Александр Сумароков — Тирсисъ: Стих

Годъ цѣлый Тирсисъ былъ съ Ифизою въ разлукѣ,
Годъ цѣлый онъ вздыхалъ, и жилъ въ несносной скукѣ.
Въ деревнѣ, жалостно воспоминалъ стада,
И о любовницѣ онъ плакалъ иногда,
Ифиза у овецъ своихъ въ лугахъ осталась,
И помнилось ему, какъ съ нимъ она прощалась…
Какъ въ щастливыя дни ихъ радости текли,
И какъ веселости спокойствіе влекли.
Ни что ихъ тамъ утѣхъ тогда не разрушало,
Что было надобно, все съ ними пребывало.
Кончаетъ солнце кругъ, весна въ луга идетъ
Увеселяетъ тварь, и обновляетъ свѣтъ.
Сокрылся снѣгъ, трава изъ плѣна выступаетъ,
Источники журчатъ, и жавронокъ вспѣваетъ.
Приближилися тѣ дражайшія часы,
Чтобъ видѣть пастуху пастушкины красы.
Къ желанной многи дни стенящаго отрадѣ,
Отецъ опять нарекъ быть Тирсису при стадѣ.
Все паство на умѣ и милый взоръ очей,
Все мыслитъ, какъ опять увидится онъ съ ней.
День щастья настаетъ, и скуку скончеваетъ,
Отходитъ Тирсисъ въ лугъ, и къ паству поспѣшаетъ.
Но весь шелъ день, пришелъ, зритъ ясную луну,
Свѣтило дневное сошло во глубину.
Но ясныя ночи тоя ему начало,
Знакому разсмотрѣть пустыню не мѣшало,
Повсюду мечетъ взоръ, на все съ весельемъ зритъ,
И тропка Тирсиса тутъ много веселить.
Вотъ роща, гдѣ моя любезная гуляеть,
Вотъ рѣчка, гдѣ она свой образъ умываеть.
Подъ древомъ тамо съ ней я нѣкогда сидѣлъ,
Съ высокой сей горы въ долины съ ней глядѣлъ.
Въ пещерѣ сей она въ полудни отдыхала,
И часто и меня съ собой туда зывала,
Гдѣ лежа на ея колѣняхъ я лежалъ,
И руки мягкія въ рукахъ своихъ держалъ.
Сей мыслію свой духъ въ пустынѣ онъ питаетъ,
И сердце нѣжное надеждой напаяетъ.
Приходитъ на конецъ ко стаду онъ тому,
Которо отъ отца поручено ему.
Собаки прежняго хозяина узнали,
И ластяся къ нему вокругъ его играли.
Исполнилося то хотѣніе ево,
Что быть ему въ мѣстахъ желанья своево,
Но Тирсисова мысль и тутъ еще мутилась:
Ну естьли, мыслитъ онъ, Ифиза отмѣнилась,
И новы радости имѣя въ сей странѣ,
Въ невѣрности своей не помнитъ обо мнѣ!
Я знаю, что меня она не ненавидитъ,
Но чая, что уже здѣсь больше не увидитъ,
Ахъ! Можетъ быть она другова избрала,
И для того уже мнѣ суетно мила.
Съ нетерпѣливостью узрѣть ее желаетъ;
Но ночь, къ свиданію ево не допускаетъ,
Которая ему заснути не дала;
Ифиза во всю ночь въ умѣ ево была.
Какъ радостно ево надежда услаждала,
Такъ тяжко мысль при томъ сомнѣніемъ терзала.
Глаза не жмурятся, что дѣлать, востаетъ;
Но солнце на луга изъ волнъ морскихъ нейдетъ.
Какъ ночи долгота ему ни досаждаетъ,
Оно обычнаго пути не премѣняетъ.
Восходитъ по горамъ Аврора на конецъ,
И гонятъ пастухи въ луга своихъ овецъ.
Всѣхъ Тирсисъ зритъ, не зритъ Ифизы онъ единой,
Не знаетъ, что ему причесть тому притчиной:
Гдѣ дѣлась, говоритъ Ифиза? Знать взята
Отселѣ ужь ея въ деревню красота!
Мы розныхъ деревень, и жить съ ней будемъ розно.
Почто на паство я пущенъ опять такъ позно!
Уже меня весна не станетъ услаждать,
Вездѣ и завсегда я стану воздыхать.
Коль здѣсь Ифизы нѣтъ; уйду въ лѣса дремучи,
Исполню стономъ ихъ, слезъ горькихъ токи льючи,
Лишенъ людей съ звѣрьми я тамо буду жить,
И жалобы горамъ въ пустыняхъ приносить.
Но вскорѣ и онъ овецъ препровождаетъ,
Идетъ послѣдняя, о Тирсисѣ вздыхаеть.
Когда свою пастухъ любовницу узрѣлъ,
Съ веселья вымолвить ей снова не умѣлъ,
А ей чувствительняй еще та радость стала,
Она увидѣла, чево не ожидала.
Не вспомнилась она, и плача говоритъ:
Не въ сновидѣніиль здѣсь Тирсись предстоитъ?
Я зрю мечтаніе, и сердцу лицемѣрю;
Нѣтъ, вижу истинну, но ей почти не вѣрю.
Я въ явѣ предъ тобой, любовникъ ей вѣщалъ,
И съ тою жь вѣрностью, какъ духъ тебѣ вручалъ.
Я мышлю, что и я не въ суетной надеждѣ:
Таковъ ли милъ теперь тебѣ, какъ быль я прежде?
Ифиза говоритъ: разставшися съ тобой,
Я думала, что я разсталася съ душой,
Тѣхъ мѣстъ, гдѣ я часы съ тобою провождала,
Ни разу безъ тебя безъ слезъ не посѣщала:
Съ тоской встрѣчала день. Съ тоской встрѣчала ночь,
Мысль грустна ни на часъ не отступала прочь,
Въ разлучно время я ничемъ не утѣшалась,
Цвѣтами никогда съ тѣхь дней не украшалась.
И можетъ ли то быть чтобъ сталъ ты меньше милъ,
Тебя хоть не было, твой духъ со мною жилъ.
Ты въ сердцѣ обиталъ моемъ неисходимо,
И было мной лицо твое повсюду зримо;
Но ахъ! Не къ щастію, но въ горести своей,
Въ то время я была любовницей твоей.
О радостны часы! О время дарагое!
Я буду жить опять въ сладчайшемь здѣсь покоѣ!
Приди возлюбленный, скончавъ прелюты дни,
Къ симъ соснамъ, гдѣ съ тобой бывали мы одни.
Тамъ рѣчь моя ни кѣмъ не будетъ разрушенна,
Здѣсь долго не могу я быть уединенна,
Приди ты на вечерь, какъ прежде приходиль.
Я мню, что ты сихъ мѣстъ еще не позабылъ.
Ты много въ ихъ имѣль Ифизина приятства:
Но будешъ ихъ имѣть и нынѣ безъ препятства.
Съ какою радостью потомъ сердца ихъ ждутъ,
Всѣ грусти окончавъ дражайшихъ тѣхъ минутъ!