Александр Сумароков — Октавiя: Стих

есмѣлый Аристей стоная ежечасно,
И жалуясь на рокъ пуская стонъ напрасно,
Октавіи, любви своей, не открывалъ,
И ею бывъ любимъ, любилъ и унывалъ.
Пастушку и Филинтъ какъ онъ любилъ подобно,
Хотя о страсти зналъ онъ дружеской подробно.
Со Аристеемь жилъ онъ дружно будто братъ;
Но страсть любовная впустила въ сердце ядъ.
Онъ страсти своея ни чѣмъ не утоляетъ:
Отца Октавіи въ послѣдокъ умоляетъ,
Сказавъ о дочери ему свой тяжкій стонъ:
И соглашается на бракъ дочерній онъ.
Нещастный Аримтей въ отчаяніи тонетъ;
Любезная ево ему подобно стонетъ;
Октавіи онъ милъ, ему мила она.
Не свѣтло солнце имъ и не ясна луна:
Журчатъ въ уныніи ліющіясь потоки,
И вѣтры тихія Бореи имъ жестоки:
Синѣютъ во очахъ зѣленыя луга,
Въ ушахъ шумятъ лѣса и стонутъ берега.
Филинтъ на паствѣ семъ скотиной изобиленъ:
Октавія робка, отецъ во власти силенъ,
И не извѣстна ей любовника любовь,
Колико ни горитъ во Аристеѣ кровь.
Не зритъ Октавія себѣ взаимной страсти;
Но не противится отцовой сильной власти.
Колико Аристей, Филинту, ни пѣняль,
Филинтъ намѣреній своихъ не отмѣнялъ.
Уже плачевный день, день брачный наступаетъ,
Невѣста во слезахъ горчайшихъ утопаетъ:
Уже Цитерскій храмъ на холмѣ возвышенъ,
И благовонными цвѣтами украшенъ,
Гдѣ лавры сей талать прохладно осѣняли,
И вѣтвія свои ко крышкѣ преклоняли.
Насталъ Октавіи, насталъ ужасный часъ:
Любовникъ къ ней идетъ, уже въ послѣдній разъ;
Ни мыслей, ни рѣчей своихъ не учреждаетъ,
И горькія тоски ни чѣмъ не побѣждаеть:
Почти безъ памяти къ Октавіи подшелъ.
Въ какомъ отчаяньи любезну онъ нашелъ!
Растрепанна, глаза на небо простираетъ,
Терзаетъ волосы, блѣднѣетъ, обмираетъ,
И пастуха узрѣвъ любима у себя
Вскричала: Аристей, я стражду отъ тебя;
Къ тебѣ горячая сей злой любовь судьбою;
Я можетъ быть теперь умру передъ тобою.
Прости любезная пустыня на всегда,
Луга и быстрыхъ струй журчащая вода:
Простите берега крутыя етой рѣчки
И птички рощей сихъ и вы мои овѣчки!
Живи любезная, когда тебѣ я милъ!
Любовь согласная довольно дастъ намъ силъ,
Сему насилію, горя, сопротивляться:
О страсть пора тебѣ съ обѣихъ странъ являться!
Что я толь щастливъ былъ, не вѣдалъ я по днесь.
Отецъ ко мнѣ идетъ; совмѣстникъ твой съ нимъ здѣсь.
Родитель не могу своей противясь долѣ,
Любя ево твоей повиноваться волѣ:
И всѣ твои уже приказы мнѣ вотще:
Я жертвовала имъ не вѣдая еще,
Колико лютое усиліе мнѣ злобно,
И что влюбненную и онъ любиль подобно.
И прежде тихъ Зефиръ потоки возмутитъ,
Китъ тяжкій изъ валовъ на воздухъ возлетитъ,
Совьють во глубинѣ сихъ рощей птицы гнѣзды,
На землю ниспадутъ блистающія звѣзды,
Ахъ! Нежель я въ любви съ Филинтомъ соглашусь,
И ради я ево любовника лишусь.
Любезныхъ чадъ отцы въ бѣдахь не покидаютъ:
И тигры лютыя птенцовь не поядають:
Щадить дѣтей своихъ свирѣпая змѣя,
И я, родитель мой, любезна дочь твоя.
Съ ея желаніемъ толико онъ согласенъ,
Колико оный часъ Филинту былъ ужасенъ.
Въ одну минуту въ немь перемѣнился видь:
Невѣрнымь дружествомъ навлекъ себѣ онъ стыдъ:
Плодомъ который имъ безстыдно насаждался,
Бездѣльство учинивъ, Филинтъ не наслаждался.
Бѣжитъ какъ дикій звѣрь ко темнымъ онъ лѣсамъ,
И яму другу рывъ, въ ту яму палъ онъ самъ.
А Гименъ и Еротъ любящихся спрягаютъ:
Любовннки утѣхъ желанныхъ достигають:
И стона своево скончавъ печальны дни,
Въ готовомъ шалашѣ осталися одни:
И вмѣсто прежнія любовныя отравы,
Тамъ чувствовали всѣ цитерскія забавы.