С Тобой беседую. Не слов, но мыслей звуки
Прими, о Царь небес, и гость моей души!
С Тобой беседую в полуночной тиши,
Когда не спят одни отчаянные муки.
Немею пред Тобой, не имут слов уста.
Вдали — Ты властвуешь, Твоей всё служит воле,
Вблизи — Ты служишь сам; Ты в небе — на престоле,
А в сердце у меня — Ты под гвоздём креста.
И от меня к Тебе — светилу — солнцу — мчится
Как луч Твой каждая из добрых, чистых дум,
И возвратясь ко мне, мой озлащает ум:
Луч послан; луч блеснёт и блеском отразится.
Мой каждый шаг к добру, о горний Властелин,
Твой украшает трон — и нет наградам меры.
Как Ты на небесах пусть так дарами веры
Сияет на земле твой раб, твой бедный сын!
Ты — Царь мой; Ты же мой и подданный гонимый,
Грешу ль я мыслью: мысль эта есть копьё,
Которым тело вновь пронзается Твоё.
Грешу ль желанием: то — оцет, подносимый
К святым Твоим устам. Тебя терзал я,
И в гроб тебя пока не вгонит злость моя,
Как раб, которого властитель лютый губит,
Ты терпишь: пусть же сам сей злобный господин
Несёт как Ты свой крест, и мучится и любит
На этом свете — он мучитель Твой и сын!
С заразою в душе я к ближним обратился
И все сомненья им тревожные открыл:
Недобрый человек с презреньем отскочил,
А добрый сжалился, но всё ж отворотился.
Целитель неземной! С надзвёздной высоты
На язвы те глядишь без отвращенья ты.
Где из души моей, среди глухих собратий
Я мог извлечь лишь стон, который меж клятий
Так звучен в адской тьме и тих во мгле земной,
Глубокий, тяжкий стон — стон совести больной, —
Ты, грозный Судия, животворящим духом
На совесть мне дохнув, внимал мне чутким слухом.
Когда спокойным я земной толпе кажусь,
С душевной бурею я пред людьми таюсь;
Под мглою гордости, чтоб не разить их очи,
Я прячу пламя стрел, рождаемых грозой:
На лоно лишь Твоё, Отец, средь тихой ночи,
Истаяв, эта мгла вдруг падает — слезой.
пер. Владимир Григорьевич Бенедиктов
