Склонись, Любовь, излей себя слезами,
Пусть вздохи обручем тугую сдавят грудь,
Веселья край забудь,
Сомкни уста, закрой лицо руками,
Услышь роптанье горести людской;
Из тяжких вздохов сшей себе одежды —
Обтянет плоть наряд,
Укрась обильно болью и бедой,
И пусть страданья, горе без надежды
На рукавах и вороте блестят.
О лютня, ты играешь в землях смерти,
Висишь на дереве холодной, злой страны;
Здесь песни Трёх слышны:
Любовь, Век, Грех в унылой круговерти
Страстей — стенают каждый о своём;
Уста разбитые, смягчите резкий голос,
Хочу молить о ней;
Пусть поцелуй вас обожжёт огнём —
Касанье милой уст пьяней вина казалось,
Милей покоя — истеченье дней.
Любовь, ты знала, как она прекрасна,
Ты знаешь, Век, что лучшей не найти,
Пока рукой с пути
Ты не сметёшь свет солнца ясный,
Луны сиянье не изгонишь прочь.
Припомни, Грех, что стыд она сумела
Без боя покорить;
Лобзаньем Стыд решилась превозмочь,
Свежее розы, губ коснулась смело,
Сама его сумела устыдить.
Венера в эту ночь стоит у изголовья,
Царицы чёрный плащ весь золотом расшит,
Лик взору моему открыт,
Бледны ланиты и печальны брови,
А лоб покрыла смерти белизна.
В кудрях её бурлит волна морская,
Блестит руном златым.
Голубкой раненой глядит она,
Искристой пылью злато опадает,
Агаты, жемчуг обратились в дым.
Пестры одежды цвета нежного сандала —
Изображеньями весь тонкий стан обвит
Великих тайн любви,
Что, как лоза вино, восторг в себя вобрала:
Улыбки девушек и танцы голубей,
Невесты стыд в покоях брачной ночи,
Лобзанья в темноте,
И тех печаль, кто любит всё слабей,
Кому лишь тяжкий бред смежает очи,
Кто сердце сжёг и бродит в пустоте.
А слёзы, что из глаз Венеры пали,
Мне залили лицо, как кровь, и тот поток
Палит огнем, жесток:
Встань, оглянись — уста её сказали,
Всё, что манило благом, красотой —
Всё время унесло от нас навеки,
И та от нас ушла,
Что словно небо пред земной тщетой,
Иль сад цветущий перед голой ветвью —
Ничтожна похвала;
Унесена и та, кому Любовь служила,
А к ложу с поцелуями склонялись короли,
Кладя дары Земли —
Дроблёный нард, что лишь богам курили,
Мёд в сотах и прозрачное вино;
Чей поцелуй преображал дыханье
В благоуханный жар,
Струились кудри белоснежным льном,
Сверкали очи — солнце утром ранним,
Слепили взоры, как огня удар.
Узрел я мою даму в отдаленье —
В короне, мантии, но лишь фантом она,
Красива и бледна,
И сомкнут рот, что вызывал влеченье;
Прекрасны мёртвой синевой виски,
Глаза сокрыли за изгибами ресницы,
Прекрасны, будто свет,
Круги кудрей, но как хрусталь хрупки,
Прекрасно тело, но, подобно багрянице
Заношенной, убито грузом лет.
Увы! Густые кудри слёзы заливают,
И влага глаз моих смочила платья лиф,
Ей шею оросив,
И грудь, что к поцелуям призывает,
Там, где живут два розовых цветка,
Где разделяются они — но разве вы забыли?
Остался аромат,
Увы, лишь сладость сохранят шелка,
И золотые листья стынут в снежной пыли,
Любому сердце грустью омрачат.
Увы! Минули дни, когда Бог совершенством
Тебя дарил, и мне досталось от щедрот:
Душа твоя — добро,
Одежды — милосердье и блаженство,
И высшей милостью сияла грудь,
В дни те, когда Он призирал за нами;
Любовью взор дышал,
А к волосам весь мир мечтал прильнуть,
И добродетель пребывала в тела храме,
Какой не каждого наделена душа.
Теперь, баллада, собери ей маки,
Плоды шиповника бесцветные, сухие,
Земли холодной злаки,
И ноготки, и зелья колдовские,
Траву, что высохла и не была пожата;
Букет печали ты прижми к груди рукой,
Лик Смерти отыщи, пока не гаснет свет,
Скажи: «Хозяин раньше был Любви слугой,
Теперь тебе служенья дал обет».
Склонись пред ней, вздыхая, о баллада,
Не оборачиваясь, ей иди навстречу,
Да не случится так:
Ко мне однажды ты войдешь под вечер,
А за тобою — Смерти мрак.