнимет верная Камена,
Все о тебе беседуем мы с ней.
Ах, не уйти от сладостного плена
Летучей острой нежности твоей.
Крылом задела буря наши домы
Вере
Крылом задела буря наши домы,
Весна безудержная хороша,
Но ярче легкой и сухой соломы
Горит опустошенная душа.
Ее когда то захлеснули воды
И высушили ветры злой реки,
И памяти великой и свободы
Лишили бедную. Твоей руки,
О нежный друг, о Ангел Песнопенья,
С тех пор не чувствую, и тяжела
От кос ли тяжких или от смиренья
Мятежная доныне голова.
Еще кипит живое море
Еще кипит живое море,
Еще крылаты корабли,
Восточные ласкают зори
Края томительной земли.
Там на песке прибрежном вечны
Волною смытые следы
Запечатлен миг быстротечный
Острее утренней звезды.
Твоя не обманула ласка
И не солгал мой черный стыд,
Порой из зеркала глядит
Моя трагическая маска.
Как в парнике здесь сыро и тепло
Как в парнике здесь сыро и тепло,
И душно пахнут новые листочки,
И солнце кажется туманной точкой
Сквозь желтое и пыльное стекло.
Прижалась к липе вековой скворешня,
А вот скворца не видно и не жду,
Все изменилось в нынешнем году
И я как будто сделалась нездешней.
Дорогу в парк у сторожа спросила,
Потом дороги вовсе не нашла —
Ущербная любовь след замела,
Непутеводно сердце, что остыло.
Белая ночь
Он целовал меня в часы тревоги
Когда я мирное изгнанье покидала
Когда я мирное изгнанье покидала
Для города тревог и слишком кратких нег,
На холмах уж сгорал последний хрупкий снег
И теплая земля подснежники рождала.
За лошадьми летел, как будто провожая,
Огромный, бурый, злой, медлительный орел,
Орел ли то живой смущал заснувший дол,
Иль птичью плоть прияв, кружила страсть чужая?
Если бедное небо, пробитое звездами
Если бедное небо, пробитое звездами,
Как миллиардами миллиардов гвоздей,
Миллиарды столетий молчавшее, созданное
Чтобы зеркалом быть для стран и морей
Вдруг завоет отчаянным неслыханным воем
На все необъятные тихие миры, —
О земля, наши слезы, которыми поим
Мы тебя, нечестивые наши пиры,
Все покажется шорохом. Но голос постылого,
Голос зовущий и проклинающий
Встанет из черной своей могилы
И в единоборство вступит, возмездия чающий.
Октябрь бессолнечный
Октябрь бессолнечный, безветренная даль,
Гнилое золото — земля, а небо — сталь.
Кидаются сердца, как звери в узкой клетке,
А нежные слова медлительны и редки.
Стоит, как памятник гранитный и немой,
Моя бескрылая победа над тобой.
Глашатай и гонец еще немой любови
Глашатай и гонец еще немой любови
Грозовый жаркий гул неугомонной крови
Гудит, звенит, поет как бы издалека,
А от пожатия уже дрожит рука
И надо мной плывет глухой и нежный голос.
Чтоб сердце темное мое не раскололось,
Молитвы, Господи, я не могу начать,
Мне снится по ночам бессмертных губ печать.
Как ты устало биться и неметь
Есть тайные слова, рожденные в смятеньи
Есть тайные слова, рожденные в смятеньи,
Внимающие им не знают их значенья,
Обломки черного большого корабля
Случайно приютит холодная земля.
Средь горящих, летящих зданий
Средь горящих, летящих зданий
Черный воздух, как черная сталь,
Сумасшедшее сердце восстаний
Старинную гонит печаль.
И летит разорванной тучей
В пьяную ветром ночь
Голос, ясный, простой и певучий —
Ветер, ветер, тебя ль превозмочь?
Когда схлынет, сгинет погоня
И зарей расцветет благодать,
На твоей горячей ладони
Будет мертвое сердце лежать.
Я рада, что синее ночи
Я рада, что синее ночи,
Покрылась ржавчиной сирень,
И тень вечерняя короче
И резче утренняя тень.
Благословлю пустые села
И все погасшие огни.
Нет дней печальных и веселых,
Благие наступили дни.
И памятник погибшей Славы
Уж не тревожит, не язвит —
Весь в звездах, синий, величавый
Измайловский собор стоит.
Ни пестрой славы дом
Ни пестрой славы дом, ни милый дом любви
Меня уж не влекут к веселому порогу,
Я знаю новую, мощеную дорогу,
Дорогу, улицу…. как хочешь назови.
Я вижу буйный день, и площадь и трибуну,
Перед стотысячным противником пою,
Глазами темными в глаза ему смотрю,
И рвется голос мой и рву на лире струны.
Мне лира не нужна, вот грудь моя, приляг,
Мой нежный зверь, мой сын, мой неусыпный враг.
Петербург
Улицы пустынные, как поля,
Под горячим асфальтом притихшая земля,
Дома, разрушенные людьми и пламенем —
Как пролетал над городом, вселенской тревогой дыша,
Огнекрылый, огнеликий Ангел Мятежа,
Как слепил он глаза испуганным и раненым,
Как побеждали, как падали под крылатым знаменем
Утучненная смертью не помнит земля,
Только острее запахли весной тополя
И солнечный бык златорогий,
Почуявший запах крови,
Оставил аравийские, оставил сицилийские знойные чертоги
И, отданный новой Пазифаиной любови,
Встал над столицей, пронзает ее все дни и все ночи,
Память о прошлом сжигает и сына пророчит.
Тебе под мерзлою землею снится
Тебе под мерзлою землею снится
Орлиных крыльев всепобедный шум,
Всех цезарей и всех героев птица
Тревожит строй твоих подземных дум.
И памятник тебе бессмертный снится
А памятник неконченный стоит,
На площади проходит-вереница
Людей и дней, но ждет резца гранит.
Лишь о весне, когда запахнет тленьем
И тихое взметнется воронье,
Бесславные узнают поколенья —
Обиженное сердце здесь твое.
Бывают же на свете лимонные рощи
Видишь, Дворцовая площадь
Видишь, Дворцовая площадь
Нежной травой поросла,
Ветер в небе знамена полощет,
А на знаменах кровь или стертые слова.
Только знаю — слова и кровь
Прославляют нашу любовь,
И цветет любовь, как резной цветок,
На стальном, на искусном мече.
Если смерть нам судил рок,
Умереть хочу у тебя на плече.
Плывут ленивей и светлее дни
Плывут ленивей и светлее дни
И солнце медлит к западу клониться,
Стоит, как геральдическая птица,
Крыла простерши, а крыла — огни.
Беременная шествует весна,
На небе ночью виден след кровавый,
Встревоженные девушки ждут славы,
А женщины печальны и без сна.
И сердце рвется будто старый флаг,
Колеблемый ветрами и победой.
О сердце, людям песню ты поведай,
Иль песней захлебнись, последний враг.
Поющая, вопиющая, взывающая
Старая земля, новый колос
Старая земля, новый колос,
Старые слова, новый голос —
Хлеб, любовь, кровь.
Ныне из плена шарманки,
Слезливых глаз и блудливых сердец
Вырвался голос Ромео, Гракха и Ганнибала —
Смерть, где твое жало?
Слово, горит твой венец!