1
Не пройти вам по улицам нашим,
да и мне никогда не пройти
мимо окон, где свет был погашен,
когда всем вы сказали: прости.
Старше вас я по возрасту вдвое,
хоть явился намного поздней,
но в окне моем свет над Москвою,
зябкий свет ваших питерских дней,
тот негреющий, зимний, жестокий,
как торжественный хор Эвменид,
ваша вьюга сечет мои щеки,
ваш фонарь мне лицо леденит.
Это только пространство иное,
тот же день, тот же час, тот же миг
над каналом склоняемся двое,
и все это уже не из книг.
2
Детство. Сон мой о полдне, о лете,
о листве, шелестящей в окне.
Помню ваше лицо на портрете,
от которого дрожь по спине.
То ли юноша, то ли старуха
в пышных девичьих темных кудрях.
Странный образ бездомного духа,
на детей наводящего страх,
облик ваш в нашей старой квартире
из нездешнего мира возник,
мне тогда было года четыре.
И виденье пришло не из книг,
а оттуда, оттуда, оттуда,
из какого-то смутного сна,
где любое явленье — причуда,
где ни края, ни грани, ни дна.
3
Я, родившийся в холод собачий,
под метелью, под вой за окном,
знаю сердцем укол неудачи,
вижу тень вашу в доме пустом,
жизнь в квартире чужой на постое,
одиночество среди друзей.
А бездетность — что значит такое
среди нашей сумятицы всей?
За окном заметает заносы,
след ложится на белый настил,
чернь штыка, огонек папиросы…
Сам я тоже в патрульных ходил.
В черно-белом окне, в этом пегом,
вижу красные флаги, а там —
лик Христа, занавешенный снегом
в день Второго Пришествия к нам.
