Алексей Скалдин — Стихи

Памяти Н. К. Чурляниса

I. ВОДОЛЕЙ

Когда январьской темной ночью
Волнообразный Водолей,
Вияся парой мудрых змей,
Зажжется пред тобой воочью —
Взгляни, и знак понять сумей.

Припомни, как сбирались тучи,
Как сотрясалася Земля,
Богов о милости моля,
Как Океан потек могучий
На обреченные поля.

II. РЫБЫ

Над темным Океаном влажный,
Сгущенный воздух, как туман,
И солнца лик во влажном рдян.
Со дна Атлантов род отважный
Незримо зыблет Океан.

В морях гордыню мы омыли.
Слепой, вот брение. Потри
Глаза свои. Смотри, смотри,
Уж Рыбы вещие поплыли:
В морях — одна, и в небе — три.

III. ОВЕН

И на омытом Арарате
Стал Агнец чистый и глядит,
Как моря темный малахит,
Что розами горел в закате,
Иною розою горит.

Родится светлый на Востоке,
Его лучи, как сонмы сил, —
И обнажится теплый ил,
И в берега войдут потоки
Под знаком благостных светил.

IV. ТЕЛЕЦ

Из волн морских Телец спасенный
Выходит на бугор земли, —
И снова взрежут корабли
Простор пучины усмиренной,
Играя в водяной пыли.

А в четких знаках манускрипта
Латинского всегда видна,
Всегда сквозит загадка сна —
В них иероглифика Египта,
Как в зеркалах, отражена.

V. БЛИЗНЕЦЫ

Сошлися майской ночью звездной
Заложники своей вины,
Единой волей сведены
Над узкой каменною бездной,
Отца единого сыны.

То Дионис-Загрей сладчайший
И Сребролукий Аполлон, —
Кому удел определен
Вражды и дружбы величайшей
До истеченья всех времен.

VI. РАК

По каменным обломкам синий
Всползает светлой ночью Рак:
Со дна морей, быть может, враг
Посланца шлет, и хладный иней
В июне падает, как знак.

Таинственно преполовенье.
С глубоким трепетом глядим.
Голубоватый лунный дым,
Струясь, родит в сердцах волненье,
И снится нам Иерусалим.

VII. ЛЕВ

Изогнут знак на небе львиный,
Пять пальм на берегу морском,
В пустыне гор крутой излом.
Выходит Лев, и рык звериный
Со страхом слушают кругом.

Но ляжет кроткий и смиренный
Пред мудрой Девою, когда
На Океаны, города
И на поля свой свет нетленный
Прольет Пречистая Звезда.

VIII. ДЕВА

Прекрасная выходит Дева,
Таинница моей Земли,
Ее, Святую, извели
Из Океана для засева,
Как жертву Божью. О, внемли:

Так в августе, плоды сбирая
И жизни темный бег стремя,
Вновь засеваем озимя
Для жатвы будущего Рая,
Себя предчувствием томя.

IX. ВЕСЫ

Не над бездонною ль могилой,
В круговороте смертных ям,
Подобны призрачным Весам,
Что свешены Предвечной Силой,
Два корабля? — и к небесам

Уходят мачты. Вы ль, титаны,
Один грузили до краев
Тяжелым грузом, чтоб, под рев
Валов высоких, Океаны
Прияли дар в разверстый ров?

Х. СКОРПИОН

В аполлиническом виденье
Встает деревьев строгих ряд,
И Скорпиона жгучий яд
И злобный бег, в ночном боренье,
Предсмертном, сердце истомят.

Гуляет ветер по приволью,
И слышен в поле тихий звон,
Ужалит солнце Скорпион,
Да изболит тяжелой болью
И кротко примет смертный сон.

XI. СТРЕЛЕЦ

В своем круговращеньи время
Шлет за гонцом еще гонца,
И вот, как новый знак конца,
На это каменное темя
Возводит меткого Стрельца.

И тот, вознесши лик суровый,
Подъемлет свой упругий лук,
Слепая мощь узлистых рук
Стрелу пускает с силой новой,
И режет воздух смертный звук.

XII. КОЗЕРОГ

Из погребенной Атлантиды
Изыдет гордый Козерог,
И все пути земных дорог
Он, с блудной дочерью Киприды,
Пройдет как огнеликий бог.

О, братия, не соблазнитесь!
С незримого отсель холма,
Когда падет на долы тьма,
К нам съедет Божий Белый Витязь.
Покиньте, братия, дома!

Холодная, ясная осень.
Вяз золотой и клен багрянеющий.
Сочные гроздья рябины
Сладкими стали от первых морозов.
Под старыми липами,
В редкой, бледнозеленой траве,
Чета неподвижных ворон.
Прямые аллеи,
Скамьи на углах,
Подножия фавнов и нимф
Осыпаны листьем упавшим.
Диана колчан свой убрала огнистою ветвью,
Венера глядит на замерзшие поздние розы.

А чуткие дали прозрачны.
Белеет река уходящею гладью.
Ломается с треском — чуть тронешь —
Иссохший пырей на прибрежьи,
И катятся по льду звенящие полые стебли.

Ухо внимательно ловит созвучья.
Как же не вспомнить и как не запеть о недавнем,
О том, что напели и что нашептали
Весна голубая и знойное лето.

Спокойное сердце ждет.
Знает, что сбудется жданное.

В. К. Ивановой-Шварсалон

Как долго болел я:
Сегодня сентябрь.
Озолотились березы старые.
Здравствуй же, осень веселая!
Здравствуйте, новые сказки,
Новые песни.

В сад выхожу — и радостно сердцу.
Вижу: хозяйкой забытые,
Тяжелые желтые яблоки
С красными тонкими жилками
Клонятся, клонятся…
Падают в желтые листья…
Снег золотой!
Всюду, куда ни глянешь.
Вон на пруду синеющем
Плавно колышется,
Вон на крыльце
Тихо под ветром шевелится.

Солнце глядит, а не жжет,
Бледное
В небе бледном.
Здравствуй же, здравствуй, милая осень!

Пишу стихи, как зажигаю свечи
Пред образом, в тиши благоговейной.
Слова, слова томящие, глухие!
Примите плоть, дабы открыться людям,
Живите жизнью ясною и нужной,
Служите миру дольнему по силе.

Я знаю, этот мир принять вас должен:
Я душу отдаю — какая жертва! —
И, жертвуя, не жду себе награды, —
Что злато мне? и что венок лавровый? —
Но отдаю затем, что в этом даре
Лежит зерно, рожденное для роста, —
Тягчайшего не будет преступленья,
Как умертвить начало новой жизни.

Слова, вы мною рождены, и строгим
Вас пронесу путем к последней цели.
Светите светом трепетным и чистым.

Другу

В Апостольском дому кипит работа:
Назначен пир для избранных гостей.
Там отроки, как пчелы возле сота,
Кружатся у столов и дар кистей,

Что к осени лелеял виноград,
С ломтями крупного подносят хлеба.
Весь в розах зал, как будто вешний сад,
И звезды ясные, мерцая с неба,

Им говорят о том, что нужно свечи
Уже возжечь: настал условный час,
Да в свете радостном польются речи
Сладчайшие, рекомые за нас.

Не знаменье ли тайное дано:
Зима суровая, трещат морозы,
А на столах пурпурное вино
И милые благоухают розы?

Держат совет за чашей круговою
Из гроба темного на белый свет
Идут, омыты дымкой голубою,
Философ, полководец и поэт.

Здесь Александр, Гомер и Гесиод,
Платон и Дант, и Пушкин с Соловьевым,
И многие еще, — венчанный род,
Победные, прославленные ловом

Сердец людских в божественные сети.
Их отроки встречают у дверей.
Сливаются уста в одном привете.
Апостолы с четой своих зверей,

С орлом и ангелом стоят и ждут,
Пока рассядутся. И мудрым словом,
Сжигающим, как раскаленный прут,
Прекрасный Иоанн к заботам новым

О мире, страждущем и вечно ждущем
Своих гостей, поднявшись, призовет,
И скажет так: «Пускай же к темным кущам,
К полям и городам направят лёт

Все девять Муз — к рабочим, пастухам
И к воинам. И легкого Гермеса
Пошлем мы с ними в поиски, чтоб к нам
Из темного подвала, иль из леса,

Иль из дворца богатого поэтов,
Художников достойнейших вели,
И мудрых воинов. Мы, в Розе Светов,
Издалека пришедших и в пыли,

Омывши прах земной с их лиц и ног,
Усталых уберем из роз венцами,
Да тяжкий труд благословят дорог
И, чистые, воссядут вместе с нами».

Это — не город и не деревня.
Два оврага, река и бор;
Мох в пазах, матерые бревна
У преддверия гор.

Булок нет и нету изюма.
Только мясо и сено везут.
А возле из пара и дыма
Дорожный гуд.

И вдали, как царь Монтецума
Над золотом, где тайга и гнус,
Сидит, наряженный в пимы,
Седой тунгус.

Но на золото снова лопату
Через увалы, реки и лес
Несет, весь оборван, патлатый
И пьяный Кортес.

Что же, рой и греби лопата!
Поработай, потом отдохнешь.
И Кортесу хмельное кстати.
Али, малый, не пьешь?

М. А. Кузмину

Колышутся победные знамена,
Крещеные в полях Бородина.
Музыкою вся улица полна,
И ровен шаг гудящий батальона.

Глухая и безмолвная страна.
Орлы побед у каменного трона.
Увидит ли вас трепетная Рона,
К Царьграду ли вас вынесет волна?

Так радостно под вашим знаком темным
По улицам шумливым проходить
И чувствовать, как связывает нить

Тебя, ведущего, со всем огромным,
Что сзади отбивает мерный шаг
И ваш блистательный возносит знак.

Яблоки шлю я тебе на простом нерасписанном блюде.
Дар небогатый прими. После оценишь его.

Разные рядом легли, отражаясь в белой поливе,
И многоцветна игра. Ты погляди и приметь.

Первое нежно сквозит, политое желтеющим соком,
Будто бы липовый мед сердце его напитал.

Белый другого бочок заалелся от щедрого солнца,
Ровно девичье лицо нежным румянцем горит.

Третье же яблоко все в розоватых разорванных жилках;
Тут же и белый налив яблонь любимых моих.

А напоследок кладу два антоновских, крепких, зеленых,
Кислы? Ну что же — не ешь. Лучше письмо дочитай.

Краски и кисти возьми. На окошко поставив посылку,
Прочь занавеску откинь, солнцу окно отвори.

Чистой бумаге поверь многоцветную тайну природы.
Строго, спокойно смотри. Солнце поможет тебе.

А. А. Блоку

Мне было тайно ваше Слово
Поведано, и ныне я,
Как год назад, касаюсь снова
Загадочного бытия.

Мое приемлющее сердце
В тиши подсказывает мне,
Что вижу в вас единоверца,
Но всё же я смотрю извне.

Какое малое оконце!
И Слово всё ушло в слова.
А за окном так ярко солнце,
И к солнцу тянется трава.

Еще томит глухое бремя,
Что налагают шум и толк.
Но вижу День: Иное Время
Преобразит наш сирый полк.

И в мудрой стае лебединой
Мы вместе поплывем туда,
С путеводительною льдиной,
Где блещет рдяная Звезда.

О брат! Когда из вод просветит
Сокрытое на дне кольцо,
Каким сиянием ответит
Твое влюбленное лицо!

Я помню живо… Было лето.
Был вечер серый и прохладный.
Из-за угла мелькнув, карета
Остановилась у парадной.

А с козел слез старик в ливрее.
Он, руку приложивши к сердцу
И сделав мину поважнее,
Открыл таинственную дверцу.

И вылезли два господина
В цилиндрах, с розами в петлицах,
Не то с печатью важной сплина,
Не то с отчаяньем на лицах.

По лестнице они взбежали,
Входною дверью хлопнув резко;
Им стекла вслед продребезжали,
Швейцар же выругался резко.

Так было всё на сон похоже:
Когда негромко позвонили,
Арапа высунулась рожа
И чьи-то тени заходили.

Седая дама в платье черном, —
Поклонница старинной моды, —
Движеньем строгим, но проворным
Раскрыла вещие колоды.

Раскинула. Легла брюнету
Дорога без хлопот и скуки,
И скорая — пройти бы лету…
Вновь быстрые мелькают руки.

Сулят блондину карты что-то
Неясное. Измена злая.
Расходы. Тайная забота.
Опять любовь… «Ужель Аглая

Мне хочет изменить постыдно?»
Товарищу от шепчет, зная,
Что тот ответит безобидно:
«Подумаешь, беда какая!»

Раскланялись. И вниз сбежали.
Не тайную ль несли тревогу?
И снова стекла дребезжали,
И занавесил дождь дорогу.

Швейцар махнул. Запел из чайной
Вдруг граммофон. Рулады. Взвизги.
Но с резвостью необычайной
Помчалися, бросая брызги.