На жутких обрывах земли, над бездною страшных морей выросла башня,
железная башня рабочих усилий.
Долго работники рыли, болотный пни корчевали и скалы взрывали
прибрежные.
Неудач, неудач сколько было, несчастий!
Руки и ноги ломались в отчаянных муках, люди падали в ямы, земля их
нещадно жрала.
Сначала считали убитые, спевали им песни надгробные. Потом помирали
без песен провальных, без слов. Там, под башней, погибла толпа безымянных,
но славных работников башни.
И все ж победили… и внедрили в глуби земля тяжеленные, плотные кубы
бетонов-опор.
Бетон, это — замысел нашей рабочей постройки, работою, подвигам,
смертью вскормленный.
В бетоны впились, в них вросли, охватили огнем их железные лапы-устои.
Лапы взвились, крепко сцепились железным об’ятьем, кряжем поднялись
кверху и, как спина неземного титана, бьются в неслышном труде-напряженьи и
держат чудовище-башню.
Тяжела, нелегка эта башня земле. Лапы давят, прессуют земные пласты. И
порою как будто вздыхает сжатая башней земля; стоны несутся с нивов,
подземелья, сырых необ’ятных подземных рабочих могил.
А железное эхо подземных рыданий колеблет устой и все об умерших, все
о погибших за башню работниках низкой железной октавой поет.
На лапы уперлась колонны, железные балки, угольники, рельсы.
Рельсы и балки вздымаются кверху, жмутся друг к другу, бьют и давят
друг друга, на мгновенье как будто застыли крест-на-крест в борьбе и опять
побежали все выше, вольнее, мощнее, друг друга тесня, отрицая и снова
прессуя стальными крепленьями.
Высоко, высоко разбежались, до жути высоко, угольники, балки и рельсы;
их пронзил миллион раскаленных заклепок, — и все, что тут было ударом
отдельным, запертым чувством, восстало в гармонии мощной порыва единого…
сильных, решительных, смелых строителей башни.
Что за радость подняться на верх этой кованной башни! Сплетенья гудят
и поют, металлическим трепетом бьются, дрожат лабиринты железа. В этом
трепете все — и земное, зарытое в недра, земное и песня к верхам, чуть
видным, задернутым мглою верхам.
Вздохнуть, заслепиться тогда и без глаз посмотреть в почувствовать
музыку башни рабочей: ходят тяжелыми ходами гаммы железные, хоры железного
ропота рвутся в душу зовут к неизведанным, большим, чем башня, постройкам;
Их там тысячи. Их миллион. Миллиарды… рабочих ударов гремят в этих
отзвуках башни железной.
Железо — железо!.. гудят лабиринты.
В светлом воздухе башня вся кажется черной, железо не знает улыбки:
горя в нем больше, чем радости, мысли в нем больше, чем смеха.
Железо, покрытое ржавчиной времени, это — мысль вся серьезная, хмурая
дума эпох и столетий.
Железную башню венчает прокованный, светлый, стальной — весь
стремление к дальним высотам — шлифованный шпиль.
Он синее небо, которому прежние люди молились, давно разорвал,
разбросал облака, он луну по ночам провожает, как странника старых, былых
повестей и сказаний, он тушит ее своим светом, спорит уж с солнцем…
Шпиль высоко летит, башня за ним, тысяча балок и сеть лабиринтов
покажутся вдруг вдохновенно легки, и реет стальная вершина над миром
победой, трудом, достиженьем.
Сталь, это — воля труда, вознесенного снизу к чуть видным верхам.
Дымкой и иглою бывает подернут наш шпиль: это черные дни неудач,
катастрофы движенья, это ужас рабочей неволи, отчаяние, страх и безверье…
Зарыдают сильнее тогда, навзрыд зарыдают октавы тяжелых устоев,
задрожит; заколеблется башня, грозит разрушеньем, вся пронзенная воплями
сдавшихся жизни тяжелой, усталых… обманутых… строителей башни.
Те, что поднялися кверху, на шпиль, вдруг прожгутся ужасным сомненьем:
башни, быть может, и нет, это только мираж, это греза металла, гранита,
бетона, его — сны. Вот они оборвутся — под нами все та же бездонная пропасть
— могила…
И, лишенные веры, лишенные воли, падают вниз.
Прямо на скалы… На камни.
Но камни, жестокие камни…
Учат!
Или смерть, или только туда, только кверху, — крепить, и ковать, и
клепать, подыматься и снова все строить, и строить железную башню.
Пробный удар ручника…
Низкая песня мотора. —
Говор железный машины…
И опять побежали от тысячи к тысяче токи. И опять миллионы работников
тянутся к башне. Снова от края до края земного несутся стальные каскады
работы, и башня, как рупор-гигант, собирает их в трепетной песне бетона,
земли и металла.
Не разбить, не разрушить, никому не отнять этой кованной башни, где
слиты в единую душу работники мира, где слышится бой и отбой их движенья,
где слезы и кровь уж давно претворялись в железо.
О, иди же, гори, поднимайся еще и несись еще выше, вольнее, смелее!
Пусть будут еще катастрофы…
Впереди еще много могил, еще много падений.
Пусть же!
Все могилы под башней еще раз тяжелым бетоном зальются, подземные
склепы сплетутся железом, в на городе смерти подземном ты бесстрашно несись.
И иди,
И гори,
Пробивай своим шпилем высоты,
Ты, наш дерзостный, башенный мир!
